Heiwa — @дневники: асоциальная сеть

пятница, 30 сентября 2011

22:12

С праздником

I'm so gay that can't even drive stright

Сегодня день переводчика и сканлейтера. Посему поздравляю всех, кто тратит силы на перевод чужой мысли в доступные большинству слова и сканлейт. Успехов и сил на данном поприще!

@темы: с праздником

URL

вторник, 27 сентября 2011

22:28

Принцы Пограничья

I'm so gay that can't even drive stright

название: Принцы Пограничья

автор: Дэн Абнетт
дата выпуска: 25.01.2007

Перевод: в процессе
Частей: 6 из 31

переводчик: я

Описание: Что-то чужеродное проникло на Землю. Оно наблюдает за нами. Команда Торчвуда изо всех сил старается найти и обезвредить чужаков, прежде чем кто-то пострадает. А что если вы один из тех, кому уже был нанесен вред? Что если вы пытаетесь найти то, что должно оставаться тайной? Принцы пограничья наблюдают за нами, и они пойдут до конца…

Данный перевод не преследует целью получение материальной выгоды.
Главы 1-5

Глава 6

@музыка: Elvis Presley - It's impossible

@темы: перевод, дэн абнетт, принцы пограничья, аудиокнига, торчвуд

URL

вторник, 20 сентября 2011

21:59

Принцы Пограничья

I'm so gay that can't even drive stright

название: Принцы Пограничья
автор: Дэн Абнетт
дата выпуска: 25.01.2007

Перевод: в процессе
Частей: 4-5 из 31

переводчик: я

Описание: Что-то чужеродное проникло на Землю. Оно наблюдает за нами. Команда Торчвуда изо всех сил старается найти и обезвредить чужаков, прежде чем кто-то пострадает. А что если вы один из тех, кому уже был нанесен вред? Что если вы пытаетесь найти то, что должно оставаться тайной? Принцы пограничья наблюдают за нами, и они пойдут до конца…

Данный перевод не подразумевает под собой получение материальной выгоды.

Главы 1-3

Главы 4-5
Глава четвертая

Железные звенья впились в ее пальцы. Гвен свисала, переполненная болью и страхом, когда часть забора, за которую она держалась, начала отрываться от кольев.

– Держу тебя, – сказал Джек, который и вправду схватил ее. Он взялся за запястья и с небольшим усилием вернул ее на твердую землю.

– О черт, – пробормотала она. Какое-то время ей пришлось полежать, сердце колотилось. Она потерла пульсирующие пальцы. – Я думала, что…

– Но нет, – сказал Джек.

– Я правда думала, что…

– Но нет же, – повторил Джек.

Гвен глубоко вдохнула.

– Спасибо тебе.

Джек отмахнулся от ее благодарности. Он выглядел издерганным, раздраженным и не похожим на себя.

Толпа исчезла за береговой линией. Джек уже поднимался по ступеням дамбы.

– Идешь? – спросил он.

Она поднялась на ноги и последовала за ним.

– Ты в порядке? – уточнила она.

– Если это не окажется концом света, я всем устрою жесткий разбор полетов, когда покончим со всем.

– А если это конец света?

Джек перескакивал через каждые две ступеньки.

– Тогда скажу все по существу, как только появится время.

– Джек?

– Парад дилетантов, – сказал он больше себе, чем ей. – Это настоящий бардак даже по нашим завышенным критериям.

– Джек!

Он проигнорировал ее и не остановился. Они слышали голосанаверху и видели мерцающие голубые огни, пульсирующие и бегающие по темным зданиям впереди.

– Я возьму это, – сказал Оуэн полицейскому.

Для вящей убедительности собственных слов он вырубил полицейского обухом пистолета. Полицейский упал ничком поперек ботинка своего напарника. Оуэн выловил предмет из его сжатого кулака. Толпа замыкалась вокруг него, хватая его за волосы и возмущаясь.

Боль отрезвила его. Чувство того, что ему двинули по зубам, подарило Оуэну чудесную ясность мысли и подстегивающую ярость. Пинками и кулаками он бросился сквозь толпу, смакуя каждый ответный удар, и начал

пробивать дорогу через нескоординированную, шаткую блокаду.

Что-то начало просачиваться через боль, что-то приятное иприглашающее. Оно исходило из его головы, рук, перетекало из головы в чресла. Такой приток сил. Большой, большой приток.
– Оуэн!
– Что?
– Оуэн, отпусти его! Не держи так долго! Нельзя так долго держать!
Оуэн моргнул. Мир был полон голубых огней. Фары полицейской машины. Другие огни.
– Оуэн!
Оуэн вновь моргнул, расфокусировал взгляд и увидел Джеймса. Джеймс отталкивал людей, протискиваясь к Оуэну.

– Дай его мне! Нужно взять его в SUV! В контейнер, помнишь?

– Вообще-то не обязательно, – ответил Оуэн.

– Дай его мне!

Оуэн направил пистолет в лицо Джеймсу. Джеймс уставился на дуло широко раскрытыми ошарашенными глазами.

– Оуэн? Приятель?

– Моя очередь, – сказал Оуэн.

***

И Джек, и Гвен почувствовали это, словно внезапно изменилось атмосферное давление или будто в ушах резко прекратился хронический шум. Дождь неожиданно стал холоднее.

Округа выглядела, как после бомбежки. Несколько человек продолжали бесцельно раскачивались. Многие попадали на землю под дождем. Некоторые всхлипывали и стонали, другие сидели молча или похрамывали, были и те, кто обескуражено огладывался.

Бормотание прекратилось.

Джек и Гвен прошли мимо полицейского автомобиля. Его вращающиеся фары отбрасывали пляшущие огни, как на дискотеке 80-х.

– Что происходит? – спросил у них мужчина средних лет, опираясь на правое крыло полицейского автомобиля словно был болен. Его измученный голос дрожал. – Какого черта тут происходит?

Они слышали, как кого-то звали по имени. Маленькая девочка распласталась, плача и зовя мать.

Джеймс сидел на дороге, прислонившись спиной к одному из колес SUV. Люк машины был открыт. Гладкий стальной контейнер лежал на земле между его ног. Джеймса покрыл лицо руками.

В пяти ярдах поодаль на асфальте на спине лежал Оуэн, моргая из-за дождя. Он резко сел.

– Какого… – начал он, – дьявола?

Гвен и Джек подошли к Джеймсу. Тошико появилась и, слегка прихрамывая, пошла с ними в один шаг. Джеймс смотрел, как они приближаются. Он слабо улыбнулся и постучал по контейнеру перед собой.

– Есть, – сказал он. – Пояс верности. Стопроцентный пояс верности.

Глава пятая

На обратной дороге в Хаб никто особо много не говорил. Джек водил резко и грубо, словно спешил из-за какого-то неотложного дела.

Когда зубчатая дверь откатилась, и они пошли в темное помещение, их ждал Янто. Он хотел было заговорить, но потом передумал. И вовсе не из-за усталого, измученного взгляда их глаз, царапин, порезов, и разодранной одежды. Не из-за острожного прихрамывающего Джеймса и помогающего Тош Оуэна.

Он промолчал из-за жесткого блеска в глазах Джека Харкнесса. Янто видел такой взгляд всего раз или два до сего момента, но он знал, что при нем лучше молчать. Джек прямиком поднялся в свой офис, забрав контейнер. Почти сразу после они услышали щелчок старой тяжелой сейфовской двери.

Оуэн сел за свой рабочий стол, выдавил два болеутоляющих на ладонь и запил колой из стоящей на столе банки. Он вздрогнул, когда к губам прикоснулся холодный металл.

– Так, – сказал он, – медосмотр. Давайте покончим с этим, пока у меня весь интерес не вышел.

– Ты первая, Тош, – сказал Джеймс, опираясь на край своего стола, чтобы снизить давление на ногу. – Тебе чуть голову не оторвали.

– На тебя машина наехала, – парировала Тошико, – Ты наверняка что-нибудь сломал. И у Гвен руки…

– Руки Гвен в порядке, – отозвалась Гвен, погладив раны там, где звенья цепи ободрали пальцы и ладони. – Гвен просто нужен антисептический спрей, напиться вусмерть и дайте-ка подумать… – она оглядела остальных, – …длинные каникулы на Мальдивах?

Оуэн фыркнул и тут же пожалел об этом – нос снова закровоточил.

– Боже, – побормотал Джеймс, – мы все в хлам, разве нет?

Все стали разглядывать друг друга: царапины, рваные раны, опухшие губы, шишки.

– И все же, – сказал Джеймс, – есть и хорошая сторона. Это был не конец света.

Они начали смеяться.

– Хватит, – запротестовала Тошико, – у меня ребра ноют от смеха.

Отчего-то это всех еще больше развеселило. Их дружный смех эхом отдавался по всему Хабу.

– Думаю, это и вправду весело. – Джек стоял у дверей своего офиса. И даже не улыбался. – То есть, – произнес он, делая пару шагов вперед, – именно то, чего мы заслуживаем. Насмешек.

– Ой, ладно тебе, Джек, – сказала Гвен. – Если не смеяться, то что еще делать?

– Ну, не знаю, – ответил Джек. – Может быть, не вести себя как кучка клоунов, например? То, что происходило сегодня вечером, было просто позорно.

– Что? – застыла на месте Тошико. – Джек?

– Ты слышала, что я сказал, Тош. Ты что, не видела, какой беспорядок мы оставили за собой сегодня? Сорок с лишним гражданских лиц в не соответствующем им виде, как минимум трех умерших. Трудно назвать это тайной
операцией.

– Нам пришлось действовать быстро, – сказала Тошико. – Как гром среди ясного неба. Пришлось импровизировать.

– И простите, конечно, – вставил Оуэн, – но там был явный дисбаланс сил.

– Я ожидал большего, – устало покачал головой Джек. – Много большего. Это Торчвуд, а не любительский театр.

Он отвернулся.

– Эй! – крикнула Гвен.

– Попридержи свое "эй" на то время, когда мне будет до этого дело, – поверх плеча ответил Джек, идя обратно в офис.

Гвен посмотрела на остальных, а потом вскочила след за Джеком.

– Эй!

– Я не шучу, Гвен, – сказал Джек. – Не "эйкай" мне прямо сейчас.

Она все равно пошла в его офис. Он сидел за столом со стеклянной столешницей.

– Да как ты можешь? – спросила она.

– Не хочешь дверь закрыть? – уточнил он.

– Нет.

– Ты думаешь, я хочу, чтобы ты закрыла дверь?

– Мне плевать, честно. Как ты можешь?

Джек взглянул на нее.

– Ты скажи.

– Нам сегодня надрали задницы. Надрали их. Я знаю, Тош ранена хуже, чем позволяет понять, Джеймс, должно быть, совсем покалечен. И Оуэн тоже, но он строит из себя мачо.

– Старый добрый Оуэн.

– В чем, черт дери, твоя проблема?

Джек откинулся на спину.

– Мы должны были быть выше всего этого. Должны были решить все быстро и чисто, прежде чем кто-нибудь узнал. Одна нога там, другая здесь. Завтра в "Вестерн Мейл" будет твориться черти что, Гвен. Изобиловать мистикой. Смертью. Мы не сможем скрыть это. Быстро принять меры. Нет времени стирать память или подстраивать смерти. Получился просто огромный бардак.

– Мы сделали все, что могли и…

– Я не об этом говорю. Этого было недостаточно. Абсолютно недостаточно.

– Я, между прочим, сказала "и", – вставила она.

– Ну так удиви меня с "и".

– И мы победили, собиралась сказать я, – произнесла Гвен. – Мы остановили это. Мы его заточили, хотя это чуть не убило нас.

Джек пожал плечами и поднялся на ноги. Он смотрел на нее.

– Знаешь, что я думаю? Думаю, ты злишься на меня, Гвен Купер, потому что я назвал вас любителями.

– Вообще-то нет, – ответила Гвен. – Я прекрасно осведомлена о своем любительском статусе. Как и Тош, Джеймс и Оуэн. Видишь ли, дело в том, что, как нам известно, в таком деле могут быть лишь любители. Возможно, за исключением тебя, Джек. Мы всегда будет любителями. С тем, с чем нам придется иметь дело, Джек. Со всем этим, мать его.

– Вот этого я и боюсь, – ответил Джек.

Гвен вздохнула и покачала головой.

– Иногда… – выговорила она.

– Что иногда?

– Иногда ты можешь быть самой большой задницей, которую можно только представить.

– Это все? – спросил Джек, снова присаживаясь. – Высказалась?

– Думаю, да.

– Я тоже так думаю. Иди и проверь остальных. Не возвращайся, пока не прекратится моя головная боль.

– Как я узнаю, что она прошла?

– Я буду разоружен.

– Смешно. Ха-ха.

– Посмотри мне в лицо.

– Ни за что, – ответила она и выскочила.

На полпути в медотсек она остановилась. "Ни за что?" Ей что, шесть лет?

– Просто синяк, – сказал Оуэн отдирая пластырь.

– Просто синяк? – эхом переспросила Тошико.

– Ладно, мерзкий, отвратный синяк, но все равно просто синяк. – Оуэн осмотрел ее горло. Бледная кожа контрастировала с бурыми следами от пальцев. – Большой ублюдок оставил метки.

– Да, – сказала она. – Могу я одеться?

Оуэн с улыбкой посмотрел на нее.

– Только если ты не хочешь, чтобы я еще что-нибудь осмотрел.

Тошико помотала головой и потянулась за свитером.

– Посмотри, пожалуйста, Джеймса.

– Если вы не против, – сказал Джеймс. Он оголился до джинсов и лег на медицинскую койку. Оуэн накрыл стальную поверхность чистым бумажным покрытием, но он все равно чувствовал металл. – Такое ощущение, что я лежу в ожидании вилкообразного сечения, – поворчал Джеймс.

Оуэн настроил свет, пощупал темно-зеленые синяки и порезы на белом торсе Джеймса.

– Мда, а тебе и правда досталось, приятель, не так ли? – произнес Оуэн.

– Оу, правда? Жить… ой… хоть буду?

Оуэн не ответил. Он повел своим бекаранским сканнером внутренних материй над торсом Джеймса и посмотрел на графический дисплей.

– У тебя треснуло ребро слева. Я поставлю тугую повязку, но давай без резкий движений. Поднимать тяжести нельзя. Да и у тебя левый локоть поврежден. Ничего серьезного, но образовалась большая наружная гематома.
Держись.

Он провел устройством над рукой Джеймса.

– Держи в холоде и не щупай никого ею.

– Есть, доктор, – поднялся Джеймс.

Они услышали металлический скрип открываемой дверцы ящика. Гвен была у умывальника, ища что-то в аптечке для обработки рук.

– Позволь мне, – сказал Оуэн.

– Я сама могу, – ответила Гвен. – Себя проверь.

– Меня? – переспросил Оуэн. – Я в порядке. Мне похуже бывало на среднестатистическом пятничном дежурстве, – он присел на вращающийся стул, покатился на его роликах к нижним полкам и нагнулся. Он вздрогнул, остановился, чтобы вытащить пистолет из кобуры и положить на стол, затем вновь пригнулся и открыл ячейку под полкой с инструментами. Достав бутылку скотча, он откупорил бутылку и приложился. – Лекарство, в котором я нуждался, – сказал он, наслаждаясь жжением.

– Тебе лучше вернуть это в оружейную, – сказала Тошико, кивнул на пистолет.

– Верну, – отозвался Оуэн, – хотя оно износилось. Сломано, – он посмотрел на застегивающего пуговицы Джеймса. – Извини, что наставил его на тебя, – сказал Оуэн.

– Ничего страшного. Ты был не в себе.

Оуэн нахмурился.

– И все же, блин, не пойму, как ты меня обезоружил. Настоящее кунг-фу.

– Наверно, тебе так показалось, – сказал Джеймс. – Я просто топтался рядом. Думаю, воздействие Амока сделало нас всех немного медлительнее. Я понял, что выбил его у тебя из рук, только когда увидел оружие на земле.

Перевязывая руки, Гвен прильнула к перилам и смотрела на них вниз.

– Моя голова все еще трещит как проклятая, – сказала она.

– Моя тоже, – кивнула Тош.

– Короче, приятным произошедшее не назвать, правда? – спросила Гвен.

– По шкале от одного до десяти? – уточнил Джеймс.

– Двадцать семь, – ответили они дружно.

– Что с Джеком? – спросил Оуэн, делая очередной глоток.

– Кто знает? – ответила Гвен. – И в данный момент кому есть до этого дело?

– Кофе? – спросил Янто.

Джек поднялся в конференц-зал и сидел в темноте, смотря вниз в Хаб.

– Было бы чудесно, – ответил он.

– Трудная ночка?

– Конец света.

– Похоже?

– Нет, собственной персоной.

Янто опустил кофе на стол перед Джеком.

– Они через битву прошли.

– Думаю, да. Им нужно начать привыкать к этому.

– Почему это?

– Впереди много войн, – сказал Джек.

Янто оставил его одного. Джек Харкнесс достал маленькую, черную плитку из одежды и посмотрел на нее. Это был кусок экзотичной технологии, который находился в его владении, с тех пор как он примкнул к Торчвуду.

Дисплей не изменился. Его индикатор светился красным, как и в последние шесть недель.

Джек Харкнесс не знал точно, что означает свечение индикатора, но не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы знать, что ничего хорошего этого не предвещает.

Они сделали последний заказ в баре на Мермейд Куай. Джеймс пригласил их, но принести напитки пришлось Оуэну и Тошико, потому что рука Джеймса была обернула в покрытый резиной бандажный пакет со льдом.

– За конец света, – произнес Оуэн.

– Давайте надеяться на тихое завтра, – добавил Джеймс.

– Давайте надеяться на завтрашний день ПОЭТа[1], – сказала Гвен.

Все посмотрели на нее.

– Ой, ну вас, – сказала она. – День ПОЭТа? Плевать на все завтра суббота? Народ, скоро ведь выходные.

– Говоря, о котором… – многозначительно улыбнулся Джеймс.

– Не может быть – сказал Оуэн.

– Еще как может, – ответил Джеймс.

– Приехал? – уточнил Оуэн.

– Наконец-то, как обещали, – произнес Джеймс.

– Все удаленные серии? – спросила Тошико.

– О, да, – ответил Джеймс, стирая пивную пену с верхней губы. – Прибыли утром по почте от моего друга Арчи в Бирме. Три ДВД. Полный комплект, которого нет на Западе.

– Дьявол, – выговорил Оуэн.

– Так, что думаю, – начал Джеймс, – в субботний полдень, в три часа дня, у меня. Я обеспечу что-нибудь на перекус. Выпивка с тебя Оуэн?

– Мое второе имя.

– С Тош какая-нибудь вкусная еда на время антракта? Эти роллы и темпура[2], которые ты делала на прошлое рождество, можно?

Тошико улыбнулась и кивнула.

– Я могу орешки принести? – вызвалась добровольцем Гвен.

– Они там и так будут, – улыбнулся Джеймс.

– Джека позовем? – уточнила Гвен.

Оуэн нахмурился. Тош пожала плечами.

– Он притворяется, что не любит "Энди"[3], но уже начал испытывать к нему симпатию, – сказала Гвен.

– Ну конечно нравится! – воскликнул Джеймс. – Всем нравится "Энди".

– Давайте посмотрим, как он себя завтра вести будет, – предложила Тошико. – Тогда и решим приглашен он или нет.

Оуэн и Гвен кивнули.

– Но если он начнет создавать проблемы, – сказал Джеймс, гундося, – только без паники.

– Только без паники, – повторил Оуэн, смеясь.

– Нет, больше гундось, – сказала Тошико. – Говори в нос. Послушай Джеймса.

Алло? – сказал Оуэн. – Стукнуться лицом об кулак?

– Ой! – резко воскликнула Гвен.

– Что ой? – спросил Джеймс.

– Только что вспомнила. Я обещала Рису сходить в кино в субботу. На "Пиратов Карибского моря-3".

– Отказаться никак нельзя? – уточнила Тошико. – То есть, мы ведь говорим о полной коллекции "Энди".

Гвен скривила лицо.

– Бог знает. Я уже дважды продинамила его на той неделе. Думаю, мы поссоримся, если я снова его отвалю.

– Но это "Энди", – протестовала Тошико.

– Знаю, знаю…

– Тебе нужно просто избавиться от него и все, – сказал Оуэн.

– Что?

– От Риса, – объяснил Оуэн, потягивая напиток. – Нужно бросить этого зануду. Он тебя стесняет.

– Оуэн! – одернула Тошико.

– Я не могу его просто бросить! – гневно сказала Гвен. – Я…

– Что ты? – тихо спросил ,Джеймс.

Она взглянула на Джеймса и слабо улыбнулась.

– Я живу с ним, – сказала она.

– В общем, приходи, если сможешь, – сказал Джеймс. – Это будет бомба. Тринадцать эпизодов. Тринадцать полных эпизодов.

– Да знаю я, – произнесла Гвен. – Знаю.

***

Она добралась до дома после часа ночи, крадясь, словно мышь в одном из домов на побережье. Квартира была темна, но она слышала звуки телевизора из гостиной. Гвен осознала, что зверски проголодалась. Голова все еще
пульсировала. Она пошла прямиком в гостиную, телевизор был включен на канал "Ньюс 24", но никаких признаков Риса поблизости не наблюдалось. На диване валялись журналы и коробка из-под пиццы. Она была пуста.

Гвен нырнула на кухню и открыла холодильник. Показались сыр и виноград, в хлебнице отыскалось немного хлеба. Повязки на раненых руках сделали нарезание сыра невероятно трудным занятием, когда раздался голос:

– Ты дома?

В дверном проеме стоял Рис с взъерошенными волосами и слипающимися глазами.

– Да, – сказала она так мило, как только умела.

– Что делаешь?

– Готовлю перекус. Ничего не ела. Будешь тоже?

Рис мотнул головой, но потом взял немного нарезанного ею сыра.Она отрезала еще пару кусочков.

– Как прошел день? – спросила она.

– Нормально, – пожал он плечами. – Я записал "Как чиста ваша квартира"[4] для тебя. Эгги нашла крысу на кухне.

– Правда?

– Ты поздно пришла, – проговорил Рис.

– Работа, – ответила она и откусила от сэндвича. Сыр выпал. – Куда пойдем в субботу?

– Я думал в кино, – ответил Рис, почесывая голову. – Есть предложения получше?
– Нет, нет, – быстро ответила она. – Просто есть кое-какая работа, но я могу не идти.

– Будет хорошо провести время вместе.

– Точно.

– Важная работа?

– Да нет. Просто… кое-что из Бирмы.

– Совершенно секретно, да?

– Под грифом.

– А, – произнес Рис. – Что с твоими руками, малыш?

– Поранилась. Ерунда.

– Как поранилась?

– На работе.

С минуту Рис хранил молчание.

– Знаешь, наступает момент… – начал он.

– Какой момент? – спросила Гвен.

– Момент, когда "работа" перестает что-либо означать и становится ответом на все. Это последнее извинение, последний козырь. Как пальцы крестиком.

– Что?

– Пальцы крестиком. Ты что, не делала такого в уличных играх? Пальцы крестиком как ярлык. Держишь пальцы крестиком и можно всегда оправдаться. Дипломатический иммунитет.

– Милый, ты выпил? – спросила она. Аппетит ее покинул. Сэндвич опустился на край столешницы.

– Ты произносишь "работа" так же. Именно так.

– Рис, у меня был паршивый день, и сейчас я не в настроении копаться в этом.

– Копаться? Разве мы можем копаться в этом? На все, что я говорю, ты отвечаешь "работа". Где ты была? "На работе". Почему я не видел тебя на этой неделе. "Из-за работы". Почему ты так поздно? "Из-за работы". Почему мы весь месяц не трахались? "Из-за работы".

– Ой, ну прекрати. Все не так!

– Так, мать его. Так, Гвен!

Голова Гвен вновь затрещала. Она бросила десертный нож в умывальник и прошла мимо Риса.

– Гвен?

– Заткнись!

– Куда ты?

– Знаешь, – обернулась на него Гвен, – этой ночью кто-то, чье мнение меня мало волнует, сказал, что я должна послать тебя.

– Так почему не пошлешь? – рявкнул в ответ Рис.

Гвен уставилась на него.

– Не имею ни малейшего понятия, – ответила она. Потом отвернулась и пошла к входной двери.

– Куда ты, черт возьми, сейчас уходишь? – крикнул он вслед.

– На работу! – ответила она, и дверь за ней захлопнулась.

Только спустя пятнадцать минут скитаний по Кардиффу в поисках такси Гвен стала плакать.

Высоко над Кардиффом на холодном ветру стоял Джек Харкнесс и смотрел на звезды. На улицах под его ногами выли сирены.

Тут наверху у него было время подумать, очистить мысли. Нахождение наверху всегда приводило его в возвышенное настроение. Он посмотрел вниз на город. Огни горели, как проблеск света на краю вечной темноты. Он слышал пульсацию позднего трафика, звуки скорых, снующих по улицам, их мерцающие огни, бегущие словно курсоры по фасадам баров.

Его мысли немного очистились. Тяжелая ночь. Паршивая. Одна из худших, и все еще не закончилась. Сегодня, завтра и даже послезавтра, ночь будет длиться вечно. Но все же он начал слегка расслабляться. Здесь, наверху,
он чувствовал себя защищенным и сильным, убежденным, что он единственный человек в Кардиффе, который может быть так высоко, и незаметно наблюдать так за многим.

В обоих утверждениях Джек Харкнесс абсолютно заблуждался.

Мистер Дайн ждал, присев у перил. Он чувствовал зов. Он сдерживался. Сначала он должен был проверить. Убедиться. Все могло обернуться ложной тревогой.

Он поднялся и шагнул в пустоту.

Он без малейших усилий приземлился с высоты 20 метров и побежал по наклонным крышам.

Оуэн Харпер налил себе очередную порцию скотча и повертел бокал. Но его собственным меркам он был мертвецки пьян. К счастью, он был дома и рассматривал бухту.

Смотрел на огни.

– Я воспользовалась мылом, ничего? – спросила девушка, выходя из смежной комнаты.

– Без проблем, – обернулся на нее Оуэн.

Как же ее звали-то? Линди? Линда? Единственное, что он знал точно, у нее были самые громадные буфера из всех в истории громадных буферов.

– Что делаешь? – спросила она.

Он посмотрел на нее. На ней ничего не было надето, и это помогло не забыть, зачем он привел ее с собой домой. Он глотнул скотча.

– Смотрю на тебя, – ответил он.

Ванна была полной и теплой, сдобренной благоухающими маслами. Тошико Сато выключила свет, оставив свечи отбрасывать тени, и скинула халат.

Она опустилась в ванну, и теплая вода укутала, обволокла ее, омывая раны, унося усталость, согревая тело.

Она откинулась и потянулась к бокалу с вином.

Джеймс Мейер поставил телевизор на паузу и вытянул шею. Кто-то, несомненно, стучался к нему в дверь.

Он осторожно поднялся, чувствуя боль во всем теле, и потопал босиком к двери.

– Привет, – сказала Гвен.

– Что ты тут делаешь? – спросил он.

– Мое нахождение тут проблема для тебя? – уточнила она.

– Нет, конечно, я просто удивлен. Не ожидал. – Он посмотрел на нее. – Ты же помнишь, что сегодня еще пятница?

– Да.

– И ты помнишь, что марафон Энди Пинкуса начнется только в субботу?

– Аха.

– Гвен?

– Хочешь сказать, я не могу остаться тут до субботы? – спросила она.

– Нет – ответил Джеймс. – Когда-нибудь говорил такое?

Ее губы встретились с его. Он втянул ее в квартиру.

Позже, во время короткого перерыва, она встала обнаженная, закрыла дверь и повернула засов.

1. в оригинале «POETS day» («День поэта») - фраза с акронимом, который используют рабочие Великобритании и Австралии, чтобы шутливо выразить своё отношение к пятнице как последнему дню рабочей недели. Акроним обычнорасшифровывается: «Piss Off Early Tomorrow’s Saturday» (по смыслу: «плевать на всё, завтра суббота»);
2. названия японских блюд;
3. анимированная серия "Энди Пинкус, Рамфоринхус" (Andy Pinkus, Rhamphorhynchus);
4. телешоу, где две женщины ходят в различные замусоренные квартиры и чистят их.

@музыка: Caro Emerald - I know he's mine

@темы: перевод, дэн абнетт, принцы пограничья, аудиокнига, торчвуд

URL

20:03

Обогнуть Землю за 60 секунд

I'm so gay that can't even drive stright

Текст

@темы: космос, земля

URL

среда, 14 сентября 2011

23:50

Don't Worry Mama (ranobe) Конец

I'm so gay that can't even drive stright

Название: Мама, не горюй!

Автор: Нарисэ Конохара (Narise Konoharа)
Иллюстратор: Юки Шимизу (Yuki Shimizu)
Дата выпуска: 2005
Переводчик: я
Статус: в процессе
Жанр: яой
Рейтинг: NC-17
Саммари: история новых Робинзонов по-японски.
Дисклеймер: все герои и произведение принажлежат их авторам и правообладателям. Моих прав на них не было, нет и не будет.

Внимание: Герои ранобэ "Мама, не горюй" Юйчи и Имакура введены автором в перекликающееся произведение "Nuganai otoko / Мужчина, который никогда не раздевается". Перевод взвалили на себя Mellu иO-sya. Заинтересованные могут пройти сюда Mellu

Конец

На обратном пути домой Юйчи несколько раз оборачивался и видел только тянущуюся вдаль дорогу. Не было никаких телевизионных штучек с побежавшим за ним любимым человеком. Он чувствовал себя преданным и вернулся домой с еще худшим настроением, чем прежде.

– Юйчи. Еда… была вкусной? – застенчиво спросил Шуджи, стоя перед входной дверью. Он платил за ужин.

– Не помню…

Юйчи не заметил, что брат с трудом сдерживал слезы, и сразу же поднялся в свою комнату. Переодевшись и упав на постель, он продолжал думать об Имакуре. Он должен был забыть об этой встрече. Нельзя было позволять этому волновать его. К тому же было недостойно добиваться кого-то, кто сбежал от него. Но он видел его… знал место работы. Неужели он действительно верит, что может забыть? Неужели позволит всему закончиться, не узнав правды? Эти мысли родились из-за того, что в отношениях не была поставлена точка. Он нуждался в определенности. Юйчи вылез из кровати и схватил пальто.

Он выбежал, задержавшись ровно настолько, чтобы сказать родителям, что уходит, и тут же направился в отель. Он сел на поезд и, когда доехал до отеля, время было за десять. Ресторан работал до половины одиннадцатого, и немного спустя Имакура должен был выйти.

Бродя вокруг отеля, он отыскал черный ход для работников. Юноша занял позицию недалеко от входа и смотрел на огни ресторана, дрожа на холодном воздухе. Пару раз Юйчи хотел было уйти. Он боялся, что разговор может причинить ему боль. Если Имакура открыто, в лицо скажет, что Юйчи ему не нравится, он наверняка не сможет ответить.

Огни ресторана погасли, но Имакура не появлялся у служебного входа. Дверь часто открывалась, однако среди уходящих Имакуры не было. Около полуночи из здания вышли пятеро – мужчины и женщины. Юйчи осмотрел каждого. Среди них была красивая соммелье, заменившая Имакуру у их стола. Позади нее, в тени, силуэт пониже ростом. Он был одет в не по росту длинное черное пальто. Имакура. И он шел с женщиной. Юйчи не смог выбрать правильный момент, чтобы окликнуть его, и вместо этого пошел за парой. Имакура говорил с ней своим знакомым тонким голосом, пока они не расстались у станции. Женщина прошла на станцию, а Имакура продолжил идти верх по дороге. Поступь свидетельствовала, что он устал на работе. Юйчи сократил расстояние. Он хотел позвать мужчину, но не знал, что сказать. Вместо этого похлопал Имакуру по плечу. Они стояли у пешеходной полосы, глаза Имакуры поползли на лоб при виде Юйчи.

– Сколько лет, сколько зим. – Юйчи постарался, чтобы его голос звучал обычно.

От мужчины ответа не последовало, его губы и челюсти не двигались. В напряженном выражении лица Имакуры не было признаков радости от встречи. Юйчи не ошибся. Он жалел, что вернулся, но продолжал сохранять спокойно-холодный вид.

– Я иду к другу. Узнал тебя со спины. – Ему не хотелось, чтобы мужчина узнал, что он увязался за ним, поэтому солгал. – Такая череда совпадений. Вечером увидел тебя в ресторане. Я был удивлен, что ты работаешь официантом и соммелье к тому же. Ты говорил, что мечтаешь им стать.

Краешком глаза он увидел, что огни светофора на перекрестке сменились с зеленого на красный. Несколько минут Имакура не двигался.

– Я нашел работу в отделе разработок в косметической компании. Работа интересная, но платят не так хорошо, как на старой.

Имакура все еще неподвижно стоял. Он опустил голову, выставив белую шею напоказ уличным огням. На нее падал снег и тут же таял от соприкосновения с кожей.

– Ты выпил свой "Романи Конти"? Ты говорил, что обязательно выпьешь, когда выберемся с острова.

Загорелся зеленый свет. Юйчи надоело, что они так и стоят, не переходя дорогу, но Имакура продолжал изображать статую и хранил молчание. Свет снова сменился на красный. Оба стояли в напряженной тишине; ни один не произнес ни слова. Юйчи исчерпал темы для светской беседы и просто молча смотрел на опущенную голову Имакуры. "Продолжай игнорировать меня", – подумал он, – "Мне так только легче будет сдаться. Но пока ты тут, я тоже здесь буду".

Наконец, Юйчи больше не смог этого выносить.

– Да не стой же просто так. Скажи что-нибудь…

Тело Имакуры дрожало.

– Тебе есть, что сказать мне, разве нет? – Юйчи взял мужчину за руки и крепко сжал. – Если я тебе не нравлюсь, так и скажи. Скажи, что больше никогда не хочешь меня видеть. Я согласен прямо здесь раз и навсегда распрощаться с тобой. И мы больше никогда не увидимся. Любовь иногда бывает и такой. – С каждым словом его сердце покрывалось льдом. Все остальные части тела холодил мороз. – На острове мы были одни. Ты, наверно, думал, что должен поступать, только как я скажу. Ты никогда не любил меня. Когда мы вернулись, ты начал сомневаться было ли правильным то, что мы там делали. Прекрасно. Я понимаю.

Имакура наконец-то поднял голову. Его нос и лицо покраснели, он плакал. По привычке Юйчи вытер его глаза пальцами. Совсем как на острове.

– Почему ты плачешь? Я не сказал ничего, что могло заставить тебя плакать. Я пришел сегодня с полной уверенностью, что ты отвергнешь меня, – Юйчи говорил абсолютно искренне. – Ты мне действительно нравишься. Было время, я считал тебя толстым и отвратительным, но, пожив вместе, увидел, какой ты честный, прямолинейный и милый. Хоть я и говорил, что учу тебя заниматься сексом, я делал это потому, что хотел секса с тобой.

Имакура начал рыдать. Раз за разом он тихо повторял: "Ю-чан". Юйчи было трудно хранить самообладание, слыша это. Он начал задаваться вопросом, а может, Имакура в действительности был неравнодушен к нему.

– Просто соберись силами и скажи, что больше не хочешь меня видеть или что ненавидишь меня. Пошли меня. Если ты это сделаешь, я больше тебя не потревожу.

Имакура ничего из этого не сказал, но и не сказал, что любит Юйчи. Он только неловко топтался. Грудь Юйчи горела желанием узнать об его истинных чувствах. Имакура поднял лицо и громко фыркнул.

– Это мама... она сказала, что нельзя, – его голос был едва различим. – Она спросила про остров. Я старался держать язык за зубами, но все выложил. Мама дико рассердилась и назвала тебя соблазнившим меня подонком. Она очень рассердилась и велела больше так не делать. – Имакура вытер влажное от слез лицо и продолжил. – Я знаю, ты звонил, но мама запретила говорить с тобой. Потом неожиданно объявила, что мы переезжаем. Она выкинула справочник Сугиноки, чтобы я не знал твоего адреса, сменила номер моего мобильного и стерла из его памяти твой номер.

Вот почему они не смогли встретиться. Слушая рассказ, Юйчи постепенно успокаивался.

– Если бы ты захотел меня видеть, придумал бы путь отыскать мой адрес. Ты мог спросить у кого-нибудь из компании мой номер. В офисе еще оставались сотрудники. Им было бы легко найти мой адрес. Ты использовал мать как оправдание, чтобы не делать этого. Ты, может, действительно хотел видеть меня, но не посмел идти против воли матери. Она для тебя важнее, чем я.

Он хотел, чтобы Имакура заверил его в обратном, но тот не стал. Мужчина продолжал извиняться.

– Мама снова вышла замуж. Ты даже знаешь ее нового мужа. Мужчина из орнитологического института в Мияги. Она говорила, что я самый главный человек в ее жизни, что я и есть ее жизнь, но убежала в Мияги, оставив меня здесь. Так нечестно с ее стороны запрещать видеться с тобой, хотя сама живет с любимым человеком.

Эти слова Имакура должен был говорить не здесь на улице, а непосредственно в лицо матери, он взглянул на Юйчи в поисках сочувствия, но глаза последнего смотрели холодно.

– Ты чувствуешь себя в безопасности, слушаясь мать, и всегда доволен, что бы она ни сказала. Пока она любит тебя, все вокруг прекрасно.

Рот Имакуры выдавал его смешанные чувства. Снежинки падали на его губы, пока он смотрел на Юйчи.

– Думаю, я продолжу искать кого-то, кто скажет, что я самое важное, что есть в его жизни.

Из глаз Имакуры хлынули слезы, делая его ученический взгляд похожим на водоем, в который бросили камешек.

– Но я… я так хотел тебя увидеть, Ю-чан.

– Я тоже хотел тебя увидеть. Мечтал об этом. Но если остаться вместе, каждый раз как твоя мать будет протестовать, мы будем возвращаться на исходную позицию. Я не приму такого.

Хоть их отношения заканчивались, он чувствовал, что лучше так, чем снова и снова проходить подобное испытание.

– Пусть это будет разрыв.

Юйчи пожалел об этих словах в миг, когда они слетели с губ. Однако пока Имакура не вырастет из возраста "мамы", их отношениям не суждено расцвести.

– Я очень, очень хотел увидеть тебя.

Чувства Имакуры казались подлинными, но Юйчи не хотелось переживать такую боль, как полтора года назад каждый раз, как мать Имакуры появится на сцене. Юйчи повернулся спиной к Имакуре и зашагал прочь. Он желал, чтобы они никогда не смогли выбраться с острова. Они могли бы жить там вместе всю жизнь. Любить и заботиться друг о друге... Но такова реальность. Пройдя несколько метров, он почувствовал странное ощущение в спине. К ней прикасались. Белые пальцы заскользили по его животу… Пальцы его любимого.

– Отпусти.

Тело Имакуры было впритык.

– Нет. Больше никогда. Даже если умру.

Юйчи не понимал, почему Имакура пошел за ним. Наверно, он не хотел, чтобы любимый им мужчина ушел, и не думал о последствиях и всем остальном. Что ж прекрасно. Желудок Юйчи скрутился в узел.

– Ты сам виноват, что несчастлив. Ты сам виноват в своих слезах. Ты говоришь, что никогда не отпустишь меня даже ценой своей жизни. но именно ты все испортил. – Мысли мучили Юйчи и заставили вырваться из объятий Имакуры и повернуться к нему лицом. – Я скажу это только раз и у тебя есть один-единственный шанс ответить. Тебе придется выбрать между матерью и мной прямо сейчас. Если ты выберешь мать, я больше никогда ничего общего иметь с тобой не буду. Если ты выберешь меня, я ни за что не отпущу тебя обратно к твоей матери. – Его слова были остры, как лезвие скальпеля, но именно это было нужно. – Выбор за тобой.

Мелко падал снег, мимо пронеслось несколько машин. Имакура опустил голову и молчал. Но оказалось, что он просто чихнул. В конце концов, он поднял голову и рассмеялся, хоть глаза были на мокром месте.

– Я выбираю тебя, – сказал он тихо и с расстановкой.

Они обнялись, игнорируя косые взгляды посторонних. У Юйчи не было никакого намерения отпускать мужчину, который выбрал его. В душе он пообещал никогда не отпускать Имакуру к матери, даже если он будет настаивать. После легкого поцелуя в ухо, он прошептал, что хочет пойти к Имакуре домой. "Согрей меня", – сказал он. Подтекст был очевиден.

Имакура кивнул, и они двинулись сквозь снег, держась за руки. Имакура жил на пятом этаже семиэтажного дома недалеко от шоссе. Он открыл дверь и сразу же послышалось, как она захлопнулась. Юйчи обнял любовника до хруста ребер.

– Ю-чан…

Он глубоко поцеловал мужчину, но Имакура стоял впритык к нему и не двигался. Юйчи хотел его так безумно, что толкнул прямо на пол. Он снял его свитер, расстегнул рубашку и целовал нежную кожу. Юйчи облизал его бледные соски, а затем жадно засосал их.

– Ахх… нн…

Тело мужчины задрожало. Юйчи не хватило терпения раздеть его полностью. Дрожащими пальцами он расстегнул на Имакуре молнию, и правая рука соскользнула под белье. Пальцы обхватили маленький вставший член. Что-то изменилось. Одним рывком Юйчи стянул с него брюки вместе с бельем. Посмотрев вниз, он с удивление увидел розовую головку без крайней плоти.

– Ты сделал операцию?

Юйчи слегка сжал головку, что отдалось судорожной дрожью по телу Имакуры.

– Да…

Он рассердился, что Имакура что-то изменил в себе без его ведома. Юйчи грубо схватил его член, отчего Имакура громко крикнул.

– Кто сказал, что ты можешь это сделать?

– Ю-чан…

– Он мой. Все это мое. Как ты мог сделать такое, не сказав мне?

Он сжимал член снова и снова. Имакура плакал большими слезами и несколько раз провопил: "Извини".

– Если тебе не нравится, я снова сделаю операцию и все верну. Мне жаль… Извини…

Не то чтобы это было возможно, но слова так распалили Юйчи, что сдерживаться он уже не мог.

– Хорошо. На этот раз я прощаю. Но запомни – твое тело принадлежит мне. Не смей делать с ним что-то, не сказав мне. – Ладно… ладно…

Они целовались в темном холодном коридоре. Следующее, что он понял – они оба обнаженные обнимались, лежа на своих пальто, пропитанных спермой. Приняв душ вместе, они как есть голые залезли в постель. И не могли перестать обниматься… прикасаться друг к другу…

– Ты такой мягкий тут.

Юйчи надавил на то место, которое так любовно приняло его твердый член. Таких ощущений больше ничто не дарило.

– Что ты делал? Мастурбировал, пока меня не было?

Имакура покраснел и зарылся лицом в подушку.

– Было дело, да?

Юйчи взял руку Имакуры и повел вниз.

– Нет… не надо.

– Что? Хотя ты и сам это делал?

– Я… нет…

Юйчи сложил свой и палец Имакуры вместе и протолкнул внутрь. Все еще в пелене спермы оба пальца вошли без затруднений. Когда Юйчи подвигал пальцами, Имакура застонал. Его дыхание участилось.

– Твой палец мне нравится больше. – Имакура вынул свой палец. – Мои пальцы маленькие, они не доходят так глубоко, как твои.

– Видишь. Ты развлекался сам с собой.

Имакура был готов расплакаться, что его вывели на чистую воду, но вдруг укусил большой палец Юйчи, когда тот хотел погладить его по щеке. Когда Юйчи отнял руку, он припал к ней языком.

– Что ты делал, когда мы были не вместе? – спросил Имакура, пока Юйчи раскачивал его. – Тоже дрочил?

Юйчи сильно сблизился с собственной правой рукой, но говорить Имакуре правду не собирался.

– У меня не было проблем с партнерами. Пока ты меня игнорировал, я довольно часто занимался сексом.

Имакура посмотрел так, словно готов разрыдаться. Но в выражении его лица что-то маячило.

– Врешь.

– Вовсе нет. Мне стоит лишь помахать рукой, и они прибегут.

Имакура заерзал в его объятиях.

– Что? Злишься? Но ведь это ты бросил меня, знаешь ли.

– Но ты единственный… Я делаю это только с тобой…

То, как его плечи вздрагивали, пока он плакал, было очень мило. Имакура свернулся калачиком, Юйчи обнял его.

– Я солгал, – прошептал он в ухо мужчине. – Я ни с кем не спал. Для меня существуешь только ты. Не злись.

Юйчи поцеловал его в шею и в загривок, чтобы доказать свою невиновность. Имакура расслабился и посмотрел на него.

– Ни в кого больше не влюбляйся. Всегда оставайся моим Ю-чаном.

Хоть Имакура и был старше на пять лет, но этот тон избалованного ребенка, заставил сердце Юйчи забиться быстрее.

– Если будешь хорошо себя вести и не станешь меня обманывать, я буду любить тебя вечно. И буду говорить тебе, что люблю, всю мою жизнь.

– Договорились.

Он несколько раз кивнул и словно котенок потыкался в него носом. Затем Имакура резко посерьезнел.

– Ты останешься до утра?

– Да.

– Не пойдешь домой?

– Нет.

Мужчина казался успокоенным ответами.

– Я часто видел тебя во сне. И был так счастлив от этого… Но потом просыпался и чувствовал себя ужасно одиноким. Я думал, что лучше мне вообще больше не видеть снов, если это все, что мне осталось. Но теперь все хорошо. Я не буду один, когда открою глаза утром.

Он снова ткнулся носом в грудь Юйчи и удовлетворенно закрыл глаза. Они целовались снова и снова и уснули с переплетенными конечностями.

Юйчи проснулся первым. Он удивленно моргал на незнакомый потолок и обстановку. Постепенно он вспомнил, что находится в доме Имакуры. Рядом лежал мужчина, с которым прошлой ночью он беспрерывно занимался любовью. Он приподнял одеяло, желая увидеть его обнаженное тело, но холод заставил Имакуру свернуться калачиком. Все его тело было свидетельствами их занятий любовью. Когда Юйчи нежно коснулся его плеч и бедер, любовник слегка чихнул. Быстро укрывшись одеялом, они обнялись. Крепко прижимаясь друг к другу, они шептали сладкие глупости. Когда Юйчи поцеловал измятые в синяк им же самим губы, Имакура захныкал и спрятал лицо на груди любовника. Юйчи любил его так сильно, что с трудом мог вынести это. И нежно покачивал голову любовника на своей груди. Сладкую, тихую утреннюю атмосферу нарушил звонок телефона, стоящего на прикроватном столике. Имакура даже не двинулся, чтобы ответить.

– Телефон звонит...

Имакура только покачал головой и зажмурился. Часы показывали девять утра. У него не было автоответчика, поэтому телефон продолжал звонить. Юйчи не хотел, чтобы Имакура пропустил какой-нибудь важный звонок с работы и ответил. Если это кто-то из работников, он выслушает его сообщение.

– Алло.

– Доброе утро, Такаши.

Говорил сдержанный женский голос; голос, холодно говоривший с ним много раз. Он почувствовал, как кровь отливает от тела.

– Что с твоим голосом? Ты простудился?

Юйчи быстро потряс Имакуру, будя, и приложил трубку к уху.

– Ох. Мама... доброе утро. – Голос на другом конце провода был громок настолько, что Юйч ее слышал. – Ухм… это был… – Пока Имакура мялся, ища слова, его мать поняла, что происходит. Ее голос стал резче. – Да… да, мама… да… но. – Имакура не мог вставить ни слова и под конец просто сидел и слушал ее. Его лицо интенсивно омрачалось, он смотрел вниз, кусая губу. – Несмотря на то, что ты говоришь, мама, Ю-чан не плохой человек.

Рука, держащая трубку, стала неудержимо дрожать.

– И к тому же… Я люблю Ю-чана… так что…

Юйчи положил ладонь на руку мужчины, поднял его голову и прошептал, что может сам с ней поговорить, если нужно. Он знал, что это лишь подольет масла в огонь, но не мог смотреть на уничижение Имакуры.

– Нет… Я сам справлюсь, – покачал головой Имакура и сжал в руках трубку. – Не горюй, мама. Все будет хорошо. Я знаю себя… – Он напряженно замолчал. Повесив трубку, он молча, хмуро замер.

– Что она сказала?

– Она возвращается из Мияги.

Он упал на кровать, как порванная тетива и залился слезами. Юйчи поднял его и нежно погладил по голове. Имакура сделал все, что мог… Юйчи понимал это.

– Я действительно должен пройти через это, – говорил Имакура, прижимаясь к Юйчи. – Но что бы она ни сказала, даже если отречется от меня, я действительно выбрал тебя. –

После долгого-долгого поцелуя Имакура тихо сказал: "Прости, мама".

Конец

Слегка отредактированный полный текст - PDF

@темы: NC-17 яой, нарисэ конохара, юки шимизу, ранобэ

URL

вторник, 06 сентября 2011

23:33

Принцы Пограничья

I'm so gay that can't even drive stright

название: Принцы Пограничья
автор: Дэн Абнетт
дата выпуска: 25.01.2007

Перевод: в процессе
Частей: 3 из 31

переводчик: я

Описание: Что-то чужеродное проникло на Землю. Оно наблюдает за нами. Команда Торчвуда изо всех сил старается найти и обезвредить чужаков, прежде чем кто-то пострадает. А что если вы один из тех, кому уже был нанесен вред? Что если вы пытаетесь найти то, что должно оставаться тайной? Принцы пограничья наблюдают за нами, и они пойдут до конца…

Данный перевод не подразумевает под собой получение материальной выгоды.

Глава 3

Глава третья

Шизней нравился мистер Дайн. Он обедал в "Династии Мугал" уже полгода, каждые понедельник и четверг, словно так была регламентирована его жизнь. Всегда одно и то же: шашлык, ягненок в соусе, а потом чашка шоколадного мороженого. Свою еду он запивал бутылкой лагера. Расплачивался он карточкой, подписанной "Дайн".

Он был худым, подтянутым мужчиной, с резкими скулами и подстриженными пучком светлыми волосами. Он всегда был облачен в костюм, иногда серый, иногда черный, бывало в голубой, и галстук черного цвета с вышивкой в виде синих клубных символов, в накрахмаленную белую рубашку. Держался уважительно, хоть и был немногословен. Шизней представляла, что он занимается информационными технологиями, милую машину, оставленную у ближайшего парковочного автомата, регулярные поездки в Бристоль, Бат и Суонси и любое другое место, которое в ходило в ареал его деятельности. Она гадала, куда он наведывался. Больше всего подходили крупные офисы в бухте. Вероятно, "Новый европейский бизнес". Да.

Две недели назад, ночью в четверг мистер Дайн пришел вымокшим в дожде и привычно уселся за стол. Она принесла ему меню, он поднял глаза, улыбнулся и уточнил не против ли она, если он поинтересуется, как ее
зовут.

– Я прихожу сюда так долго и не знаю, как вас называть, – сказал он.

– Шизней, – сказала она и покраснела.

– Шизней, – повторил он, пробуя имя на вкус снова и снова.

В этот четверг она принесла бутылку лагера и положила рядом со стаканом, еще до того как он заказал ее.

– Спасибо. Ты просто мысли мои прочла, Шизней, – улыбнулся мистер Дайн.

– Всегда пожалуйста. Еще не решили?

– Минуточку.

Шизней отошла к дверям кухни и ждала. Ресторан как обычно нельзя была назвать переполненным.

– Чем ты занимаешься? – спросил ее отец, показываясь из кухни. – Дурака валяешь?

– Жду заказ мистера Дайна, папа, – ответила Шизней.

Ее отец бросил взгляд на пустой зал и заметил в дальнем углу мистера Дайна.

– Ты симпатизируешь ему, – заметил отец.

– Он клиент, папа, и постоянный. Что ты хочешь, чтобы я делала?

– Не забивай голову никакими мыслями, – ответил ее отец.

В голове Шизней роилась уйма мыслей. Мистер Дайн знал ее имя. Мистер Дайн улыбнулся ей. Он хотел знать ее имя. Она ему нравилась.

Она перехватила собственное отражение в зеркале до пола рядом с входными дверьми. Ее отец настаивал, чтобы они все носили на работе местные наряды, хотя ни один из ее родителей не был из Южного Уэльса. Рабочая одежда выделяла ее животик и то, что местные парни называют "выпеченная булочка"[1]. Но она также подчеркивала грудь.

Шизней гордилась своей грудью, но также была уверена, что личико у нее премиленькое.

– Он бюстоман, – сказала ей мать.

– Что, мама?

– Этот мистер Дайн. Я видела, как он смотрел на тебя. Он бюстоман.

– Что такое "бюстоман"? – не поняла девушка.

– Существует четыре типа мужчин: бюстоманы, попкоманы, ногоманы и остальные.

– Остальные?

– Те, которые ведутся на все. Мистер Дайн…

– Мистер Дайн очень милый человек и постоянный клиент.

– Мистер Дайн – бюстоман, Шизней, запомни мое слово.

Шизней отвернулась от собственного отражения и посмотрела на мистера Дайна через зал "Династии Мугал". "Ты и правда бюстоман?" – задалась она вопросом. И если да, то что именно это влечет за собой? Мистер Дайн опустил свое меню.

Она прошагала к нему, стараясь уменьшить эффект "выпеченной булочки" и выпятить грудь. Может быть, возможно, он позовет ее на свидание. Каково это будет? Прогулка до его машины у парковочного автомобиля, он откроет и придержит дверь, чтобы она села в нее. Они отправятся в…

Но нет. Небольшая коррекция фантазий. Он уже поест, отобедает. Никакого развлечения для них посещать ресторан в бухте. Конечно, если он не попросит ее встретиться с ним в другой вечер, кроме понедельника и четверга…

Она размышляла, какова из себя французская еда. Какова уэльская еда. Какой у нее станет вкус, если мистер Дайн будет сидеть напротив?

Шизней не очень-то волновало был ли он "бюстоманом". Он был милым человеком, и он улыбнулся ей, он знал ее имя, он…

– Вы готовы сделать заказ? – уточнила она.

Он посмотрел на нее и улыбнулся.

– Да, Шизней. Шашлык и…

– Ягненок в соусе? – докончила она.

– Я настолько предсказуем? – нахмурился он.

– У вас свои пристрастия.

– Я изучаю меню, – признался он, вновь беря сложенное меню, – но всегда только одно и то же кажется привлекательным. Мясо со специями и алкоголь доставляют мне удовольствие.

Она улыбнулась, не вполне зная, что ответить.

– И шоколадное мороженое?

Широкая улыбка пролегла по его худому лицу.

– Там, откуда я приехал, ничего подобного не было.

– Что ж, – сказала она, – слава небесам, что у нас нашлось.

– Не могли бы… вы… присесть? – спросил он, указывая на стул напротив.

Шизней присела. Вот оно. Тот самый момент. Ее дыхание стало чаще, но ей было все равно. Оно вторило чудеса с ее грудью.

– Шизней, я уже некоторое время сюда прихожу. Я хотел спросить…

– Да?

– Что собой представляет шоколадное мороженое?

Она замерла.

– Я… м… не это ожидала от вас услышать. Шоколадное мороженое? Животные жиры и араматизаторы, много.

– О, – произнес он и вздохнул. – Не удивительно, что я так люблю его.

– Это все? – спросила она, вставая.

– Да, спасибо, Шизней.

Она заторопилась подняться и скрыться на кухне.

– Джек! – кричала Гвен – Джек! Ну же!

Она и Тошико пытались утихомирить бьющееся в конвульсиях тело Джека. Шатающиеся, бормочущие фигуры приближались к ним со всех сторон.

– Что будем делать? – спросил Джеймс у Оуэна. – Начнем размахивать кулаками?

Оуэн достал из пальто блестящее, черное оружие и зарядил.

– Будем делать все, что нужно, чтобы выбраться отсюда живыми, – ответил он.

– У тебя оружие с собой? – спросил Джеймс.

– А у тебя?

– Нет.

– Я думал, у нас конец света?

– Знаешь ли…

– Заткнитесь оба, – приказала Гвен. – В SUV имеется секция с оружием.

– Это требует от нас быть рядом с SUV, – сказал ей Джеймс. – Вместо того чтобы находить черт знает где без необходимых приспособлений.

– Просто встань мне за спину, – сказал Оуэн.

– Они наступают со всех сторон! – запротестовал Джеймс.

– Просто прикрой мне спину силой разума, – сказал Оуэн.

Они все слышали запах кетона в дыхании приближающихся фигур. Одиннадцатилетняя девчушка в пижаме с "Суперкрошками"[2] стояла в первом ряду, рядом с ней мужчина средних лет с остатками чипсов вокруг рта, женщина в халате и пушистых тапочках.

– Ты охотно собираешься застрелить их? – спросил Джеймс.

– Не охотно, вообще-то, – признал Оуэн.

Джек неожиданно тяжело выдохнул, словно всплыл после долгого погружения. Он сел, тяжело дыша.

– Не советую, – сказал он, мигая. Джек посмотрел на Гвен и Тошико, а потом на зажатый в руках предмет. – С ним трудно бороться. Очень трудно. Нужно укрыть это. Не знаю, сколько еще я смогу его отвлекать.

– У нас есть контейнер, – начала Гвен, но он…

– …в SUV, – хором докончили Джеймс и Оуэн.

– Тогда двигайтесь! – приказал Джек, поднимаясь на ноги при помощи Тошико.

Они отступали в направлении, откуда появились Джек и Оуэн. Почти тут же им пришлось пробивать дорогу через зомбированных людей. Руки царапали их, хватались за одежду.

– Просто бегите! – гаркнул Джек. – Пробивайтесь! Отталкивайте их!

Они отвоевывали себе отступление. Парочка стонущих людей расползлась в стороны. Для Гвен открылся простор, чтобы убежать. Тошико бежала прямо за ней.

Руки были на Джеке повсюду, хватая его, тяня вниз. Кто-то ухватился за ногу.

– Черт! – закричал он. – Гвен! Встань в линию!

Продолжая бежать, она повернулась на крик Джека. Он высвободил руку и бросил предмет, как бейсбольный мячик.

– Перебрось его! – кричал он. – Не держи у себя!

Отбежав назад, Гвен проследила за траекторией предмета и аккуратно поймала его. Она побежала по ступенькам дамбы.

Бездумная толпа забыла о Джеке и поспешила за ней. Она чувствовала пугающее тепло предмета в своих руках. Она мигнула. На периферии зрения мерцало два голубых двигающихся огня.

– Гвен!

Тошико была недалеко от верхних ступенек, оглядываясь на нее. Она просяще вытянула руки.

– Гвен!

Гвен вновь мигнула. Она не хотела отпускать его. Это был ее ход. Юноша в университетской регбистской футболке налетел на нее со стороны и стал бороться за предмет в ее руке.

– Большой, большой, большой! – объяснял он. – Токийский дрейф. Лес. Деревья. Листья. Ничего позади.

– Отвали, – сказала ему Гвен.

Он ударил ее в бок. Мелкая женщина с испитым лицом присоединилась к юноше, начав бить и царапать Гвен. Втроем они упали на вторичную растяжку железной цепи, обнесенной вокруг стены дамбы ниже ступеней. Железные подпорки задрожали под их весом.

– Отстаньте от меня! – кричала Гвен. Она вытянула руку и перебросила предмет наверх Тошико. Жалкая попытка. Женщина с испитым лицом повисла на ее локте.

– Ты кидаешь, как девчонка! – заявил Оуэн, мчась мимо нее, вверх по ступеням.

Предмет пролетел по воздуху и, миновав Тошико примерно на расстоянии шести футов, плюхнулся в высокую траву у верхушки дамбы, слева от ступеней.

Произнося очень резкие и отточенные образцы англо-саксонских ругательств, Тошико барахталась в длинной, мокрой траве в поисках предмета. Безумная толпа свернула к берегу, дрожа на ступеньках или карабкаясь по траве в направлении Тошико.

Оттолкнувшись от цепи, Гвен попыталась избавиться от тел. Их интерес к ней иссяк, они старались подняться, но все трое дружно, потеряв равновесие, упали на звенящую заборную сеть. Снова и снова звучал резкий металлический звон. Под их общим весом крепление звеньев цепи ослабло. Бряцающий соединительный колышек разошелся с отрывистым лязгом.

Гвен почувствовала, как качается на краю пустоты. Внизу текла невидимая река. Юноше в регбистской футболке удалось подтянуться на тропинку. Женщине с испитым лицом повезло меньше: когда цепь разошлась, она лицом вниз провалилась в бездну.

Гвен держалась за цепь, пальцы ухватились за звенья. Она была далека от центра равновесия, чтобы подтянуться обратно.

Ограждение разрушалось и скатывалось ко второму ярусу, куда крепилось. Падая, Гвен визжала и в итоге оказалась нависшей над краем пропасти с болтающимися ногами и держащейся за покачивающуюся, натягивающуюся часть обломанного ограждения. Крепления второго яруса начали расходиться.

Тошико рылась в подлеске. На нее наскочил мужчина, и она ударила его ребром левой ладони, чтобы временно отвлечь. Вот оно. Тусклый блеск в промокшей траве. Тошико схватила Амок и бросилась назад по склону и к ступеням. Вокруг нее толпились люди. Как только она взяла предмет в руки, они набросились на нее. Некоторые падали на мокрую траву. Женщина разочарованно завизжала, когда она заскользила по правой стороне склона.

Тошико продолжала бежать. Ее горло болело, и она была уверена в наличии большого количества ссадин на всем лице, но важнее всего был предмет в руках. Она чувствовала его тепло, как у горячего угля, даже через модные кожаные перчатки.

Кто-то схватился за полы ее длинного плаща, но она отбилась. Кто-то еще цапнул ее за руку, и она в награду за это заехала ему локтем прямо в диафрагму. Она добралась до ровной поверхности, полной луж площадки с поломанным каменным покрытием, находящейся между брошенными зданиями и ночным магазином. В сорока ярдах от паба она увидела SUV, стоящий под фонарями под занавесью из дождя.

Строительное ядро качнулось и ударило ее в спину, сбивая с ног. Она упала лицом в лужу. "Это не ядро", – поняла она. Это был громила в лесорубской куртке. Он уже свалил ее дважды за ночь.

Он бредил, бездумно бормотал, рот его представлял собой кровавые руины, а на лице ярким синяком светился удар Джека.

Тошико откатилась, когда он пошел на нее. Ее тело болело. Разум болел еще больше. Руки были горячи. Казалось, что кожа ее перчаток сгорела. Моргнув, она увидела голубые огни. Они двигались, двигались так, как ничто не может двигаться, даже эти два голубых свечения. И казались очень большими. Большими,
большими…

Раздался выстрел.

Очень громкий и близкий, а акустика в маленьком дворике отозвалась таким эхо, что душа Тошико ушла в пятки. Крича ее имя, к ней бежал Оуэн с дымящимся оружием в руках.

Амбал повернулся безразличный к звуку и виду большой пушки и заехал Оуэну в лицо. Оуэн выглядел так, словно столкнулся с бельевой веревкой. Его ноги все еще продолжали ход, но голова откинулась назад. Он упал спиной на землю. Громила повернулся к ней, из его носа фонтаном брызгала кровь. Она уже встала на ноги.

– Большой, большой, большой! – говорил он.

– Отвали! – ответила она.

Когда он стал надвигаться, она ударила его по яйцам. Он осел, но прежде успел схватить ее за голову.

Два голубых свечения двигались туда и сюда, а потом по черному фону, как титры в фильме, заскользили цифры…

Тошико открыла глаза. По лицу бил дождь. Она вырубилась на мгновение. Бугай упал поперек ее ног. Он корчился. Предмет в ее руках был раскален докрасна.

Она старалась высвободить ноги. Амбал взбесился и схватил ее за горло. Прозвучал неприятный звук, словно одновременно разорвался брезент, и молотом ударили в сырую печенку. Лицо мужчины деформировалось, когда мускулы перестали действовать, и любые образы и выражения покинули мешок с мясом, в который превратился его мозг. Кровь лилась изо рта, как вода из переполненной канализации. Голова откинулась в сторону, и он упал навзничь.

Лезвие рамочного стекла в два дюйма шириной было воткнуто громиле в затылок. Над ней стоял бродяга, руки его истекали кровью.

– Моя очередь! – протестовал он. – Ты не можешь взять его!

Тошико подалась прочь, отпихивая тело громилы с ног, яростно отползая. Герой "Рассвета мертвецов" протестующе завыл и зашатался за ней.

– Тош!

Она увидела Джеймса у входа во двор, недалеко от улицы. Тошико вскочила на ноги, игнорируя приближающиеся к ее спине руки бомжа, и стянула перчатку с левой руки. Она опустила в нее Амок – благодарная уже тому, что ее сетчатку покинуло голубое свечение – и бросила обернутый предмет через двор в сторону Джеймса.

Он ровненько поймал его, как Шейн Варн[3] на краю газгольдера. Повернувшись, он побежал на улицу к SUV. Толпа последовала за ним. Некоторые из них пинали или даже проходили по Тошико в нетерпении схватить его. Она свернулась калачиком, чтобы защититься.

Фосфорицирующий "Восксволл вектра" полицейского отдела Южного Уэльса выехал в ответ на сообщение о беспорядках в зоне Вест Мурс. Автомобиль подъезжал к площадке паба на скорости тридцати миль в час. Джеймс стукнулся о передний бампер, оторвался от земли над капотом и приземлился на лобовое стекло. Стекло треснуло. Полицейский автомобиль со скрежетом затормозил. Джеймс скатился по капоту и упал на дорогу.

– Святой Иисус! – сказал один из полицейских, выскакивая. – Откуда он взялся?

Офицер подбежал к Джеймсу и нагнулся.

– Быстро звони! – крикнул он напарнику. – Вызови чертову скорую!

Он присел на колени около Джеймса.

– Все хорошо, мистер, все хорошо, – проговорил он. Сбитому мужчине было не больше тридцати, блондин, почти под нулевку. На нем были черные джинсы, белая рубашка и черный кожаный плащ. Все хорошего качества. Двадцатидвухлетний полицейский, Питер Пикнолл, посчитал странным, чтобы некто столь хорошо одетый бежал по заброшенному району. Возможно, бежал из модного клуба.

– Они едут? – крикнул он.

– Едут! – ответил напарник, Тимми Бил. Радио трещало, шипел дождь.

– Что это, черт возьми? – позвал Тимми Бил.

Питер Пикнолл даже не взглянул на него. Сбитый мужчина сжимал черную кожаную перчатку. Когда Питер взял ее, понял, что в ней находилось нечто тяжелое. Что-то тяжелое выпало и ударилось о мокрый от дождя асфальт. Нечто металлическое и странной формы. Питер поднял его. И тут же понял, что это лучшее, что он когда-либо делал. Он чувствовал себя так, словно выиграл в лотерею. Дважды. Перед сексом.

Вокруг него были люди. Люди толпились вокруг машины, люди сбили Тимми Била и по нему шли вперед.

Питер слышал, как Тимми Бил кричал от боли. Ему было абсолютно безразлично. Он смотрел на окружающих его людей.

– Большой, большой, большой, – согласился он. – Отвалите, мой ход.

Шизней принесла мистеру Дайну его шашлык с нашинкованным салатом-латуком и долькой лимона.

– Спасибо, – сказал он.

Она пожала плечами.

– Шизней?

– Что?

Мистер Дайн изучал ее лицо.

– У меня ощущение, что я чем-то расстроил тебя. Или разочаровал. Я не очень хорош в прочитывании выражений лица тебе подобных.

– Мне подобных? – она была поражена, что он может быть таким откровенным ксенофобом.

Ее реакция была ожидаемой.

– Думаю, я не совсем правильно… То есть, я…

– Что? О чем вы?

– Чем я обидел тебя?

– Это не имеет значения, – сказала она.

– Что бы это ни было, я прошу прощения, – ответил он. – Я никогда не подразумевал пренебрежения или иного дурного обращения. Честно, нет. Культурные разговоры настолько расплывчатое понятие, когда сталкиваешься с ними на деле. Так много полезных вещей о них не сообщают.

– О чем вы говорите?

– Ты мне нравишься, Шизней. Правда. Ты мне нравишься, и я люблю мясо со специями и животные жиры. И алкоголь.

– Я не понимаю вас, – покачала она головой.

– Полагаю, что нет, – пожал он плечами. – Но ты мне правда нравишься. Твои физические данные…

– Ах, так вы бюстоман, да? – Шизней усмехнулась и отвернулась.

– Вообще-то я собирался сделать комплимент. Не правильно прозвучало?

– Не очень, – сказала она.

Он дернул плечами.

– Все, что я хочу сказать, Шизней, что я бы никогда не хотел обидеть тебя. В мыслях такого не было. Ты была так добра ко мне. Я…

– Что вы?

Мистер Дайн неожиданно выпрямился, спина вытянулась в струнку. Его яркие, широко открытые глаза забегали. В сочетании с чубчиком он напомнил Шизней игрушку с орлиным взглядом, с которой игрался ее брат.

Он встал, ударяясь об стол.

– Мне нужно идти, – сказал он.

– Что?

– Кое-что случилось. Мне нужно идти.

– Но, – запротестовала Шизней, – вы сделали заказ.

– Мне идти нужно.

– Сначала вы должны расплатиться.

– В следующий раз.

– Вы должны заплатить. Вы заказали еду.

– В следующий раз, – настаивал он, шагая к двери.

– Мистер Дайн!

– Владыка, – пробормотал Дайн. – Владыке грозит опасность. Я должен идти.

Шизней побежала за ним.

– Стойте минуту!

Ее отец заблокировал дверь "Династии Мугал".

– Вы должны расплатиться, сэр. Вы меня слышите, сэр? Вы должны заплатить, прежде чем уйдете.

Мистер Дайн поднял руку, как будто отгонял муху. В ней ничего не было, без применения силы, просто движение. Неожиданно, отец Шизней сполз на ковер, и мистер Дайн ушел.

Шизней выбежала на улицу.

Огни мчащихся машин тускнели под дождем. Мистера Дайна и след простыл.

Она осмотрелась, сбитая с толку, как он смог так быстро исчезнуть из виду. Краем глаза Шизней мимолетно видела, как некая жидкость отскочила от тротуара на крышу двухэтажного здания в пятидесяти ярдах поодаль.

Но у нее наверное просто разыгралось воображение.

1. имеются в виду складки по бокам, возникающие из-за не по размеру тесной одежды;

2. американский мультсериал про трёх маленьких девочек детсадовского возраста, обладающих суперспособностями;

3. скорее всего имеется в виду известный австралийский игрок в крикет;

@темы: перевод, дэн абнетт, принцы пограничья, аудиокнига, торчвуд

URL

23:03

Принцы Пограничья

I'm so gay that can't even drive stright

название: Принцы Пограничья
втор: Дэн Абнетт
дата выпуска: 25.01.2007
Перевод: в процессе

Частей: 1-2 из 31

переводчик: я

Описание: Что-то чужеродное проникло на Землю. Оно наблюдает за нами. Команда Торчвуда изо всех сил старается найти и обезвредить чужаков, прежде чем кто-то пострадает. А что если вы один из тех, кому уже был нанесен вред? Что если вы пытаетесь найти то, что должно оставаться тайной? Принцы пограничья наблюдают за нами, и они пойдут до конца…

Данный перевод не подразумевает под собой получение материальной выгоды.

Главы 1-2

Глава первая

Конец света начался в октябрьскую ночь, в четверг, сразу после восьми.

Все стартовало с грязных дождевых капель, стекающих в Бристольский залив, черного SUV мчащегося на восток по Пенарт-роуд и писка текстового сообщения.

– По шкале от одного до десяти? – спросил Оуэн. Он был за рулем, вглядываясь в дорогу, едва виднеющуюся из-за полога дождя.

– Один, когда можно не торопиться и десять – безумно срочно? – уточнил Джек с пассажирского сиденья.

– Ага.

– В пределах двадцати шести – двадцати семи, – спокойно ответил Джек. Он поднял мобильник так, чтобы Оуэн мог прочесть.

КОНЕЦ СВЕТА

– Капитан Аналогия наносит очередной удар, – выговорил Оуэн.

– В команде есть место только для одного капитана, – отозвался Джек, захлопывая телефон, и добавил: – Уу, Оуэн…

Чтение текста отвлекло Оуэна от дороги настолько, чтобы фары позади ярко замигали, сообщая о таких же огнях впереди по курсу. Оуэн дал по тормозам, накреняя SUV носом вперед и сбавляя скорость, чтобы съехать с дороги. Их слепил свет фар, встречный и яркий, гремели сигналы.

Оуэн чертыхнулся и вернул внедорожник на полосу. Из-за движения по схеме торможение-разгон-торможение автомобиль резко закачался на инерционном пути, Джек сохранял удивительное спокойствие.

– Извини, – произнес Оуэн, побелевшими ладонями сжимая руль. – Извини за это.

– Без проблем.

– Ты кажешься завидно спокойным.

– Конец света на носу. Авария на встречной на Пенарт-роуд по сравнению с этим кажется чем-то тривиальным.

– А, – ответил Оуэн. Дорога перед ним вновь стала размываться.

– Естественно, – сказал Джек, – он может ошибаться.

– Обычно он всегда прав, – заметил Оуэн. – У капитана, простите, Мальчика Аналогии просто нюх на такие вещи.

Вновь пришло оповещение о сообщении.

– Что он теперь говорит? – спросил Оуэн.

– Вареные яйца, – ответил Джек.

Оуэн выжал газ.

Вареныеяйца. Четыреминуты или меньше.

Под сплошной пеленой дождя Гвен бежала по улице вдоль нагромождения грязных домишек на прибрежной полосе. Огни близлежащего паба, ночного магазина и ряда домов все еще горели. Казалось, дождь никогда не прекратится.

Дома прямо по курсу выглядели покинутыми и заброшенными в шизофреническом смятении хотят ли они превратиться в доки или многоэтажную автостоянку. Неоновые оконные огни паба отражались в длинных лужах на дороге; розовые, красные и зеленые, "Магнерс" и "Будвайзер" колебались и шли рябью от дождя.

Джеймс ждал под старой кирпичной аркой. Он задвигался, когда она достигла его.

– Вареные яйца? – спросила она, бегом следуя за ним. – Правда?

– Правда.

– Конец света или только конец Кардиффа?

– Последнее вытекает из первого, – улыбнулся он. – Кроме того, я всего лишь передаю слова Тош.

– Где она?

– По другую сторону.

– И что она сказала?

– Этот всплеск она наблюдала всю неделю. Он затухал и возгорался. И вот настоящий, стойкий всплеск.

– И почему же конец света?

– Ее системы рухнули через восемнадцать секунд, после того как она накрыла сигнал. Я имею в виду аварийно рухнули. Сорок девять процентов Хаба вышло из строя. Мы оставили Янто в слезах.

– То есть, это что-то агрессивное?

– По шкале от одного до десяти? – спросил он.

– Твоей школе или джековской?

– Моей.

– И?

Он пожал плечами, перепрыгивая залитые дождем каменные ступени.

– Двадцать шесть, двадцать семь. Оно взломало компьютеры Тош, а они, как тебе известно, наилучшие из тех, что мы эволюционировавшие обезьяны, когда-либо изобретали.

Они вышли на поросший сорняком пустырь. Восточный край засыпанного гравием пустыря, обнесенного хило сцепленным забором, дюймов на шесть был заполнен стоячей водой. Гвен слышала запах реки. Ветер был холодный и гнал тот особый аромат, который появляется, когда осень уступает в борьбе с зимой.

– Ох! – произнесла она робко. – Черт возьми, ты чувствуешь это?

Он кивнул. Тошнота; растущее беспокойство напомнило ей о недомогании в детстве, когда она с семьей совершала одну из семейных прогулок, сидя на заднем сиденье старенького Воксхолл Роял[1], который тормозил и продолжал путь в туристическом трафике.

– Голова разболелась, – сказал Джеймс. – А у тебя?

– Да, – ответила Гвен, вдруг понимая, что так оно и есть. – Как-то резко стала болеть.

– Как будто ее включили?

– Ага, словно включили. Не могу дурить верно.

– Дурить?

– Что?

– Ты сказала "дурить".

– Я имела в виду – думать.

– Я знаю, что ты имела в виду. Я тоже не могу дурить нормально. Явные проблемы с фокусированием.

– Хочешь сказать "проблемы", – поправила Гвен, почесывая переносицу.

– Чего?

– Ты сказал "пробелы" вместо "проблемы".

– Не говорил.

Гвен взглянула на него. Холодный дождь скатывался по ним. У нее появились зрительные нарушения; блики и периферийные вспышки появлялись на линии бокового зрения. Она никогда не страдала мигренями, но много читала, чтобы знать, каково при них бывает[2].

– Что это, черт возьми, такое? – спросила она немного напуганно.

– Не знаю, – отозвался он. Ему удалось изобразить улыбку и сказать голосом любимого анимационного героя. – Только без паники.

Она засмеялась. Джек был опорой и душой Торчвуда, но сердцем его был Джеймс. Он мог заставить ее смеяться в лицо концу света. Ну, или Кардиффа, который бы ни произошел первым. Джеймс отвернулся от нее.

– Ну-ка сделаем лица страшнее, – сказал он. – Двинем.

К ним кто-то бежал с затопленной части пустыря, распенивая лужу, как Джин Келли в беспечном настроении[3].

Сперва Гвен показалось, что это Тошико, но она ошиблась. Это была девушка в джинсах мужского покроя и натянутой на тощие ребра футболке с надписью "У меня сиськи, значит я выиграла".

Она бежала немного смешно, судорожно, подумалось Гвен; руки девушки дрожали. Ее худое плоское лицо подрагивало и дергалось.

– Эй? –позвал Джеймс.

Девушка резко затормозила и задрожала перед ними, всматриваясь в Джеймса, потом в Гвен и снова в Джеймса. Каждый поворот был резким и заставлял девушку качаться. Ее промокшие от дождя пальцы сплетались и щелкали, словно у кого-то, кто, как говорится, оттянулся по полной.

– Большой, большой, большой, – сказала она, захлебываясь и выделяя среднее "большой". – Фигня. Шестьдесят девять процентов. Владельцы кошек. Антропоморфируются. Гиббоны. Большие гиббоны. Крах и упадок больших гиббонов, – добавила она.

Девушка упала на колени с таким тяжелым костлявым звуком, что Гвен поморщилась. Упав на колени, девушку вывернуло наизнанку. Гвен сразу же приблизилась, пытаясь помочь. Девушка что-то сказала и оттолкнула Гвен. Затем снова вырвала.

Даже вперемешку с ветром и дождем рвота девушки пахла неправильно. Присутствовал сильный запах кетона[4]. И под ним полузаглушенный запах пластмассы и жженого сахара.

– Все нормально, – сказала Гвен.

– Большие, большие, большие, – бормотала девушка и сухо тяжело вдыхала, пытаясь наполнить легкие.

Гвен взглянула на Джеймса.

– Что с ней, черт возьми, не так? – спросила она. – Ах, оу! Моя головная боль усилилась.

– Моя тоже, – поддержал он. Джеймс старался сохранять оптимистичность, но тон выдавал его. Боль. – Что ж, – выговорил он, – видимо, викторина[5] в местном ночном пабе прошла чертовски неправильно.

Девушка встала, отталкивая их. Она вновь свалилась, еще раз поднялась и произнесла:

– Слава. Слава, слава, слава. Сварливость. Хорошее слово, – она качнулась и посмотрела на Джеймса. – Не так ли?

– Точно, – ответил он, вытягивая руку.

Девушка засмеялась, и из носа у нее показался пузырек соплей. Ее вновь скрутило в конвульсиях рвотного позыва, локти прижались к бокам, но из нее уже ничего не выходило.

– Глянец, – булькающе сказала она и убежала.

– Не дай ей… – начала Гвен.

Девушка не убежала далеко. Она слепо налетела на трухлявую кирпичную стену, оттолкнулась от нее и плашмя упала на спину. Они подбежали к ней. Руки и лицо ее были ободраны и кровоточили. Нос был разбит, из него текла кровь, становясь розовой под интенсивным ливнем.

– Все хорошо, все хорошо, – успокаивала Гвен. – Как тебя зовут? Можешь сказать мне свое имя?

– Хью, – пробормотала дквушка.

– Хм, вот и ответ, – сказал Джеймс.

Гвен подняла наи него глаза.

– Это не она, идиот. Кто-то другой.

Хью бежал вдоль берега реки за отцвечивающими на железной цепи каплями дождя. Ему казалось, он бежит оченьдаже хорошо, как настоящий спринтер, но для стороннего наблюдателя это выглядела, как воистину ужасная пародия на "Планету обезьян".

Он споткнулся и шлепнулся о забор, вызвав колебание и звон. Скопившаяся дождевая вода брызнула с ромбовидных звеньев забора.

Он повис.

– Давайте помогу, – сказала материализовавшаяся из дождя позади него женщина. "Она красивая", – подумал Хью, моргая. Женщина была стройной и очень хорошо смотрелась в черном кожаном плаще.

– Меня зовут Тошико, – сказала женщина. – Позвольте помогу. Как вас зовут? Расскажите, что случилось.

Хью откинулся на траву и треснувший асфальт, с одной рукой все еще держащейся за вибрирующий забор.

– Там, – начал он, но умолк. Голос звучал забавно, словно в его уши напихали ваты. Может, так и было. Он сам это сделал? Наверняка он. Ранее в ванной, проглатывая последний аспирин. На краю раковины была упаковка с ватой. Принадлежала Лэни, для макияжа. Он… он?

Думать было тяжело. Вспоминать. Собственное имя. Имя Лэни. Нет, Лэни звали Лэни. Лэни, разве нет?

– Поговорите со мной, – сказала женщина. – Что вы хотели сказать?

– Там… были цифры, – снова начал Хью, игнорируя ватную слышимость голоса. – Цифры и два голубых свечения. Они двигались и двигались вот так.

Он оторвал руку от железного забора и обвел одной рукой вокруг другой, рисуя в воздухе любопытные геометрические фигуры.

– Они двигались. Они двигались. Прокручивались. Огромные такие огни. Большие. Большие, большие. – Его писклявый голос сделал ударение на втором "большие".

Тошико присела рядом с ним.

– Огни? И цифры?

Хью кивнул.

– Большие, большие, большие. Мерцающие и двигающиеся. Голубые. Ох, порой красные. Красные мертвые. Голубые настоящие. Большие, большие, большие.

– Что за числа? – спросила Тошико.

– Меня зовут Хью! – выпалил он, словно вспомнил только что.

– О, хорошо. Привет, Хью. Расскажи мне про огни и цифры.

Голова Хью пьяно запрокинулась. Он быстро-быстро замигал, мускулы лица задергались.

– Хью голубой. Хью настоящий. Большой, большой, большой.

– Цифры, Хью…

– Абстрактные числа, – ответил он, неожиданно и ясно, зафиксировав на ней взгляд.

Тошико посмотрела на него в ответ. Джинсы, телогрейка, жалкое подобие ирокеза, уничтоженное дождем. Этот "Хью" никак не мог знать об абстрактных числах.

– Хью, расскажи мне об абстрактных числах.

Хью завозился с левым ухом. Он вынул ватный тампон, пропитанный кровью.

– Черт, – пробормотал он. – Мой мозг сейчас взорвется.

– Хью, – умиротворяюще позвала Тошико.

– О, нет! – неожиданно завыл он, извиваясь. – О, нет! Уйдите! Не смотрите на меня. Отстаньте!

Тошико отпрянула. Она поняла, что Хью обмочился. Она слышала запах мочи. Он был раздавлен от унижения. Это предполагало то, что пьян он не был.

– Хью…

– Голова болит, – заныл он.

– Моя тоже, – согласилась она. Голова действительно болела, до жути. – Расскажи мне про числа и огни. Откуда они появились?

Вареные яйца. Вареные яйца. У нее было стойкое ощущение, что они попали в цейтнот. Полный цейтнот.

– Большие, большие, большие, – повторил Хью. – Штеффи Графф. Жираф. Рон Муди. Поддонок. Близнецы. Незаконнорожденные близнецы. На обложке журнала "Хелло!" Знаете этот журнал? Модель современного совершенствования.

– Хью? Давай же! Хью?

Он улыбнулся ей, постоянно мигая. А затем он умер. Его зрачки закатились, а голова отклонилась, изо рта поднялся в воздух клубок дыма. Дымок пахнул жженым сахаром, пластиком и экскрементами.

Мучимая той же болью, от которой он умер, Тошико, морщась, упала на колени.

– Он проиграл Амок, – сказал голос позади нее.

Тошико обернулась.

За ее спиной под дождем стоял бродяга и наблюдал за ней. Он казался огромным, но это впечатление создавалось из-за надетого на него большого количества старых пальто. Капли дождя провисали в его немытой бороде, как украшения на рождественской елке. От него разило шлаками и фабричными отходами. Два тяжелых пакета оттягивали его руки вниз. "Сейнзбериз"[6].

– Он проиграл что? – переспросила Тошико, вставая.

– Амок, – ответил бомж. Сказать сколько ему лет было просто невозможно. Тридцать? Шестьдесят? Жизнь нещадно прошлась по нему.

Он положил пухлые пакеты к ногам.

– У Хью был Амок, но он проиграл. До него он был у Донни, и он тоже проиграл. До Донни был Терри. До Терии был Малькольм. До Малькольма Боб, до Боба Аш'аават.

– Кто был до Боба?

– Аш'аават, – повторил бомж.

– И на наречии Мидлсекса[7] Аш'аават – это…?

Бродяга хмыкнул и помотал головой так сильно, что дождевые капли слетели с его бороды, словно вода с собаки, стряхнувшейся после купания.

– Ты забавная. Я не знаю никакого Аш'аавата. Это просто последнее имя в списке.

– Ясно, – ответил Тошико, медленно распрямляясь на ногах. – Амок сейчас у вас? Как вас зовут?

– Джон Норрис, – ответил бродяга, нагибаясь и копошась в сумках. – Джон Норрис. Когда-то я был в порядке, знаешь ли.

– Вы и сейчас в порядке, Джон, – сказала она.

– Не в порядке. Нет. У меня была хорошая работа. Машина от компании. Это был "Ровер". У меня было собственное место на парковке. Меня называли мистер Норрис.

– Что случилось?

– Корпоративная рационализация рабочей силы. Жена переехала к сестре. Я не видел своего сына уже пять лет, – начал плакать бродяга.

– Мистер Норрис, мы можем разобраться с этим, – сказала Тошико, шагнув к нему. Ее голова пульсировала. – Пожалуйста, Амок у вас?

Он кивнул, шмыгая носом, и закопался в одном из своих пакетов.

– Он где-то тут, – он поднял на нее глаза. – Большой, большой, большой, – добавил он, выделяя среднее "большой".

– Просто покажите его мне. Амок.

– О, хорошо. А вот и он, – сказал бомж. Он что-то вынул из пакета. Это была рамка десять на восемь с тремя фотографиями. Женщины. Мальчика. Женщины с мальчиком.

– Мистер Норрис, это ведь не Амок, верно? – мягко уточнила Тошико.

Бродяга пожал плечами. Он помотал головой, плечи согнулись.

– Нет, – захныкал он. Оборванец положил рамку на дорогу и разбил ее вдребезги.

– Мистер Норрис?

Когда он повернулся к ней, в его руках был осколок стекла рамки. Обломанные края были настолько острыми, и он сжимал его так сильно, что кровь стекала меж его грязных пальцев.

– О, черт, – произнесла Тошико, резко пятясь.

Бродяга сделал выпад.

1.автомобиль компании "Опел", с 1983 года стал называться Воксхолл роял; британизированная версия моделей "Опелс сенатор" и "Монза";

2. для мигрени характерны нарушения зрения (фотопсии) от 5 до 45 мин.; нарушения могут заключаться в появлении время от времени в одном глазу коротких вспышек или искр;

3. американский актёр, хореограф, режиссёр, певец и продюсер. Известен прежде всего своей ролью в знаменитом мюзикле "Поющие под дождём";

4. это органические вещества, в молекулах которых карбонильная группа связана с двумя углеводородными радикалами; летучие жидкости или легкоплавкие твёрдые вещества;

5. в оригинале использовано сочетание quiz night - интеллектуальная игра для тех, кому надоели гламурные тусовки и однообразные вечеринки. Викторина, напоминающая известную телевизионную игру «Что? Где? Когда?», перенесенная в реальную жизнь и «облегченная» веселыми и заковыристыми вопросами;

6. название фирменных гастрономов и продовольственных магазинов самообслуживания;

7. одно из 39 исторических графств Англии, с 1965 года образующее северные и западные округа Большого Лондона.

Продолжениеи в комментариях

@темы: перевод, дэн абнетт, принцы пограничья, аудиокнига, торчвуд

URL

воскресенье, 28 августа 2011

22:31

Небольшое утешение

I'm so gay that can't even drive stright

Выложенное Baiba видео стало для меня небольшим утешением. Мной только что завершена моя часть фанфика по Джанто. Немного =поспойлерю Возможно, со стороны смешно звучит, но мне было трудно переводить конец фика. Какие-то 1000 слов откладывались и откладывались... Это видео мне очень помогло набраться сил и добить историю.

28.08.2011 в 02:32

@музыка: George Michael - Kissing a fool

URL

воскресенье, 21 августа 2011

21:33

Don't Worry Mama (ranobe)

I'm so gay that can't even drive stright

Название: Мама, не горюй!

Автор: Нарисэ Конохара (Narise Konoharа)
Иллюстратор: Юки Шимизу (Yuki Shimizu)
Дата выпуска: 2005
Переводчик: я
Статус: в процессе
Жанр: яой
Рейтинг: NC-17
Саммари: история новых Робинзонов по-японски.

Дисклеймер: все герои и произведение принажлежат их авторам и правообладателям. Моих прав на них не было, нет и не будет.

Внимание: Герои ранобэ "Мама, не горюй" Юйчи и Имакура введены автором в перекликающееся произведение "Nuganai otoko / Мужчина, который никогда не раздевается". Перевод взвалили на себя Mellu и O-sya. Заинтересованные могут пройти сюда Mellu

Перевод не преследует материальной выгоды

Отрывок 9

Юйчи узнал о банкротстве своей компании в ночь возвращении домой. Он переговорил с родителями из порта, они знали, что он в порядке и все же мать разразилась слезами, увидев его. В этот вечер стол был уставлен его любимыми кушаньями. Он приложил усилия, чтобы поддерживать разговор рассказами только о забавных ситуациях на острове, чтобы не волновать домашних. Они проговорили до ночи, и Шуджи решил переночевать у родителей.

После душа и бриться Юйчи собрался позвонить начальнику отдела, в котором работал. Брат поинтересовался, куда он звонит.

– В компанию. Нужно узнать, не уволили ли нас, пока нас не было.

Шуджи начал рассказывать, но остановился. Юйчи понял, что произошло что-то нехорошее по мелькнувшей в глазах брата жалости.

– Они вам что-нибудь сказали? Я уволен?

– Твоя компания обанкротилась.

Обанкротилась… обанкротилась. На осознание реальности потребовалось время.

– Не может быть. Ты лжешь.

Шуджи почти испытывал желание избить брата, несмотря на все усилия, потраченные на его поиски.

– Ничего уж не поделаешь. Это случилось примерно через день после твоего отъезда. Первые полосы газет пестрели этими новостями. Я не хотел огорчать тебя, поэтому не говорил до сих пор.

Обвинения брата компанию бы не возродили. Шуджи сказал, что в компании остались люди, приводящие в порядок дела, поэтому Юйчи решил наведаться туда на следующий день. Юйчи рассматривал потолок со своей удобной кровати и понимал, что лежит на ней впервые спустя полтора месяца отсутствия. Банкротство, безработица… только негативные слова кружили в его голове. Было ощущение, что его резко вырвали из мира фантазий и вернули в мрачную реальность.

Он хотел услышать голос Имакуры. Хотел услышать, как Имакура зовет его "Ю-чан". Когда он больше не смог сопротивляться желанию, набрал номер мобильного своего любовника, но не дозвонился. Он надулся и перевернулся на другой бок. Было странно свободно протягивать руки и ноги. Они спали в одном футоне, и если он протягивал руки, чувствовал такое знакомое тепло. А если игриво касался любовника, слышал жалобы на невозможность уснуть. Но сейчас этого не было. Он вновь перевернулся и именно тогда его сотовый зазвонил.

– Ю-чан, – раздался голос на другой стороне линии. Он знал, кто это. Наконец-то! – Ты звонил?

– Да. Один раз.

– Извини. Мой телефон все это время был в отеле, так что пришлось зарядить. Поэтому я не смог сразу же перезвонить. Что ты делаешь?

– Стараюсь уснуть.

– Я в отеле. Звоню с общего телефона. В больнице меня обследовали и сказали, что все хорошо. Мы переночуем в Шизуоке и завтра вернемся в Токио.

– Ты слышал про компанию?

– Да, мама сказала.

– Что ж, придется искать новую работу, но об этом можно позаботиться и позже. А сегодня приятных тебе снов.

– Ага… – голос Имакуры оборвался.

– Что случилось?

– Не могу уснуть. Мама сказала идти спать… но трудно уснуть одному, после того как привык спать с тобой.

Юйчи был тронут тем, что Имакура чувствовал то же, что и он сам. Он хотел быть с ним, увидеть его лицо, готов был побежать в отель.

– Давай завтра встретимся. Когда ты вернешься?

– К полудню. Я позвоню тебе, когда мы приедем.

– Понял, Тогда до завтра.

– Ммм… подожди.

– Что?

– Можем мы еще чуть-чуть поговорить? Я хочу слышать твой голос.

Юйчи был счастлив от услышанного и все же слегка смущен, отчего найти слова стало трудно. Молчание затянулось.

– Ю-чан, скажи что-нибудь.

– Завтра мы сможем увидеться.

Телефон забибикал, сообщая, что время вышло. Хоть он и был нежным и влюбленным той ночью, больше Имакура так и не позвонил.

На следующий день Юйчи отправился в обанкротившуюся компанию, но там было всего пару работников, завершающих дела. Остальные были уволены. Само собой, с самого начала было ясно, что он им не помощник, но, по крайней мере, Юйчи смог забрать свои личные принадлежности. Он спросил про зарплату, но в ответ услышал, что компания удержала зарплату всех работников за май. Юйчи надеялся, что ему заплатят хотя бы за то время, что он проработал, но оказалось, что он хотел слишком многого.

Выйдя из здания, он влился в ряды безработных. Он должен был работать, чтобы есть. Необходимо было найти новую работу. Однако он сомневался, что это будет легко с хрупкой экономикой страны. Юйчи позвонил на сотовый Маеды, друга из "Сугиноки Фармацевтикалс". Маеда был удивлен услышать его. Маеда нашел новую работу неподалеку, так что они договорились встретиться в обед в кафе у станции.

– Все удивлялись, куда вы делись, но, когда компания пала кверху брюхом, мы были слишком заняты разгребанием беспорядка, чтобы думать о ком-то еще. Когда все немного утряслось, я решил, что ты нашел новую работу и в полном порядке. Мне бы даже во сне не приснилось, что ты торчишь на необитаемом острове с Имакурой. – говорил Маеда, поедая спагетти с фрикадельками. – Будь ты там с женщиной, ситуация обернулась бы в одну из тех, что часто показывают по телевизору. Наверно, быть там с Имакурой было ужасно. Не повезло тебе.

Данное утверждение было далеко от истины, но Юйчи не мог рассказать ему о страстных днях, проведенных с Имакурой на острове. Маеда горел желанием услышать историю об их выживании и слушал, не перебивая.

– Я наверняка опоздал к охоте за новой работой, живя вдали от цивилизации около двух месяцев. Ты знаешь что-нибудь?

Маеда не выглядел оптимистично.

– У всех бывают трудные времена. Я нашел работу в компании отцовского друга, но Кадота и Митани до сих пор в поиске…

Юйчи надеялся услышать о вакансиях в компании Маеды, которые он мог бы рекомендовать, но быстро понял, что ошибся. Они расстались, и Юйчи вздохнул, думая, как тяжело ему придется. Казалось, при мыслях о начале серьезного поиска работы над его головой собирались тучи, но, сравнив жизнь на острове, где ему приходилось просить пищу и терпеть неудобства, с жизнью тут, где ему не грозила голодная смерть, вода в душе текла одним нажатием кнопки и его всегда ждал горячий футон, он решил, что здесь намного лучше. Ничего, кроме усталости, этот день ему не принес, и он пошел домой в упадническом настроении. Он достал сотовый из кармана пальто, но записи о звонках Имакуры не было.

– Ты же сказал, что вернешься домой после полудня...

Телефон не ответил на его ворчание. Решив, что Имакура все еще может позвонить, Юйчи даже дома держал телефон при себе, а во время принятия душа, оставил сотовый прямо у дверей, чтобы слышать его. На даже в два часа ночи телефон все еще молчал. На следующее утро терпение отказало, и в девять он позвонил Имакуре. Он услышал только голос, утверждавший, что телефон либо выключен, либо находится вне зоны доступа. Наверное, они ехали на скоростном поезде, решил Юйчи и отключился. Он повторял попытки каждые два часа, но результат оставался неизменным.

Ни на следующий день, ни через день он не мог связаться с Имакурой по мобильному. Думать, что он был в дороге или не вспомнил включить телефон, более не имело смысла. Юйчи уж и не знал, что делать, но после решил позвонить домой к любовнику. Он числился в справочнике Сугиноки, так что нашелся быстро. На звонок ответила мать Имакуры Ёши. Юйчи представился и попросил Имакуру, но Ёши долго хранила молчание.

– Он не хорошо себя чувствует и лежит. – Ее голос звучал неуверенно.

– Он что, очень болен? – искренне разволновался Юйчи.

– Врач сказал, что все пройдет, если он отоспится пару дней. Вам что-то было нужно?

– Нет, ничего особенного…

– Тогда прощайте.

Она неожиданно отключилась. Юйчи не смог скрыть замешательство при звуке отбойных гудков. Он думал, что вел себя нормально и не мог понять, зачем она так холодно держалась с ним.

После этого он еще несколько раз звонил на мобильный и домой к Имакуре, но не мог дозвониться. Через неделю он наткнулся на сообщение, что номер больше не функционирует. Скорее всего, они сменили номер. Он никак не мог связаться с Имакурой и до сих пор не нашел работу. Его начал одолевать злоба, которая срывалась на тех, кто оказывался под рукой. Жена Шуджи вот-вот собиралась родить и уехала в отчий дом. Шуджи тем временем приходить на обед в родительский дом. Юйчи, пользуясь ситуацией, взял за привычку задирать Шуджи при любой малейшей возможности, словно тот был мальчиком для битья. В один из вечеров Шуджи с криком заявил, что было бы лучше, если бы брат сгинул на острове. В слезах он ушел в дом к родителям жены и не вернулся. Спустя три недели после возвращения с острова его поиски увенчались успехом, и Юйчи был принят на работу в отдел разработок одной из косметических фирм. Устроившись на работу, он почувствовал себя так хорошо, что отправился домой к Имакуре. Он бы сказал, что пришел поделиться новостью о новой работе, пусть это и не было истинной причиной. В голове мелькнула мысль, что Имакура, возможно, не хочет его видеть. Холодное обращение его матери, смена телефонного номера и отсутствие каких-либо попыток связаться с Юйчи… этого было достаточно, чтобы заставить его нервничать. Но было и много положительных моментов. Телефонный звонок в день их расставания; то, как он сказал, что хочет слышать голос Юйчи. Ложью это не могло быть.

Он хотел увидеть Имкуру и поговорить с ним. Если Имакура больше не хочет с ним видеться или решил, что Юйчи ему неприятен, он хотел услышать об этом из его уст лично. Но вообще-то, он хотел увидеть Имакуру в любом случае.

Имакура жил с матерью в дорогой квартире. У дверей Юйчи глубоко вздохнул и нажал на кнопку интеркома. Ответа не последовало. Юйчи подумал, что, вероятно, они куда-нибудь вышли и наведывался еще несколько раз в течение дня. Он сверился с запиской, чтобы удостовериться в правильности адреса. Адрес и номер были верными. Услышав лай, он обернулся и увидел в дверях соседней квартиры пожилую женщину, выгуливающую собаку. Она была примерно того же возраста, что и мать Имакуры.

– Какая милая собака.

– Спасибо, – улыбнулась в ответ женщина.

– Похожа на собаку моего брата. Какой породы?

– Миниатюрный пудель. Вы любите собак?

– Да, как бы.

У Шуджи не было собаки, Юйчи не интересовали собаки со странными стрижками, но он продолжал дежурно по-продавецки улыбаться.

– Я ищу Имакуру из 508. Их, кажется, нет дома.

Женщина удивленно наклонила голову.

– Вы имеете в виду женщину, живущую тут с сыном?

– Да, я хочу навестить ее сына.

– Они переехали на прошлой неделе. А вы не знали? – Мир вокруг Юйчи облачился во тьму. Земля на миг ушла из-под ног. – Они тут давно живут. Решение переехать такое внезапное.

Он не мог говорить. Выражение его лица, должно быть, выдало отчаяние, так как женщина попыталась утешить предложением уточнить у менеджера, не оставили ли они свой новый адрес. Он попытался, но управляющий знал только то, что они переехали куда-то в пределах города, и не владел иной информацией. Имакура бесследно исчез, забрав с собой сердце Юйчи.

Продолжение

25 января, в день тридцатой годовщины свадьбы родителей Юйчи, шел снег. Столик был зарезервирован в дорогом французском ресторане, но его родители не были привычны к высококлассной западной еде и нервно ерзали на своих местах. За организацию вечера взялся Шуджи, решив, что это замечательный повод собраться всей семьей и хорошо провести время. Сначала Юйчи идти не хотел, но невестка с малышом на руках объяснила, что Шуджи хотел использовать шанс снова сблизиться с братом. Юйчи не смог ей отказать. Прошло полтора года, с тех пор как Юйчи своими придирками изгнал его из отцовского дома и год, как Шуджи снова стал приходить к родителям. Последнее время он приходил все чаще, а Юйчи видел, как брат старается подстраиваться под его настроение. Если он хотел извиниться за слова о том, что было бы лучше умри Юйчи на острове, ему должно было хватить мужества сделать это напрямик, а не использовать окружающих, чтобы воздействовать на брата. Такое поведение лишь еще больше злило Юйчи, но он не мог позволить стараниям невестки пропасть впустую.

Не успев еще войти в ресторан, Юйчи нанес первый "удар". Он отругал брата за выбор такого дорогого ресторана, когда их родители толком не знали правил поведения за столом. Они определенно поставили бы себя в неловкое положение. Все это означало, что Шуджи был в дурном настроении еще до того, как на стол принесли еду, и они разместились за круглым столом, не разговаривая друг с другом. Юйчи убивал время, разглядывая снег, падающий за окном на фоне сверкающего города.

– Добрый вечер. Желаете аперитив? – их отец пил только саке и совсем не разбирался в вине. Он сидел натянуто и тихо, словно памятник Будды, пока официант улыбался ему. Юйчи протер глаза. Впервые он понял, что значит оказаться в состоянии шока. Официант был светлокожим, немного полноватым и с писклявым голосом. Он был намного худее, чем помнил Юйчи, но сомнений не было. Рядом с их столиком стоял именно Имакура.

Прошло полтора года, как они покинули остров. Время умеет быть жестоким. По прошествии недель Юйчи начал воспринимать их страстные дни на острове, как сон. Он словно стер их из привычной жизни. Он жаждал увидеть Имакуру, но не мог. Он понятия не имел, куда исчез Имакура. Никто из их бывших коллег не знал, где нашел новую работу бывший начальник. Юйчи помнил слова Имакура, что он любит вино и, каждый раз видя винный магазин, заходил туда и осматривался. Естественно, безуспешно. Чем больше он не видел его лица, не слышал его голоса, руки Юйчи опускались, и он сдался. Он начал думать, что вместе они уже никогда не будут. Было намного легче смириться с разрывом, чем подпитывать надежду на воссоединение. И вот он собственной персоной!

Тело Юйчи задрожало от нервозности, а не от радости. Имакура его еще не заметил. Если бы заметил, попросил бы кого-нибудь другого обслужить столик. Или он заметил Юйчи и нарочно подошел к столику?

Пока Юйчи вытягивался в струну, его брат постарался привлечь внимание Имакуры.

– Пожалуйста, принесите шампанское и четыре бокала.

Имакура посмотрел на Шуджи, но перехватил взгляд Юйчи. Когда их глаза встретились, Имакура побледнел.

– Ко… конечно, сэр.

Он держался хорошо, но отпрянул от стола и сбежал на кухню. Шуджи не понял, что это был тот самый толстяк, застрявший с братом на острове. Все потому, что тот стал намного худее и привлекательнее, да и от потери веса его лицо сильно изменилось. Шампанское вскоре было подано, но вместо Имакура его принесла красивая соммелье. Поначалу Юйчи решил, что девушка была официанткой, но Шуджи прошептал родителям, что соммелье этого ресторана является женщина. Имакура крутился в другом конце ресторана и не приближался к их столику. Юйчи не мог наслаждаться своей едой. Его голову заполнила правда. Имакура избегал его. Обрыв контактов, переезд – все было сделано специально. Дни страсти, которые Юйчи тщетно старался забыть… Имакура желал стереть из своей памяти.

Имакура был девственником и натуралом. Исключительные условия, в которых они оказались на острове, притупили его мозг, и он попал под влияние Юйчи. Хоть на острове он был готов отдавать свое тело, вернувшись в обычную жизнь, он пришел в чувство. Отношения между двумя мужчинами были "грязью". Имакура разорвал их связь самым банальным образом: сжег мосты. Юйчи был бессилен что-либо изменить. Между ними был секс, но они не встречались. Ни один не говорил другому о любви. Но все же… не говоря об этом, Юйчи любил Имакуру, толстого, с отвратительным характером и глубоким комплексом зависимости от матери. Он никогда не сомневался, что после возвращения с острова их связь сохранится.

Даже когда мать Имакуры заявила, что он слишком болен, что говорить – очевидный сигнал – он цеплялся за единственный шанс на то, что все нормально. Он верил, что им не удалось встретиться из-за плохого самочувствия Имакуры. Пока он старался успокоиться, его начал раздражать довольный вид Имакуры, расхаживающего по залу. В нем рос гнев. Он злился не на мужчину, порвавшего с ним, обрубив все концы, а на себя, старающегося удержать, даже зная, что его отвергли.

запись создана: 14.08.2011 в 19:38

@темы: ranobe, перевод, яой, Narise Konohara, NC-17

URL

15:09

О Дизайне

I'm so gay that can't even drive stright

Vylomy вдохновила меня на новый дизайн. Не сочтите за плагиат

URL

вторник, 16 августа 2011

21:56

Джек/Гвен

I'm so gay that can't even drive stright

Мне захотелось развлечь себя немного просмотром Комик кона, но получилось даже лучше. Наконец-то устами самого ДБ было сказано отношение Джека к Гвен. В дословном переводе это звучит так:

"Джек любит Гвен. Это не сексуальная любовь. Это любовь к личности".

Если интересно видео ниже. ДБ говорит много интересного

@темы: комик кон, джон барроуман, джек харкнесс, гвен купер

URL

понедельник, 15 августа 2011

08:13

Этот мужчина зрит в корень Miracle Gay

I'm so gay that can't even drive stright

14.08.2011 в 21:33

Я умер, когда увидел это... Спасибо Vylomy

Пишет Vylomy:

Оно ещё и рисует...
Ну лады, раз для сообщества это жестковато, то выложу у себя - оно выносит мне моск :lol:

Помнится, я жаловалась на то, что у меня детство в жопе сидит? Я беру свои слова обратно, ибо этому человеку тридцатник по паспорту... :crznope:

Получившийся "шедевр"
Babe, please never change :lol:

URL записи

URL

пятница, 12 августа 2011

22:57

Спасибо Боже за моих друзей!

I'm so gay that can't even drive stright

Когда-то мне казалось, что Бог придумал друзей людям в наказание. Но иногда они оправдывают гордое звание друзей.

Спасибо моему другу в Британии, что нашел время купить и прислать мне Тардис и брелоку с лого Торчвуда. И подруге за брелоку с фотографиями ДБ.

Качество не ахти, но все заметно

+3

@темы: торчвуд

URL

среда, 10 августа 2011

23:07

Don't Worry Mama (ranobe)

I'm so gay that can't even drive stright

Название: Мама, не горюй!

Автор: Нарисэ Конохара (Narise Konoharа)
Иллюстратор: Юки Шимизу (Yuki Shimizu)
Дата выпуска: 2005
Переводчик: я
Статус: в процессе
Жанр: яой
Рейтинг: NC-17
Саммари: история новых Робинзонов по-японски.
Дисклеймер: все герои и произведение принажлежат их авторам и правообладателям. Моих прав на них не было, нет и не будет.

Внимание: Герои ранобэ "Мама, не горюй" Юйчи и Имакура введены автором в перекликающееся произведение "Nuganai otoko / Мужчина, который никогда не раздевается". Перевод взвалили на себя Mellu и O-sya. Заинтересованные могут пройти Mellu

Перевод не подразумевает получение материальной прибыли.

Отрывок 8

Шуджи Хигашияма и Ёши прибыли в "Префектурный Орнитологический Институт" в префектуре Мияги. Прошло уже почти полтора месяца с исчезновения старшего Шуджи и начальника того. Брат Шуджи был геем и уже открылся своей семье. Обычно по телевизору показывали, как кто-то из членов семьи раскрывался и встречал напряженное отношение к своим "сексуальным предпочтением" со стороны домашних. Их семья была другой. Его брат был главой семьи, и, когда он объявил себя геем, другим не оставалось ничего другого как принять эту новость. К тому же Юйчи был уверен, что род Хигашияма будет продолжен и поставил целью своей жизни женить младшего брата, чтобы у него родились дети, что последний и сделал в довольно юном возрасте.

Юйчи был хорошим студентом и хорошим человеком. И Шуджи был уверен, что он никогда бы не сбежал с кем-то, ничего не рассказав, но с фактами приходилось считаться. Он видел фотографию второго пропавшего. Тот был огромным, чрезвычайно толстым человеком. Шуджи знал, что его брату нравятся мужчины и, хотя он никогда не говорил этого в лицо, но считал брата лучшим в мире человеком. Пусть брат и не делился с ним своими вкусами в мужчинах, но он не думал, что брат был любителем полненьких. Каждый раз видя фотографию второго потеряшки, он не мог перестать думать, что у брата возникли проблемы, о которых ему некому рассказать.

След его брата и второго пропавшего затерялся на станции Хамамацу. Шуджи, не уставая, задавал вопросы, и выяснил, что двое других мужчин, сопровождавших пропавших на остров, той ночью вернулись в префектуру Мияги на автобусе. Ёши с Шуджи сели на автобус до Мияги, а по прибытии разделились в поисках большей информации. Вскоре после полудня Шуджи случилось услышать зацепку от таксиста, обедавшего рядом с ним.

- Недавно у меня была пара клиентов, сказавших, что только что вернулись с пустынного острова.

Для Шуджи забрезжил луч надежды.

– Это было с утра пораньше. Вроде, они только сошли с ночного автобуса. Я запомнил, как они говорили про остров, так как тема заинтересовала меня. Дайте-ка подумать… они сказали, что изучают птиц.

Шуджи показал фотографии, но таксист покачал головой.

– Нет, те были старше и бородатые. И уж точно не такие толстые, как этот мужчина.

Но если бы брат всерьез решил сбежать, для него имело бы смысл замаскироваться.

– Куда вы их отвезли?

Он выглядел таким отчаявшимся, что водитель неохотно согласился сказать ему. Шуджи забрал Ёши, и вместе они направились по указанному адресу.

Двое стояли перед зданием с надписью "Префектурный Орнитологический Институт". Шуджи несколько раз переспросил, сюда ли таксист привез мужчин, и каждый раз слышал утвердительный ответ. И хотя он был уверен, что пассажиры таксиста были теми, кого они ищут, приехав на место, его стали терзать сомнения. Но это было последней надеждой. Он постучал в двери института. На звук ответил пожилой бородатый мужчина. Он полностью соответствовал описанию таксиста.

– Чем могу помочь?

Шуджи вынул фотографии.

– Я ищу этих людей. Вы их видели?

Мужчина искоса взглянул и кивнул.

– Я определенно их видел, но вот где? Особенно помню полного…

Из-за его плеча с любопытством выглядывал мужчина.

– А это не те двое, с которыми мы ехали на остров Фуши?

Бородач хлопнул в ладоши

– Точно. Двое из фармацевтической компании.

– Да.

– Юноша на этой фотографии мой сын. – Ёши оттолкнула Шуджи. – Он пропал полтора месяца назад, когда уехал в командировку со своим работником. Все, что мне известно, то, что он уплыл на необитаемый остров…

Бородач побледнел.

– Прошу прощения?

– Мы опросили стольких людей и нашли кое-кого, кто сказал, что привез двоих с острова сюда.

– Мой единственный сын очень слаб… Я волнуюсь… – Ёши была на грани слез.

Бородач взглянул на товарища и разволновался.

– Мы встретились на лодке по дороге на Фуши. Они сказали, что едут искать траву для похудания. Еще они сказали, что едут на день, но вместе с нами обратно не вернулись.

Шуджи проиграл в голове разговор с клерком из рыболовецкой гильдии

– Мне сказали. Что брат звонил и сказал, что лодка за ними не пришла. Но после их забрали…

Бородач потер подбородок.

– Их не было в лодке. По крайней мере, на той, что привезла нас. Значит, они внезапно решили остаться острове.

Шуджи встретился взглядом с бородачом.

– Вы немедленно должны отправиться на остров, чтобы удостовериться. Это вправду заброшенный остров и ни одна лодка без надобности туда не приблизится. Если они остались там, у них могут быть проблемы. Там есть пара брошенных домов, так что крыша над головой у них будет, но нет ни воды, ни еды, насколько я знаю. И думать не хочу, что они страдают там от голода.

Ёши, казалось, готова была начать биться в конвульсиях.

– Мэм, успокойтесь. Уверен, с ними все хорошо.

Когда орнитолог положил руку ей на плечо, она упала в обморок прямо у дверей института.

***

В прекрасный безоблачный день Юйчи вел Имакуру к наивысшему мысу на острове. Имакура все еще не приспособился к физической нагрузке и много раз останавливался по пути. Под конец Юйчи пришлось подталкивать его к вершине.

Какой великолепный вид. – Хоть Имакура и жаловался на боль и усталость весь путь наверх, при виде открывшейся панорамы лицо его просветлело. – Я очень рад, что пришел.

– Здесь прохладнее из-за бриза.

На вершине дул сильный ветер, развевая рукава их одежды, и играл с длинными локонами Имакуры. Юйчи сел, но Имакура продолжал стоять, уставившись далеко в океан. Догадавшись, что Имакура думает о спасательной лодке. Юйчи резко встал.

– Что такое?

Он взял любовника за руку, и вместе они спустились по склону. Имакура видел, что настроение его любовника резко ухудшилось, и попытался поговорить.

– Ты злишься?

Юйчи остановился на деревянном островке по середине дороги.

– С чего ты взял?

– Не знаю. Я рассердил тебя?

Юйчи протянул руки и обнял мужчину. Поцеловал сначала нежно, потом сильнее. Колени Имакуры затряслись от одних поцелуев. Юйчи повалил его на высокую траву неподалеку от склона. Расстегнул его рубашку. На белой коже блестели капельки пота.

– Что… что ты делаешь?

Игнорируя сопротивление, он снял с него рубашку. Стиснул розовые, потные соски цвета зрелых персиков, сделав их твердыми. Они выглядели потрясающе, он поцеловал их и опустил руку на брюки. Имакура был уже тверд.

– Я хочу тебя.

Имакура дрожал, шепча ему в ухо:

– Не здесь.

– Трава не даст спине поцарапаться. – Юйчи посмотрел Имакуре в глаза. – Здесь никого нет. Какая разница делать это в доме или на улице?

– Но…

Юйчи с силой стянул его белье, оставив полностью обнаженным, белая кожа поблескивала на солнце. Имакура лежал на траве в чем мать родила, напоминая пухлую мифологическую музу. Мысль о сексе с кем-то вроде святого возбудила Юйчи, и он широко раздвинул ноги мужчины. В этой позе солнце ласкало его гениталии. Имакура крутил бедрами, сопротивляясь, но постепенно сдался поцелуям Юйчи. Имакура был узким, и, когда Юйчи вошел, не смог сдержать стон.

– Небо такое голубое.

Юйчи обернулся, чтобы посмотреть. Любовник не солгал. Ни одно облако не нарушало мраморную голубизну неба

– Знаешь, как это называется?

– Что?

– Забава на солнце.

Юйчи взял руку Имакуры и подвел к своему паху, заставив трогать там, где они двое сливались воедино.

– Я так глубоко, как только могу. Чувствуешь?

– Нет… нет…

– Не отнекивайся. Если дотронешься тут, поймешь, что я делаю. Когда мы занимаемся сексом вот так прямо на улице, это называется "забава на солнце".

Имакура начал хныкать.

– Зачем ты плачешь? Тебе ведь не больно, нет? Я двигаюсь осторожно. Тебе же хорошо?

– Да… но…

Юйчи поцеловал его, чтобы успокоить, и слезы наконец высохли. Кончив дважды прямо в Имакуру, юноша полежал какое-то время, просто обнимая любовника. Затем поднялся и собрал их вещи.

– Ты кончил в меня?

– Да

– Ощущение заполненности. Как будто сейчас выльется из меня…

– Если не можешь удержать в себе, пусть стекает прямо сюда. Когда вернемся, я тебя вымою.

– Тогда я постараюсь удержать в себе, пока мы не дойдем.

Он обнял Имакуру за плечи, помогая ему идти. Солнце пекло и от прижимания друг к другу становилось еще жарче, но ни один не попытался отойти. Когда они подошли к тропе, ведущей на берег, Имакура неожиданно вскрикнул.

– Лодка! Ю-чан! Там лодка!

– Не может быть!

– Я не вру. В доке стоит лодка.

Юйчи думал, он шутит, но слова оказались правдой. В доке стояла маленькая лодка. Спустя полтора месяца наконец-то прибыла лодка.

– Да.

Имакура сбросил руку Юйчи и побежал. С трудом верилось, что всего секунду назад он выглядел таким беспомощным. Прибывшие только начали выгружаться из лодки. Юйчи увидел пожилую пухлую женщину. Имакура мчался к ней.

– Мама! Мама!

Они крепко обнялись, и оба расплакались. Рядом стоял брат Юйчи Шуджи, который облегченно вздохнул, увидев старшего брата.

– Как я рад, что с тобой все в порядке.

– Я бы ни за что не позволил себе здесь умереть. – Он сказал это сухо. В сравнении с эмоциональной встречей Имакуры и его матери встреча братьев была холодной, как Северный полюс.

– Что за отношение? Ты хоть знаешь, через что я прошел, чтобы найти тебя.

– Ты опоздал.

Время спасения было выбрано неверно. Следовало приехать намного раньше, прежде чем он успел хоть пальцем дотронуться до Имакуры. Или так или много позже.

Они вернулись собрать свои вещи, но Юйчи и Имакура едва ли обменялись хоть словом. Мать Имакуры липла к нему, и им не удалось поговорить.

– Такаши, бедняжечка. Смотри, как ты исхудал. Как только вернемся, я отвезу тебя в больницу. Ох, надеюсь, ты не подхватил тут какой-нибудь странной болячки… – Весь путь назад на лодке эти двое были неразлучны, от этого неловко чувствовал себя даже Шуджи.

– У него что, комплекс матери? – прошептал он в ухо Юйчи.

Волнение от воссоединения с матерью истощило Имакуру, который впал в глубокий сон прямо на ее коленях. Хоть Юйчи не сводил с него глаз с самого момента, как они сели в лодку, Имакура не оборачивался. Он злился, что любовник забыл о нем мгновенно как только объявилась его мать. Юйчи старался взбодрить себя тем, что по крайней мере его собственная семья волновалась о нем. Когда но понял, что созерцание Имакуры лишь бесит, закрыл глаза и притворился спящим.

Когда они прибыли в порт, мать Имакуры быстро усадила последнего в такси и повезла в больницу. Юйчи не смог даже попрощаться с ним. Его самомго с братом такси доставило на станцию. Они приехали вовремя, чтобы успеть взять билеты на скорый поезд до Токио.

Решив, что брат может быть голоден, Шуджи до посадки на поезд купил коробку с ланчем. Наслаждаясь едой, о которой на острове мог только мечтать, Юйчи впервые подумал, что испытание закончилось.

– Я и подумать не мог, что вас оставили на острове. Я думал, ты сбежал с тем другим, - хихикнул брат. – Уже решил, что ты стал охочим до толстяков.

Поднявшись, чтобы пойти в туалет, Юйчи неожиданно остановился и сильно пнул брата в голень.

– Эй! Что такое?

Юйчи впился в него взглядом. Шуджи сжал голень и до боли прикусил губу, когда Юйчи повернулся и ушел.

Облегчившись, Юйчи стал гадать, сумел ли Имакура самостоятельно почиститься. Он кончил в него и обещал помыть, но не смог. Юйчи надеялся, что он не заболел. Ему хотелось увидеть его лицо, поцеловать… Хоть он и видел его совсем недавно и столько времени подряд был с ним, ему уже было одиноко. Юйчи злился на себя за подобные чувства. Они смогут увидеться через день или два. Они работают вместе, так что им придется встречаться, даже если не захотят этого. Это было единственным утешением.

Тогда Юйчи никак не мог знать, что в период их отсутствия компания обанкротилась.

@темы: ranobe, перевод, яой, Narise Konohara, NC-17

URL

четверг, 04 августа 2011

23:04

Мне напомнили, что я пишу иногда стихи...

I'm so gay that can't even drive stright

@темы: поэзия, стихи, авторские

URL

воскресенье, 10 июля 2011

19:37

Don't Worry Mama (ranobe)

I'm so gay that can't even drive stright

Название: Мама, не горюй!
Автор: Нарисэ Конохара (Narise Konoharа)
Иллюстратор: Юки Шимизу (Yuki Shimizu)
Дата выпуска: 2005
Переводчик: я
Статус: в процессе
Жанр: яой
Рейтинг: NC-17
Саммари: история новых Робинзонов по-японски.
Дисклеймер: все герои и произведение принажлежат их авторам и правообладателям. Моих прав на них не было, нет и не будет.

Перевод не подразумевает получение материальной прибыли.

Отрывок 7

На следующее утро дождь прекратился. Юйчи проснулся в яркихлучах солнца голым и с пустым желудком. Имакура лежал рядом, его кожа блестела вярком солнечном свете. Вдохнув свежий утренний воздух, Юйчи оставил несколько поцелуев

на спине Имакуры.

Из-за полноты на спине не было ровных линий. Когда Юйчи слегка сжал его округлые, нежные ягодицы, Имакура проснулся. Он повернулся и посмотрел на Юйчи сонными глазами. Сначала Юйчи думал, что они смотрят друг на друга, но после заметил, что глаза Имакуры обращены вниз к футону. Его уши ярко алели. Юйчи лег сверху.

– В чем дело?

Имакура не отвечал. Когда Юйчи начал раскачивать его, Имакура наконец ответил низким голосом:

– Мне стыдно.

– Мне тоже.

– Но... то, что мы сделали...

Юйчи посадил Имакуру и обнял сзади, как когда только начал ласкать, и потер его шею указательным пальцем.

– Тебе не понравилось?

– Если мама когда-либо узнает, я...

– Имакура. – Стоило Юйчи повысить голос, как тело в его руках задрожало. – Я спросил, что ты почувствовал. Тебе не понравилось целовать меня?

– Честно?

Имакура прикусил губу и посмотрел на Юйчи.

– Было не плохо…

Хоть он и показался сначала сконфуженным, реакция была хорошей. Юйчи был уверен, что Имакура получил удовольствие, но почувствовал облегчение, услышав это от него лично.

– А что ты чувствуешь, когда тебя так трогают? – Он сжал оба соска Имакуры. Мужчина завизжал дурным голосом. – Появляется дрожь?

– Да… – все тело Имакуры покраснело. Юйчи надавил на его пах, а после стянул яйца к заду. – А когда я ввожу сюда пальцы?

– Мне не нравится.

– Неужели? Несмотря на то, что ты кончал и кончал, когда я так делал прошлой ночью?

Слезы застлали Имакуре глаза. Юйчи поцеловал ту, что скатилась.

– Плакать ни к чему. И стесняться тоже, если тебе хорошо.

Имакура рыдал, не желая слушать слов, но пока Юйчи гладил его по голове и целовал, он успокоился. Желая увидеть лицо, он повернул Имакуру и усадил на колени. Было забавно, как терся об его пупок маленький член Имакуры, когда он притянул его к себе.

– Ты обещаешь, что не будешь смеяться и считать меня странным?

Он вцепился в Юйчи и повторял вопрос снова и снова. Убедившись, он поднес губы к уху Юйчи и прошептал:

– Было великолепно. – Он снова сел. – Ты уверен, что я нормален, если так завелся, делая это с мужчиной?

– Все замечательно. Ты просто практиковал секс. Я ласкал твое тело, чтобы доставить удовольствие, поэтому нет ничего удивительного, что ты так чувствуешь. Это нормально

– Правда? Хорошо.

Имакура облегченно вздохнул и крепко вцепился в Юйчи

– Извини, что говорю так… но мне правда понравился секс.

Впервые за последние дни Юйчи поднялся на вершину острова. Куда бы он ни посмотрел, везде был только океан, океан, океан до горизонта и ничего больше. Но больше не было острого желания быть спасенным. Повернувшись к дому, он посмотрел на траву под ногами. Упорядочив жизнь, он вновь принялся за безуспешные поиски травы для похудания, ради которой приехал сюда. Тем не менее, он отыскал новый огород. Выглядело так, будто некогда это был томатно-баклажанный сад. Меж сорняков выглядывали красные макушки помидоров. Он сорвал два и бросил в сумку. У огорода стоял дом с ульем под крышей. Вокруг него в воздухе гудел рой пчел. Он отпрыгнул назад, боясь быть ужаленным, но вдруг осознал, что в улье может быть мед. Он мог изрядно пополнить их рацион, и к тому же он знал, что Имакура любит сладкое. Юйчи хотел добыть мед для него.

Юйчи обошел поле, собирая ветки. Он не смог найти много, так что заглянул и в дом. Отодвинув половицы, он нашел кусачки. Они были слегка ржавыми, но все еще годными. Уложив собранные ветви, он разжег под ульем костер. Усиливающиеся дым и жар разогнали пчел. Когда пчелы разлетелись, он забрал улей. Пока его план воплощался в жизнь, стемнело. Когда он вернулся Имакура кормил их кролика на заднем дворе. Услышав шаги Юйчи, он обернулся и поприветствовал его.

– Ты поздно. Обед готов.

– Давай есть.

Он достал помидоры из сумки и передал Имакуре.

– Я нашел огород с помидорами. Там были и баклажаны, но выглядели неспелыми.

– А эти хороши.

Имакура аккуратно взял помидоры и отнес на кухню. Этим вечером на ужин у них был кролик и картофельный суп.

– Я ходил в док сегодня, – сказал Имакура, поедая горячую картофелину. Они привыкли к скуке, но в последнее время он выглядел активней. Это можно было объяснить тем, что он сбросил достаточно веса и от этого чувствовал себя лучше. Он уменьшился до двух подбородков, а живот не так сильно выступал.

– Но лодок не увидел.

– Я поднимался на вершину и тоже ничего не видел.

Беседа остановилась, но тишина, в которой они ели, не была стеснительной. Смотрелись они как давно женатая пара. Если дождя не было, и Юйчи мог выходить по утрам за пищей, Имакура в его отсутствие готовил, убирал или подготавливал баню. По вечерам Юйчи возвращался и ел приготовленную Имакурой еду. А потом позже… Их быт становился совсем как у женатой пары. Когда с едой покончили, Имакура убрал посуду на кухню. Хотя заброшенный дом был пуст, поселившись в нем, мужчинам удалось обжить его. Пока Имакура мыл посуду, Юйчи точил кусачки об камень, туда, куда не доставал камень, он использовал ноготь.

– Что ты делаешь? Ванна готова.

Счистив ржавчину с кусачек, Юйчи залез в ванну, пока не остыла вода. Имакура успел уже принять ванну, поэтому комната была заполнена паром, а подстилка для ног влажной. Помывшись, он вернулся в комнату обнаженным, суша волосы ручным полотенцем. Имакура сидел на крыльце. В лунном свете он смотрел куда-то вниз и издавал шуршащий звук.

– В чем дело?

– Я пытался зашить дыру в рубашке, но плохо видно.

– Зачем свечу не зажег?

– У нас их мало. Не хотел зря тратить. Нужно сделать это днем.

Имакура отложил рубашку. Юйчи сел рядом и взял его за правую руку.

– Постричь тебе ногти?

– У тебя есть кусачки?

– Нашел сегодня.

Каждый длинный ноготь он аккуратно подстригал. Лязг кусачек отдавался эхом в тихом ночном воздухе.

– На ногах тоже сделать?

– … Пожалуйста

Один из ногтей он состриг слишком глубоко. Имакура вздрогнул.

– Извини.

– Не страшно. Мне не очень больно.

Из ранки потекла кровь, Юйчи инстинктивно засунул палец в рот. Пососал его немного и кровь остановилась. Но на этом он не остановился, принявшись лизать меж пальцев Имакуры.

– Ю… Ю-чан… – Имакура был в шоке.

Ласка, похоже, завела его. Юйчи приподнялся, обнял Имакуру и поцеловал, снял с него вязаный жилет и нежно сминал соски. Для того чтобы вырвать из Имакуры сексуальный стон этого оказалось достаточно. Правой рукой он играл с соками, левая – устремилась вниз. Одни лишь ласки ног и сосков вызвали у Имакуры эрекцию. Юйчи стянул его трусы и энергично сжимал яйца. Они были снаружи, на крыльце – никого это не волновало. Кроме них на острове никого не существовало. Зная об этом, Имакура без колебаний широко раскрыл ноги. Уделив достаточно внимания паху Имакуры руками и ртом, Юйчи прошептал ему в ухо:

– Можно я войду?

На прошлой неделе он впервые вошел в Имакуру. Тот был узким, и для Юйчи это казалось раем. Но входить было трудно, как бы обильно он себя ни смазывал. Хоть Имакура и кончал, но все время жаловался на жуткую боль. Уже дважды с тех пор у них случался анальный секс, но Имакура все еще не мог привыкнуть.

– Нет.

– Я буду нежен.

– Это не имеет значения, ты слишком большой и мне больно.

Он не передумал бы, но Юйчи целовал его снова и снова, чтобы ослабить волю.

– Больно только в самом начале. Когда я буду весь внутри, станет чудесно. Когда я двигался, было хорошо, да?

– Да, но…

– Я сделаю так, чтобы не было больно. – Юйчи помассировал слегка пальцем, чтобы уменьшить боль.

– Аахх… Оохх...

Сперва звучало так, словно Имакуре больно, но позже он издал стон удовольствия. Юйчи, пьянея от стонов, двигал бедрами, обсыпая его поцелуями.

Ннн… ннн…

Они сменили позу, не расходясь. Юйчи дважды кончил. Имакура тяжело лег, словно их активность его утомила. Юйчи нежно обнял его. Пока они целовались, утомленное выражение Имакуры показалось Юйчи очень сексуальным, и он снова затвердел. Поняв это, Имакура отодвинулся, но Юйчи схватил его сзади и снова вошел. Так как сексом они уже занимались, никаких сопротивлений на этот раз не было. Они продолжали заниматься любовью в лунном свете. Юйчи все ласкал Имакуру, даже когда дело было сделано. Занимаясь любовью, он вдруг с удивлением осознал, насколько они одни. Говорили ли, ругались ли или любили друг друга – они были одни. Вдруг он понял, что смог хорошо адаптироваться даже в этом изолированном мире.

– Интересно, когда же кто-нибудь придет? – сказал Имакура, склонив голову на грудь Юйчи.

– Ты хочешь домой?

– Конечно хочу. А ты разве нет?

Он хотел, но… Была часть него, которая чувствовала себя счастливой от нынешнего положения вещей. Тут могли быть неудобства, но он был с человеком, которого сейчас любил, и они могли заниматься сексом под открытым небом, не опасаясь чужих глаз. Это было как мечта. И все же существовала одна проблема. У него осталось всего два привезенных презерватива «Как девственник». Изначально он планировал отдать их другу и никогда бы не мог подумать, что воспользуется ими для Имакуры. Технически он в них не нуждался, но тут не было ни докторов, ни больницы, если он вдруг покалечит Имакуру. Невозможность пойти в больницу делала жизнь на острове чуть менее идеальной.

– Ты строишь гримасы. О чем задумался?

Имакура прикоснулся до лица Юйчи. Тот не мог взять и прямо сказать, что думает о том, как придется мыть презервативы, чтобы заново их использовать.

– Я вот думал, как славно ты выглядишь, когда кончаешь.

Имакура покраснел, Юйчи обнял его и укусил за мягкое плечо. Затем он вспомнил об улье. Все еще голый он оставил своего партнера и вошел внутрь. Достав улей из матерчатой сумки, он разлил его в два горшка.

– Я забыл, что принес кое-что для тебя.

Имакура с любопытством наклонил голову. Юйчи помазал немного меда вокруг его рта.

– Сладкий запах, – Имакура облизал губы и удивленно раскрыл глаза: – Мед!

– Я нашел улей и решил, что это будет хорошая добавка к пище на черный день.

– Ю-чан, я хочу еще, – промурлыкал Имакура.

– Не сейчас. Я сказал, это на крайний случай.

– Тогда я хочу то, что осталось на твоей руке.

Юйчи обмазал руку об член.

– Если хочешь, слижи его.

Имакура не выглядел счастливым от предложения, но когда Юйчи поднес медовый палец к его носу, он начисто облизал его.

– Внизу еще есть.

Имакура уставился на капли меда в паху Юйчи. Хоть ему и не хотелось брать в рот, он жутко хотел меда и поднес губы к пенису Юйчи. Он слизывал мед, словно кот. Стимулируемый теплым влажным языком, Юйчи стал очень твердым.

– Ю-чан, когда ты такой большой, труднее лизать.

Несмотря на жалобы, Имакура не остановился. Он так увлекся медом, что не заметил, когда Юйчи начал кончать. Семя брызнуло ему в лицо, и Имакура был готов разреветься.

– Не могу поверить, что ты это сделал!

– Извини. Простишь меня?

Извиняясь, Юйчи вытирал лицо Имакуры, а после начал, как собака, его облизывать – рот, щеки, нос. Должно быть, это сработало, так как Имакура рассмеялся.

– Хватит уже. Честно.

Его смех сделал Юйчи невероятно счастливым. Они обнимались, целовались и дразнили друг друга, пока Имакура не уснул. Сквозь открытое окно Юйчи смотрел на луну и продолжал ласкать спину своего полного, милого любовника, перед тем как впасть в сон.

@темы: ranobe, перевод, яой, Narise Konohara, NC-17

URL

воскресенье, 03 июля 2011

15:26

В тишине Заключительная глава

I'm so gay that can't even drive stright

название: В тишине
автор: Сара Пинборо

дата выпуска: 25.06.2009
Перевод: в процессе
Частей: 27 из 27

переводчик: я

Данный перевод не подразумевает под собой получение материальной выгоды.

Главы 1-26

Глава 27 КОНЕЦ

Глава двадцать седьмая

Джек надолго припал к бутылке с водой, пока мужчина счищалбарный стул рядом с ним и садился.

– Думал, ты отвалишь меня.

Катлер улыбнулся. Он все еще был в том же костюме, несмотря на время; было рано, а настроение лучше.

– Ты шутишь? Везде, куда бы я ни пошел, меня находят по телефону.

Джек улыбнулся.

– Но думаю, в этот раз они немного милее, когда ты отвечаешь.

– Может быть, – Катлер кивнул бармену. – Джек Дэниелс с кокой и еще одну бутылку того, какой бы хренью ни была его выпивка.

Бросив десять фунтов на стойку, Джек опередил наличку Катлера.

– Я угощаю. – Он посмотрел на детектива. – Давай назовем это угощением на прощанье. – Он замолк. – Я так понимаю, ты покидаешь Кардифф? И не едешь на Оркнейские острова?

– Ты верно понимаешь. – Засунув деньги обратно в карман, Катлер прильнул к стойке. – Вызвали обратно в Лондон. Кажется, шумиха вокруг меня улеглась.

– Поздравляю.

Они чокнулись каждый своей тарой, и звук звонко прозвучал в полупустом баре.

– Спасибо. Хотя поздравления излишне, не так ли? Ничего из этого ко мне никакого отношения не имеет.

Джек внимательно посмотрел на него.

– Но ты раскрыл дело и положил конец террору Кардиффского вспарывателя.

Катлер засмеялся.

– О, ну конечно. Я это сделал.

– Так пишут в газетах. Должно быть правдой. Муж Марии Бруно признался под давлением о своих долгах и из-за постоянного унижения и угрозах развестись убил свою жену, вырезав самые важные для нее органы. Но перед этим он попрактиковался на парочке других, бродя по улицам Кардиффа в плотном черном плаще с капюшоном, выискивая жертв и зверски убивая их. Но жажда крови росла и даже после безжалостной расправы над женой Мартин Мелой не смог остановиться. – Джек распахнул глаза, усиливая эффект своих слов; его голос был полон нот карнавальной мелодрамы викторианской эпохи. – И тогда инспектор Катлер аккуратно расставил сеть, приближаясь к нему. Когда провалилась последняя попытка убийства, он выбрал трусливый путь и покончил собой, оставив только жалкое послание: "Мне жаль. Я во всем виноват".

Бровь изогнулась в дугу. А бутылка взмыла, салютуя полицейскому.

– Если так говорится в прессе, должно быть правдой, – Катлер покрутил стакан в руках. – Я рад, что тебя это забавляет.

Джек вздохнул.

– Иногда нужно видеть и светлые стороны. Иначе темнота сведет тебя с ума. Прими это к сведению от того, кто знает.

– Бедный Мелой.

– Нет, – Джек помотал головой. – Он мертв. Его это не ранит.

Катлер не казался таким уж убежденным в этом.

– Знаешь, что по-настоящему забавно? – неожиданно спросил он.

– Ну-ка.

Джек видел морщины и складки на лице мужчины рядом с собой. Много их пролегало через лоб и щеки и через пару лет им не хватило бы места. Ни одна из морщин не казалась порожденной смехом.

– Задумайся. Я вонзил нож в свою карьеру, притворившись, что подделал улики, а теперь восстановил карьеру, на самом деле подделав улики и подставив мертвеца. ДНК Мелоя обнаружат на каждом месте преступления или на каждой жертве, просто если кто-то решит доказать его невиновность, – он покачал головой. – И мою руку направлял Торчвуд в обоих случаях. – Проведя рукой по беспорядку песочного цвета волос, покрывавших его голову, он встретился взглядом с Джеком. – Так что ты можешь поздравлять меня, сколько душе угодно, но мы оба знаем, что все это чушь. Тут нет правды и правосудия. Все фарс. Совсем как тогда.

Джек помотал головой.

– Ты ошибаешься. Ты не считаешь случившееся с Райаном Скоттом и пришельцем правосудием? И ты серьезно думаешь, что мир готов к правде о Рифте и всем, что оттуда вылезает? – Катлер не отвечал. – Конечно же нет. Если бы думал, не молчал бы все эти годы. Просто это не так легко как черное или белое, правильное или ошибочное, хоть иногда с моей работой легче было бы ужиться, будь все так. Правда – это то, как ты воспринимаешь ее. Правда изменчива.

– Правда всегда есть, Джек. Скрыта в самом внизу. Ты знаешь об этом. Ты просто делаешь выбор и надеешься, что он был лучшим, – улыбнулся Катлер. – И я тебя за это уважаю. Но не думаю, что я мог бы жить по этому правилу.

Они пили в тишине, каждый погрузившись в собственные мысли. Тишину нарушил Джек.

– А ведь я мог бы сделать это правдой. – Он искоса посмотрел на полицейского. – Я мог бы сделать так, чтобы ни одна из правд не происходила на самом деле. А написанное в газетах стало бы реальностью. – Он замолк. – У нас есть нечто. Что-то, что облегчает память. Убирает ненужное. И поверь мне, обычно это к лучшему.

– То есть, так вы поступаете с неудобными людьми вроде меня? – Катлер помотал головой. – Это не делает все более правдивым. Оно делает все правдивым только для меня. А это совершенно разные вещи. Я сохраню мозг нетронутым. Если ты не против. Огорченным и запутанным – таким я люблю быть.

– Я полагал, что ты так ответишь. Но было бы грубо не предложить.

– И я благодарен тебе за предложение, – Катлер оттолкнулся от стола. – Вот схожу в комнату для маленьких мальчиков. А потом куплю тебе хороший напиток. Правильный. С алкоголем и всем остальным, – он замолк. – Хорошо бы было служи ты в полиции, Харкнесс.

Джек ухмыльнулся.

– Я бы перехватывал их.

– Ты и так перехватываешь.

Двенадцатью минутами позже Гвен стояла в дверях бара с руками по бокам, ее тонкая фигура отсвечивала в огнях. Только когда она прошла внутрь, Джек увидел две морщинки между бровями. Джеку стало интересно, будет ли он знать ее, когда эти морщины поселяться там навсегда. Все было неопределенно. Все могло измениться. Сколько Гвен осталось? Будет ли ее жизнь длиннее, чем у Тошико или у Оуэна или всех других, которые умерли у него на глазах во имя Торчвуда? Во рту появился горьковатый привкус.

Гвен смотрела на привалившегося к бару полицейского, уронившего светлую голову на руки. Межу его лицом и отполированной поверхностью издавался сопящий храп.

– Я так понимаю, виновата не выпивка?

– Нет, – помотал головой Джек.

– Не думаю. – К ним присоединился Янто. Его аккуратный костюм представлял собой противоположность катлеровскому, рубашка которого выбилась из штанов на спине. – Реткон?

– Аха, – Джек поднялся. – Я бросил его в напиток, когда он отошел в уборную.

– Почему? – разочарование Гвен было на лицо, но Джеку не хотелось ничего слышать. Он знал, что ей нравился Катлер. Также он знал, что образ застывшего на барной стойке Катлера было своего рода предчувствием ее собственного будущего. Если Торчвуд не убьет ее, всегда есть вероятность, что это сделает что-нибудь другое. Гарантий ни у кого не было. Да и реткон был по-своему смертью.

– Он был в Хабе. Тесно с нами сотрудничал. – Мускулы челюсти Джека болезненно натянулись. Порой он ненавидел свою работу. – Если бы он оставался в Кардиффе, возможно, был бы полезен, но его перевели в Лондон. Он будет слишком далеко, чтобы отслеживать его. Он может создать проблем.

Джек выбирал слова аккуратно и абсолютно ожидал, что Гвен вызверится на него из-за использования термина о "бесполезности" Катлера. Но она не стала. Вместо этого он увидел, как она внимательно рассматривает его прекрасными темными глазами. В ровном неоновом свете она казалась очень юной, и Джек в очередной раз подивился этим людям, которые следовали за ним в ситуациях, которые могли принести смерть им, но никогда ему. Что он сделал, чтобы заслужить их верность?

– Возможно, самое лучшее решение, – наконец сказала она.

– Куда его отвезти? – Янто устроил тело в сидящем положении, стараясь устроить одну руку на его шее.

Джек достал связку ключей из кармана спящего детектива.

– К нему домой – он засунул маленький колок бумаги в свободную руку Янто. – Вот адрес. Один из новых домов вниз по заливу.

Янто кивнул. С минуту он не двигался, и Джек чувствовал его беспристрастный, внимательно изучающий взгляд на себе.

– Это было правильно, Джек, – неожиданно сказал он. – Единственно правильное.

Джек кивнул. Он знал это. И все же знание не заставляло прекратить думать, что он только что убил человека, того, кто ему нравился и кого он уважал. Катлер может стать другим после этого, счастливее или нет, но Джек принял решение за него.

Гвен вытянула руки.

– Спорим, мерзко быть боссом.

– В точку.

Приблизившись, она неожиданно импульсивно обняла его, наполняя душу Джека теплом.

– Мы будем через десять минут. И тебе, черт возьми, лучше быть здесь, когда мы вернемся. Ты не единственный, кому нужно выпить. Правда, Янто?

Высокий молодой мужчина кивнул. Его лицо вытянулось под тяжестью крепкого, спящего тела.

– Я выпью, как только доставлю его домой, – он фыркнул, стараясь сохранить равновесие. – Он тяжелее, чем кажется.

– И потом, – добавила Гвен с улыбкой. – До зарплаты еще неделя, так что ты платишь. – Она замерла на полпути, идя за Янто. – Ты ведь в порядке, да, Джек?

Он улыбнулся.

– Да. Конечно. А теперь валите отсюда, иначе пока вы вернетесь, я выпью ваше пиво.

***

Джек подождал, пока Гвен уйдет, прежде чем согнать улыбку с лица. Его собственное одиночество вгрызлось чуть сильнее во внутренности, и он подумал, возможно, пустота в нем такая же глубокая, как и та, что он увидел в кричащей пасти пришельца. Он бы не был удивлен. Темнота своего рода засела в нем, и он знал, что ничего поделать с ней не может. Такой вот неизбежный эффект его необычной жизни. Выбора, который ему приходилось делать в длинной и, казалось, бесконечной жизни.

Вздохнув, он допил теплые остатки воды в бутылке и почувствовал шипение в груди. Через несколько часов детектив Катлер проснется с небольшой головной болью и все знание о Джеке Харкнессе, Торчвуде и Торчвуде Один будет стерто из его воспоминаний. Момент, который определили его карьеру и выявил так многое о силе его характера, будет у него отнят и заменен сжигающим стыдом. Но положительным станет то, что он будет думать, что только что раскрыл дело о самом брутальном серийном убийце в Кардиффе, и, может быть, это как-то поможет отпустить себе грехи за подделку много лет назад улик для осуждения другими.

Правда Тома Катлера изменилась. И, вероятно, с новой станет легче жить. Единственное, что точно знал Джек – знание не всегда полезно для души.

Наблюдая, как бармен моет стакан Катлера, благополучно удаляя все свидетельства о ретконе, Джек вздохнул. Титульная страница лежащей сбоку бара "Вестерн Мейл" была вся в фотографиях бледного лица Мартина Мелоя, его глаза смотрели озлобленно, словно осуждая Джека из могилы. Правда Мартина Мелоя тоже изменилась. Знающие его еще долгие годы на званых вечерах будут лакомиться историями, о том, что "в нем всегда было что-то странное, он никогда не казался нормальным". И придумают таких небылиц, в которые по прошествии времени сами же поверят. Правда была такая – текучая и непостоянная. Возможно, еще только один человек во вселенной, кроме Джека знал об этом, но он был очень далеко, переживая собственные приключения.

Джек мог бы быть с ним прямо сейчас. То был человек, который знал о сложных решениях и носил в себе одиночество, которое могло побить даже одиночество Джека. Позвав бармена, Джек подумал о пришельце и поющем мальчике, слитых воедино, находящихся наверняка уже далеко во вселенной. Он позволил себе полуулыбку.

Из этого могло получиться что-то хорошее, даже если мир никогда не узнает.

– Пиво, водку и диетическую колу, – он замолк. – И бренди для меня. Без ничего.

Гвен и Янто скоро вернутся и поднимут ему настроение своим несокрушимым позитивом. Джеку повезло, что они у него были, повезло найти их, и ему нужно было держаться за эти хорошие времена, даже если они грозились промелькнуть в одночасье. Однажды ему понадобится память о них, и он не станет разбрасываться радостью от настоящего, если ее можно получить.

Потому что это был двадцать первый век. Когда все меняется. И капитан Джек Харкнесс намерен быть готовым.

Конец

Вся книга PDF HTM Ebook (есть косяки, но проблема в программе конверторе. Мне очень жаль)

Анонсирую: после этой книги начну переводить Border Princess

@музыка: Ash - True love 1980

@темы: перевод, торчвуд

URL

13:32

В тишине

I'm so gay that can't even drive stright

название: В тишине
автор: Сара Пинборо

дата выпуска: 25.06.2009
Перевод: в процессе
Частей: 26 из 27

переводчик: я

Данный перевод не подразумевает под собой получение материальной выгоды.

Главы 1-25

Глава 26

Глава двадцать шестая

Руки Гвен напряглись, пот и дождь смешались на ее лице, пока она бежала вниз по коридору центра для детей-аутистов. Где-то наверху разбилось окно. Сиделки выглядывали из комнат, лица взрослых пылали любопытством, беспокойством и необходимостью участвовать в процессах.

– Назад внутрь и заприте двери! – крикнула на них Гвен, боковым зрением замечая фигуры за своей спиной. – Назад!

Двигаясь по узкому коридору, Гвен повернула за угол, быстро заглядывая в каждую комнату. Так, где же оно? Через три двери дальше, прямо в конце центра, она наконец остановилась.

Уставившись в маленькую комнату, она очень осторожно поднесла руку к уху.

– Джек? – прошептала она. – Поторопитесь. У нас инцидент.

– О Боже!

Голос заставил Гвен подпрыгнуть. Повернувшись, она схватила женщину за руку и настойчиво, но аккуратно оттолкнула ее от двери.

– Я сказала, всем держаться подальше! Я хочу, чтобы вы пошли и ждали в приемной. – Гвен надеялась, что ее собственные руки не дрожали очень сильно. Кровь, состоящая почти только из одного адреналина, бежала по ее венам.

– Я его сиделка! – округлое лицо женщины дрожало, пока она глотала слезы от шока. – Я Чери Дэвис, сиделка Райана. Он совершенно аутичен. Я забочусь о нем с самого его появления. Эта женщина… его мать, Эдриенн. У нее сегодня день посещения. – Женщина замолкла. – О боже. – Рука поднялась ко рту, и она испустила всхлип. – Что это? Оно причинит ему боль? Я не могу его оставить. Я не могу.

Гвен теребила женщину за руку.

– Стойте здесь. Вы можете понадобиться.

Она не ответила ни на один из вопросов. Ответов у нее не было. Оставив женщину прислонившейся к стене, Гвен осторожно посмотрела на дверь и в комнату мальчика. Ничего не изменилось.

Окно было разбито, выбито вовнутрь с такой силой, что некоторые осколки покрыли строго вида брюнетку, скрученную и валяющуюся на ковре. Ее бледная наманикюренная рука была отсечена от запястья, а большой кусок стекла воткнулся прямо под подбородком, торча вверх и отражая остекленевший взгляд ее глаз. Гвен даже не думала подойти и проверить пульс. Ей не нужно было других доказательств, кроме собственных глаз, чтобы сказать, что мать мальчика более чем мертва. Кровь была повсюду. Огромный, увеличивающийся бассейн под телом, большие пятна на стенах маленькой комнатки, где, должно быть, артерии ей перерезали, пока сердце билось, марая красным потоком все, чего оно касалось.

Гвен взглянула на маленького мальчика, сидящего на полу по-турецки. От материнской крови его соломенно-светлые волосы потускли, тонкие поблескивающие струйки стекали по гладкому лицу, которое оставалось бесстрастным. Он пел мягко и идеально, несмотря на лежащую поблизости мертвую мать и ужасное создание, присевшее перед ним с протянутой рукой, прикасающейся к его тонкому маленькому горлу.

– Он поет постоянно. – Сиделка материализовалась около нее. Она разглядывала хаос, ужас увиденного отразился в ее сдавленном шепоте. – Он поет, чтобы отгородиться от мира. – Гвен чувствовала тепло женщины рядом с собой и не могла заставить себя оттолкнуть ее.

Тяжелые быстрые шаги отозвались на по-больничному тяжелому ковру, и Гвен вскинув голову, увидела бегом приближающихся Джека и Катлера. Она подняла руку, обращая взгляд к мальчику и пришельцу в комнате. Инстинктивно Джек замедлил шаг, Катлер последовал его примеру, обесшумливая свое появление.

Молча отступая, Гвен позволила Джеку рассмотреть ситуацию самому. Его глаза прочли бы все быстрее, чем она смогла бы объяснить. Джек впритык подошел к комнате, держась стены, Гвен пошла за ним крошечными шагами, подкрадываясь к месту событий.

– Он абсолютно аутичен, – прошептала она ему. – Постоянно поет.

Джек кивнул. Медленно достал портативную тюрьму.

– Нужно оттащить ребенка от него. Я не могу схватить его в ловушку, пока он трогает ребенка. Он может вскрыть ему горло внутри ловушки.

– Я не чувствую пустоту, о которой говорил Янто, – Гвен позволила Джеку отойти от себя. Если они собирались отвлечь пришельца, чтобы вывести Райана, им нужно было быть в разных частях комнаты.

– И я не чувствую,– тихо ответил Джек. – Но оно обычно не сохраняет людям жизнь.

Гвен посмотрела на тело женщины.

– Ей не сохранило.

В центре комнаты пришелец откинул голову, красные лучи излились из черных дыр в голове, исследуя безмятежное лицо мальчика. Непропорциональной формы дыра несколько раз разинулась и захлопнулась внизу головы, а под конец издало какие-то звуки.

– Остальные прекращали.

Слова звучали так, словно просачивались сквозь воду, искаженно и клокоча, и хотя существо прикладывало много усилий произнести их, смысл был ясен.

Гвен посмотрела на Джека. В дверном проеме появились сиделка и Катлер, перекрывая выход. Джек не дал им сигнала отойти, как и не дал Гвен понять, что хочет начать отвлекающий маневр, чтобы перехватить ребенка. Он нахмурился. Гвен знала этот взгляд. Ему стало любопытно.

Он сделал два шага вперед и склонил голову.

– Что ты имел в виду под "остальные прекращали"?

Пришелец не отрывал взгляда от мальчика, но качал головой по сторонам, словно купался в звуках.

– Они позвали меня. – Слова звучали грубо, без тона или резонанса, как лай, словно слова были преступлением против самой природы существа. – Издалека. Ничто принесло меня к звукам. Они были прекрасны.

Джек осторожно прошел в дальний угол комнаты, присаживаясь там, откуда мог видеть и пришельца и ребенка. Поющий ребенок поднял голову, глаза на гротескно слепленный серый образ перед собой.

– Ты с Тихой планеты?

Красные лучи стали тоньше и слабее, края размягчились.

– Мой мир не имеет названия. Нет имен. Нет звука. Нет взгляда. Только ты один. Навсегда.

Джек нахмурился.

– Так почему ты здесь? – он на дюйм приблизился к мальчику, и Гвен увидела портативное устройство в его руках. – Мы должны быть худшим кошмаром для тебя.

Существо вздохнуло, его рот потерял форму.

– Я… – оно замолкло. – Я неправильный.

– Почему ты убил тех людей?

Какой-то долгий момент Гвен слышала только пение мальчика. Это было "Иисус Милосердный". Песня, которую она наверняка слышала сотни раз до того, но никогда не проникалась ею так сильно. Если бы ее сердце не разрывалось от напряжения, оно бы наверняка разбилось от безупречного эмоционально чистого исполнения.

– Звук. Я хочу звук. – Существо покачало головой, и Гвен почувствовала движение воздуха от этого движения. – Но они не работали. – Впервые пришелец обратил взгляд от ребенка к Джеку. – Когда я брал органы и делал их частью себя, они не работали. Я не могу издавать звуки. Только слова.

В первый раз Гвен почувствовала волну ужасного одиночества, о котором говорил Янто. Кристальное забытье и опустошенность от полного одиночества.

– Звук издают не органы, – Джек подался вперед и был в зоне доступа от ребенка. Это люди. Живые. Мы ведь не машины.

Рука пришельца разрезала воздух, всего лишь на чуть-чуть отодвинувшись от шеи ребенка, контакт нарушился. Джек встал в позицию для действия, Гвен приготовилась схватить ребенка и выбежать с ним.

– Смотрите! – указывая, воскликнула от дверей Чери.

Райан поднялся с пола и дотронулся до лица пришельца. Катлер чертыхнулся, Гвен разделяла его злобу. Момент был упущен. Пришелец вновь сфокусировался на ребенке, его собственная рука вновь дотронулась его горла. Чери издала короткий смешок.

– Он никогда не так раньше. Никогда никого не касался. Он даже не подавал признаков, что замечает чужое существование! – хлопнув в ладоши, она одарила их радостным взглядом, словно не было убитой женщины на ковре и пришельца посреди комнаты. Гвен уставилась на нее, затем посмотрела на Джека. Он долго рассматривал пришельца и мальчика, а затем спрятал портативную тюрьму в потайной карман шинели, прежде чем податься назад.

– Джек? – нахмурилась Гвен. – Какого черта ты творишь?

Джек поднялся.

– Он никогда не делал ничего подобного раньше?

Сиделка покачала головой.

– Никогда. Он только пел. С тех пор, как научился говорить. Так он не подпускал к себе мир.

– Что думаешь, Джек? – Гвен притопнула ногой. Они должны спасти ребенка, прежде чем эта вещь опять исчезнет у них на глазах.

Он не смотрел на Гвен, завороженный руками мальчика на лице пришельца.

– Думаю, эти двое созданы друг для друга.

– Что?

– Все предельно ясно. Так они будут счастливее.

– Про меня слегка забыли, Харкнесс, – сказал Катлер из проема. – Как бы там ни было это Торчуд. Почему я ждал чего-то другого?

Джек переводил взгляд с пришельца на мальчика.

– Джек? – прогремела Гвен. Одно дело Катлер – он не был одним из них, но она была частью команды. И требования Янто в ее ухе разъяснить ситуацию делу вовсе не помогали.

– Им нужно стать единым целым. Взгляни на них. – Лицо Джека было исключительно серьезно. Гвен редко видела у него такое, но каждый раз, когда он боролся с собой, принимая решение, которое шло в совершенный разрез со всеми его убеждениями о гуманности. Гвен почувствовала, как ее собственная злоба отступает. Посмотрев на дверь, она увидела кивающую Чери.

– Что сделать, Джек? – Глаза Гвен метались между пришельцем и людьми.

Впервые Джек посмотрел на нее и улыбнулся.

– Ты не понимаешь, Гвен? Вот этот парень – иной, потому что не хочет этот мир. Он хочет изоляции. Полного одиночества. Он не понимает самой концепции общества, компании, коммуникации… – Джек не беспокоился о том, чтобы говорить тихо, наоборот, становился более энергичным, объясняя. – Все, что является частью нашего мира, он прячет за пением. – Он повернулся к Чери. – Я правильно понимаю?

Сиделка кивнула, слезы все еще стекали по щекам, размазывая тушь по лицу.

– И я могу представить, что на Тихой планете наш визитер их эквивалент аутиста. Он хочет контакта с кем-нибудь или чем-нибудь. Поэтому-то он и пошел за музыкой. – Джек взглянул на Катлера. – Поэтому он и убивал лучших певцов. Ради силы эмоций в их исполнении. Чтобы суметь разделить эмоции. – Он слегка покачал головой.

– Чудовищная изоляция и одиночество, которые почувствовал Янто… – Гвен почувствовала, как от понимания стало пощипывать кожу. – Это были эмоции пришельца. Как он живет всю жизнь.

Джек кивнул.

– Ужасно, не так ли? Представь, нет света, нет звука, ничего, кроме самого существования. Нет воспоминаний, чтобы лелеять. Нет чувства любви. Нет осуждения от какого-то подобного тебе, с кем можно быть в контакте. Абсолютное одиночество.

Гвен наклонила голову.

– И что ты предлагаешь делать? Отпустить его? Отправить назад?

– Нет, нам нужно облегчить существование их обоих.

– Как? – нахмурилась Гвен. Она не понимала.

– Мальчику нужна изоляция, а пришельцу нужно что-то, что сделает изоляцию терпимее.

– Джек, просто говори на чертовом английском.

– Вместо поглощения голосовых связок, он должен поглотить ребенка целиком.

Гвен замерла.

– Ты же не серьезно. Как мы можем допустить такое?

Темная и печальная бровь изогнулась в дугу.

– Как мы можем не допустить?

– Ведь… – Гвен шагнула вперед. – Ведь он всего лишь маленький мальчик. Мы должны увести его от этой штуки и послать ее обратно.

Джек покачал головой.

– Не мерь его жизнь своими нормами. Для него здесь ад. И если мы пошлем существо обратно, мы приговорим его. Ты и правда сможешь жить с этим?

– Он прав, – мягко прошептала Чери. – Это то, что нужно Райану. Его мать мертва. Отца мы не видели с момента его появления здесь. У него никого нет. – Она замолкла. – И он ненавидит мир.

– Это сумасшествие, – покачал головой Катлер. – но это по-сумасшедшему имеет смысл.

Гвен посмотрела на идеального ребенка – его волосы слиплись от материнской крови, крошечные руки уделяли рельефному существу больше внимания, чем родившей его женщине когда-либо. Она видела желание в этих руках, жадно пьющих годы темного одиночества существа, пока его юный голос продолжал настойчиво фонировать музыкой, так не к месту рядом с истерзанным остывающим телом.

– Оно втягивает меня назад, – прогавкало существо. – Вам незачем больше бояться меня.

– Скажи мне, – Джек пригнулся между ними. – Ты можешь поглотить все? Можешь сделать мальчика частью себя? Не убивая его?

Существо кивнуло.

Джек повернулся к Гвен.

– Уговор?

– Уговор, – и она была согласна. Катлер пробормотал свое "да", а Гвен даже смотреть не нужно было на сиделку, чтобы знать, о чем та думает.

Джек улыбнулся.

– Тогда давай. – Поднявшись, он присоединился к Гвен у стены.

Пришелец раскрыл расщелину рта и откинул голову назад, вытягивая тонкую шею. Щели на гладком черепе стали шириться, а Гвен смотрела одновременно пораженная и ужасающаяся, как твердая форма стала расщепляться. Там, где Райан касался щеки пришельца, пухлые детские пальцы стали растворяться, соединяясь воедино с темным облаком, которое еще секунду назад было твердой формы, его частицы меньше, чем масса пришельца пульсировали, пока два тела не воссоединились в одно тонкое облако. Гвен была уверена, что видела тень улыбки на его лице, пока он не испарился.

Темная туча нависла над ними в идеально безмятежном миге, а потом вылетела через окно в небо, исчезая в Рифте и на другом конце вселенной.

Последние отзвуки "Иисуса Милосердного" зависли в воздухе как недосягаемое послевкусие; призрак всей той музыки, за которой от мира прятался Райан. А потом вдруг они оказались в тишине.

Часы на стене громко затикали, настаивая на том, что мир неумолимо движется вперед. И наконец Джек улыбнулся.

– Итак, в межпланетном общении сделан большой шаг вперед. – Он мигнул Гвен. – То есть, давайте признаем это. Невозможно стать ближе, чем эти двое.

– Харкнесс? – Катлер прильнул к дверной раме. Сложив руки на груди, он кивнул в сторону сиделки. Чери прошла в маленькую комнату, смотря через разбитое окно, на лице застыла маска страха, несмотря на бьющий по глазам дождь. – Боюсь, она может прибегнуть к сильным напиткам?

– О, поверь мне, мы знаем способ получше.

– По-любому, – сказал Катлер, доставая из кармана мобильник, – позову команду, чтобы прибраться тут. Если у вас нет возражений?

– Действуй. Она нам не нужна.

Гвен посмотрела на застывшее, смирившееся выражение лица покойной и гадала, как бы та приняла результат. Она надеялась, что женщина была бы счастлива за своего ребенка. Гвен вздохнула. Бессмысленное занятие. Если ты мертв, то мертв. Беспокойства этой женщины закончились.

Поворачиваясь, Гвен оставила комнату и ее ужасное содержимое позади. Казалось, в последнее время было слишком много смертей. Неожиданно она ощутила острую необходимость побежать домой, обняться с Рисом, съесть китайской еды на вынос на диване и притвориться, что в мире все в порядке. И всего на пару часов это возможно. Рис оказывает на нее такое влияние. Он может быть не самым захватывающим мужчиной на планете – что Гвен уж знала наверняка, с тех пор как стала работать с человеком, который претендует на звание – но Рис был самым надежным и он любил ее, а под конец дня, чего еще сильнее она могла бы желать?

Джек сжал ее руку.

– Ты в порядке?

– Аха. – Прогоняя темное облако с лица, она улыбнулась. – Да. Просто рада, что все закончилось.

Покидая центр для детей-аутистов Хаванна, впервые за день Гвен была счастлива почувствовать тяжелые дождевые капли, скатывающиеся с волос.

@темы: перевод, торчвуд

URL

понедельник, 06 июня 2011

22:30

В тишине

I'm so gay that can't even drive stright

Добавлены главы 24-25

название: В тишине
автор: Сара Пинборо

дата выпуска: 25.06.2009
Перевод: в процессе
Частей: 22-25 из 27

переводчик: я

Данный перевод не подразумевает под собой получение материальной выгоды.

Главы 1-21

Главы 22-23

Глава двадцать вторая

Даже на грани мрака ночь была окутана тишиной. Лишенное формы, оно все еще чувствовало отголоски боли от впившегося в плоть металла. И боль, и металл и ощущение привыкания к физической форме уже ушли, но сохранилось послевкусие.

По крайней мере здесь, спрятавшись в безвоздушной чуждости безмерно далеко от тишины родного дома он мог различить легкое жужжанием такого шумного мира рядом с собой. Оно втягивало звуки, даже если они были не тем, чего он жаждал или тем, что ввергало его в отчаяние.

Органы, которые он поглощал, отказывались функционировать, как это делали у оригинального носителя, ярость разочарования излилась из бесформенной массы и где-то на кромке "ничего" случайная вспышка грозы осветила мирную гладь моря. Страх пронесся по его сознанию. Что-то пыталось собрать его сквозь вселенную по крупицам, исправить ошибку, которая принесла его сюда. Осталось мало времени на что, чтобы взять то, чего он алкал. Приняв исходную позицию, он ждал.

Несколькими часами ранее в центре для детей-аутистов Хаванна сон потребовал в свои объятия Райана Скотта, его горло отдыхало, а тело отключилось. Он не двигался всю ночь, маленькие мускулы расслабились, а на лице поселилось мирное выражение; наконец-то он был в темном забвении, где от него ничего не требовалось. Там он просто существовал, сам себе и абсолютно отгороженный от тех, кто постоянно беспокоил прикосновениями, шумом, отказываясь оставить его в покое. Грудь мальчика вздымалась и опускалась, воздух тихо циркулировал по хрупкому телу, пока он видел сны о благословенном "ничто". Будь он способен хоть что-то любить, Райан Скотт любил бы ночи.

Мартин Мелой сидел на своей стороне двуспальной кровати королевских размеров в отеле Св.Давида. Его нос беспрестанно тек, глаза опухли от слез и он часто всхлипывал, прежде чем отряхнуть голову в попытке взять эмоции под контроль. Нужно было написать то, что он собирался. Рука задрожала, и он взглянул на полупустой пузырек с таблетками и поблескивающую на прикроватном столике бутылку водки. Времени оставалось мало. "Мне жаль", – нацарапал он на тонкой бумаге с отпечатанными сверху названием и контактами отеля.

Мужчина выдавил из себя еще пару слов, прежде чем лечь на кровать, лист балансировал на его груди. Глаза захлопнулись, и он подумал о своей Мэри Браун, которая переименовала себя в великую Марию Бруно и надеялась, что оправдает это имя. Возможно, он никогда не был в меру драматичен для нее при жизни, но надеялся, что его смерть будет достаточно в голливудском стиле для его восхитительной, блистательной, талантливой жены. Его дыхание замедлилось.

Эдриенн Скотт перебрала с выпивкой, и ее голова гудела, когда встала и почти ползком направилась на кухню. Не дожидаясь пока вода охладиться, она наполнила стакан и с жадностью проглотила его теплое содержимое, чтобы вновь заполнить его. В этот раз она глотала чуть медленнее, дрожащая рука с легкостью отыскала в темноте парацетамол. Опыт у нее был приличный. Проглотив таблетки, она затуманенным взором посмотрела в ночное небо сквозь кухонное окно. Продолжать так жить было нельзя. А завтра – было днем посещения. Продираясь обратно в спальню, успокоенная мыслью, что впереди еще три-четыре часа темноты, прежде чем придется что-то делать, она мечтала, чтобы мысль о свидании с сыном не наполняла ее таким ужасом.

Высоко над Миллениум центром Джек Харкнесс позволял дождю стекать по волосам, пока он, стоя ровно, со сжатой челюстью и мрачным взглядом, смотрел на город.
Часы в Кардиффе медленно отсчитывали время до рассвета.

Глава двадцать третья

Церковь Св.Бартоломея располагалась позади от гудения трафика на Авеню Ллойда Джорджа, которое стихало ближе к центру Кардифф Бэй. Джек понимал, что в ночи не хватит часов, чтобы осмотреть все потенциально идеальные места для репетиций, а это было одно из подходящих мест. В конце концов пришельца к ним должен был привести голос Янто и, казалось, он может звучать довольно хорошо в любом месте. И все же он должен был принять, что у церкви было свое очарование, снаружи традиционная серая земля была усыпана листьями, создающими чувство защищенности, но не настолько, чтобы каждый из расставленных на автостоянке и дорогах вооруженных полицейских мгновенно не окружил их при необходимости.

Джек изнутри разглядывал декоративно закрашенные окна. На фасаде их было пять и по четыре с каждого бока.

– Если он хочет поиграться со стеклом, – пробормотал он, – я дам ему стекло.

Он сжал зубы и осмотрел рамки, снабженные по углам маленькими снарядами, которые задействуются при контакте со стеклом и рассчитанные на то, чтобы не убить пришельца, а повести в том направлении, в котором хотел Джек, дезориентировать его настолько, чтобы, приземлившись, он угодил в ловушку.

Он проверил часы и ощутил гул возбуждения в желудке. 10:50. Время "сейчас или никогда" почти настало.

Янто проверил музыкальную дорожку компактного диска, казалось, уже в тысячный раз с момента, как они прибыли, его пальцы нажимали на воспроизведение, потом остановку, снова воспроизведение и так снова и снова.

– Готов? – улыбнулся ему Джек. – Твой выход через десять минут.

Впервые пресса сделала то, о чем ее попросили, двухминутное молчание было разрекламировано во всех новостях и радио-шоу. Даже судьи объявили, что ждут от всех конкурсантов независимо от того прошли они в финал или нет, что те почтут молчанием память убитых. Места для репетиций оставались закрытыми по всей стране. Как если бы один человек мог контролировать звук Кардиффа, Джек Харкнесс держал палец на пульте управления.

– Я готов.

Джек прикоснулся к устройству в ухе.

– Гвен?

– Готова. Хотя все, что я делаю – торчу здесь, пока там внутри происходит все действие…

Джеку не обязательно нужно было видеть ее, чтобы знать, что она стоит у стола, кожаная куртка застегнута, а она горит желанием оказаться на поле действия, чем торчать узницей в Хабе.

– Эй, ты усовершенствовала программу, так что лучше всех умеешь ею пользоваться.

– Лучше бы я делала это с удаленного компьютера, чем здесь.

– Что ж, уже слишком поздно, – он улыбнулся. – И если бы меня спросили, тебе идет безумствовать.

– Неужели? Ладно, не перевозбудись, я никогда не надену белый халат и очки.

– Жаль. Это выглядит сексуально.

– Отвали, Джек.

Он засмеялся.

– Просто будь на связи. Как только увидишь какую-либо активность, я хочу об этом знать.

– Есть.

Отключившись, он вновь взглянул на часы. Еще пять минут.

– Я не против вернуться в Хаб и надеть белый халат, – тихо стоящий за алтарем Янто выглядел нервным, одной рукой дергая рукав рубашки.

– Ты лучше всего выглядишь в костюме, – подмигнул Джек.

– Думаю, ты это уже говорил. Пора?

– Еще несколько минут. – Он вновь надавил на устройство. – Катлер?

Послышался резкий лондонский говор.

– Здесь. Под проклятым дождем. Пока все тихо.

– Хорошо.

Джек глубоко вздохнул. Приготовлены были сделаны. Все что они могли – это петь и надеяться на лучшее.

Катлер откинулся на сидении и вздохнул. Окно машины было спущено, так что он мог отчетливо видеть все, что спустится с серого неба или появится из-за деревьев и кустов, принесенный ветром дождь обрызгивал ему лицо. Его нервы звенели, и он сопротивлялся острой необходимости закурить. Если бы он только знал откуда и как появится пришелец, он как минимум мог бы сфокусироваться. Ему казалось, что сейчас ему бы пригодилось умение поворачивать голову вокруг своей оси, как та девочка из "Экзорциста". Только так он мог увидеть все, что происходило вокруг.

Движение в боковом зеркале заставило сердце подскочить, затем он нахмурился, еще больше морщинок появилось на его сморщенном лице. Фигура, спускающаяся вниз по тихой улице, не принадлежала пришельцу. Ну, технически нет, но детектив Катлер был как минимум обеспокоен.

– Чертовы студенты, – пробормотал он себе под нос.

Девушка с длинными темными волосами определенно была одной из кардиффских студенток, в этом он не сомневался. Она была невысокого роста, с неаккуратным конским хвостом, индийский шифоновый шарф не к месту был накинут на футболку с изображением названия рок-группы, поблескивающую под небрежно накинутой джинсовой курткой, когда она вразвалочку прошла мимо его машины. "Франц Фердинанд" высветилось на черной материи, буквы появлялись и исчезали с каждым шагом.

Он вздохнул. Она подпевала тому, что поступало ей в уши из ай-пода или подобного устройства для тех, кому до 25 лет. Ее голос звучал не так-то плохо на фоне дождя, но он не узнавал напеваемой ею рок-музыки, хотя мотив казался знакомым. Может быть, U2.

Пение.

– Дьявол.

Проклиная свое невезение, Катлер выбрался из машины; дождь тут же пробрался под рубашку и погнал дрожь по спине. Он сделал пару шагов рысцой, чтобы достичь девушки, которая остановилась и достала телефон, счастливо набирая сообщение и, казалось, не обращая никакого внимания на холод и влагу. Не удивительно, что он ненавидел студентов. Они всегда были чертовски молодыми, полными идеалов и оптимизма. Не такими взрослыми сварливыми скотами, как он сам.

Катлер постучал ей по плечу, и она слегка вздрогнула, но по крайней мере перестала петь. Последнее, что им было нужно, – это атака пришельца на еще одно гражданское лицо, и если бы такое случилось, он не хотел быть единственным, кто окажется поблизости. Он видел дело рук пришельца, так что перспективы не особенно воодушевляли.

Пока она вынимала наушники, ее глаза подозрительно разглядывали его с бледного лица. В воздухе между ними тихонько жужжала музыка.

– Да. Чем могу помочь?

– Я вынужден попросить вас покинуть территорию как можно быстрее, мисс…?

– Нина, – нахлынувшее любопытство прогнало подозрительное выражение с лица девушки. – Нина Роджерс. – Ее бровь изогнулась в дугу. – А вы?

– Полиция. – Он покопался в кармане и вынул свой значок. – Инспектор Катлер.

– А что происходит, мистер Катлер? – Она нахально улыбнулась. – Вы сидите в засаде?

Он заставил себя улыбнуться. Девушка была привлекательной, но сейчас было не место и не время поддаваться ее чертовому юному энтузиазму. Он двинулся вперед, заставляя ее подсознательно следовать за собой.

– Что-то в этом роде. А теперь если бы вы могли вернуться в свой универ или домой, или куда бы то ни было еще, я был бы очень признателен. И без музыки.

Она нахмурилась, и он увидел, как она готовится задать очередной вопрос.

– Сейчас же.

Его грубый тон заставил ее осечься и хотя, как он видел, она все еще была заинтересована, она послушалась его слов. Улыбнувшись и взмахнув рукой на прощание, она повернулась и ушла в сторону главной улицы.

Катлер следил за ней, пока девушка не укрылась в безопасности за углом, и удовлетворенный тем, что она отключила музыку, он забрался обратно в теплоту своего автомобиля. Проблема с молодежью заключалась в том, что они не знали страха. Они познают его, однажды. Все познают.

Чувствуя, как его собственный страх вытанцовывает в желудке вместе с нервами, он откинулся, уставился в окно и ждал.

Главы 24-25 НОВЫЕ

Глава двадцать четвертая

В голове Эдриенн Скотт стучало и, хотя она проснулась ночью выпить воды, ей все еще казалось, что язык приклеен к верхнему нёбу. Вероятно, ей не было бы так плохо остановись она после одной бутылки с Кэтрин в пабе, но Эдриенн пришла домой и откупорила еще одну. Тогда это показалось хорошей идеей, теперь она жалела.

Взяв стул, она села у окна и наблюдала за тем, как Чери высвобождала руки Райна из полосатой футболки с длинными рукавами, на которую он умудрился вывалить большую часть завтрака. Одновременное поедание и пение не особо сочетались, и так как Райан не мог остановиться, Чери практически пихала еду ему в горло, заставляя сглотнуть, пока рефлекс не делал все остальное. Райан ел много мягкой пищи. Эдриенн избегала приходить во время кормления. Было трудно принимать саму инакость Райна, а всю эту возню с грязью и пачканьем она выдержать не могла. Хоть это и был ее родной сын, но картина вызывала у нее тошноту. Как минимум это было не удивительно. В конце концов, она была плохой матерью.

Когда сиделка стянула через макушку маленькой блондинистой головы футболку, пение Райана стало громче, возможно это был своеобразный намек на какое-то беспокойство, но по любому звучание было идеально.

Эдриенн вздрогнула и потерла голову. Звук совсем не помогал ее похмелью, независимо в какой интерпретации исполнялась "Прогулка по воздуху". Стараясь игнорировать дрожь в руках, она потянулась за сладким кофе, который ей сделала Чери, и задалась вопросом, как часто за эти два дня с ее последнего визита Райан прошелся по всему СД. Она поражалась, как Чери не сошла с ума.

В надетой рубашке пение Райана вернулось к нормальному состоянию, идеально голубые глаза мальчики смотрели прямо в ничто. Он не посмотрел в ее сторону с момента ее прихода, но удивляться не приходилось. Он никогда не замечал ее. Может, ей стоило прекратить приходить.

Однажды она предположила такое при Чери, та только засмеялась и ответила, что у нее есть такая прерогатива, но этого никогда не случится. Эдриенн поинтересовалась отчего же, на что Чери заявила, что Райан – ее сын, и хоть она наверно, не всегда это понимает, но она любит его. Эдриенн захотелось расхохотаться на эти слова.

Позволив похмелью пульсировать, она посмотрела на мальчика, сидящего посреди комнаты, игнорирующего игрушки и идеально поющего. Она любит его? Может ли любить? Как можно любить кого-то, кто не признает ничье существование и не подает признаков узнавания никого, даже родной матери? Как можно испытывать любовь к такому ребенку?

Вздохнув, она перевела взгляд на окно и дождь за ним. Эти мысли были для другого раза, когда она будет такой разбитой. Тем не менее почти пробило одиннадцать, пора было уходить, на сегодня ее покаяние было выполнено. Безуспешно пытаясь отгородиться от музыки, она всматривалась в серое небо и пила кофе.

Одна в Хабе Гвен наблюдала, как стрелки неумолимо двигались по круглой поверхности часов к одиннадцати. Вот оно. Тишина началась. Сердце громко билось в груди, не слушаясь приказов успокоиться, она покусывала губу, всматриваясь в экран.

Давай, думала она. Давай же. Терпение не было сильной ее чертой, и она боролась с желанием пнуть аппарат. Милю или чуть дальше Янто приступал к пению; Джек и Катлер превратились в ожидание информации от нее. Желудок сжался. Что, если она не улучшила аппарат? Что если запутала все?

Сжав зубы, она со злостью разметала волосы по плечам. Вот почему она ненавидела торчать в Хабе. Появлялось слишком много времени на размышления. На месте операции времени для размышлений не остается. Только для действий. И это более легкий путь.

А тут появлялась ненужная ответственность. А что, если что-то пошло не так? Она так и будет сидеть тут и слушать, как пришелец вспарывает ее друзей? Она запыхтела. Это был последний раз, когда она позволяла себе какие-либо гениальные технологические идеи. И если ее когда-нибудь они посетят снова, она, черт возьми, прогонит их прочь. Если бы призрак Тош был где-то рядом, он бы наверняка заливался сейчас смехом. Гвен не обладала, как Тошико, холодным методичным мышлением. Может, дух Тош вживил идею в мозг Гвен, как своего рода шутку из загробного мира. Может, невидимые Тош и Оуэн кружились по Хабу, посмеиваясь над ней. И даже не веря в призраков и жизнь после смерти на Земле, в одиночестве и вся на нервах, эта идея показалась Гвен жуткой.

На экране что-то мелькнуло, и воображаемые призраки перестали смеяться. На дальнем краю Кардифф Бэй загорелся маленький всплеск.

Вот оно.

Пришелец был на подходе.

Еще два всплеска мигнули и погасли. Она прикоснулась к наушнику.

– Джек? – Ее голос был громким, эхом возвращаясь к ней же в пустом подвальном помещении. – Началось.

Поднявшись, она скрестила руки на груди и желала, чтобы устройство показало пункт появления пришельца.

Еще три мелких всплеска, и в конце загорелся ожидаемый ею красный свет, карта автоматически увеличилась высвечивая адрес. Гвен нахмурилась. Была какая-то ошибка. Это было не то место, где находились Джек и Янто. Рука вернулась к наушнику.

– Джек, у нас проблема.

Глава двадцать пятая

Его голос заполнил всю церковь и, хотя партия не предназначалась для сольного исполнения, Янто пел так хорошо, как мог. Джек был удивлен глубиной и силой звучания. Он был впечатлен. Но Янто несколько раз доказал, что полон скрытых сюрпризов. Голос Гвен прорезался в его мыслях.

– Джек, у нас проблема.

– Что ты имеешь в виду?

– Он приближается, но не к вам. Компьютер говорит, что он движется к центру Хаванна. Центру для детей-аутистов.

Подняв глаза на взирающие на него с высоты иконические изображения святых на нетронутых витражах, Джек боролся с желанием закричать.

– Уверена?

– Так показывает чертов компьютер, – она замолкла. – Черт. – От голоса Гвен в его ухе исходила тревога. – У нас меньше восьми минут, Джек. Я ближе вас. Встретимся там.

– Уже иду – Джек бросился по проходу к двери, слыша, как за спиной колеблется голос Янто. Но это было уже не имело значения. – Центр Хаванна! – прокричал он через плечо. – Я пойду с Катлером.

Снаружи дождь обдал его холодными струями, словно сама природа была на стороне пришельца и Рифта, мешая их попыткам остановить хаос. Его ноги шумно топали, он бежал к немаркированной машине Катлера. У них оставалось не больше шести минут. Они не успевали. Настежь открывая дверь, он ввалился внутрь.

– Почему ничего никогда не идет по плану? – вопросил Катлер, пока Джек захлопывал дверь со стороны пассажира.

– Добро пожаловать в Торчвуд.

Катлер завел двигатель, колеса заскрипели об асфальт.

Райан перешел с "Идущих по воздуху" к "Где же ты любовь" и теперь приступал к "Закрыть каждую дверь" из "Джозеф и волшебный цветной плащ"[1]. Комната заполнилась скорбными нотами, смотря сквозь окно на деревья и сады центра, Эдриенн лениво думала, что Джейсон Донован[2] никогда не передавал мелодию с тем же эмоциональным совершенством, как ее сын. Ей нужно было уже двигаться к суду, где ее ждала груда работы, но снаружи полило как из ведра, и она решила переждать, пока дождь ослабнет. Она могла только представить, что в противном случае начали бы говорить сиделки в приемной медсестрам. Мечтая уйти она согласилась промокнуть. А она ведь адвокат. Это вопиющее безобразие. Плохая мать. Зачем давать им козыри? И честно говоря, ее у нее все еще было ужасное похмелье, она не могла заставить себя сдвинуться со стула. Тело чувствовало себя так, будто в стул его вдавливал груз. Утром вождение далось ей не легко, и она думала, что внезапная отключка может привести к потере ею управления автомобилем.

Что-то мелькнуло в листве за окном, ее глаза заскользили и не смогли цельно сфокусироваться. Эдриенн подождала, пока птица перелетит к гнезду с веточками или червячками для своих деток. Ничего не появилось, но ветки вновь зашевелились даже более энергично, чем в первый раз, как если бы кто-то неистово тряс дерево, чтобы повалисть плод. Нахмурившись, забыв на миг о пульсации в голове, она приблизилась. Там был кто-то? Она не могла понять с чего бы кому-то в такую погоду взбираться на дерево, но в центре для детей-аутистов ты можешь вечно думать о причинах и не найти их. Она всматривалась. Определенно сиделки не позволили бы детям играть на улице в подобную погоду.

– Чери, – позвала она тихо. – Кажется, там ребенок на дереве, – указала она на раскачивающиеся ветки. – Видишь?

Подойдя к ней, сиделка кивнула, ее лицо выражало озадаченность.

– Что-то не так. Наверняка это Питер Олвуд. Он любит проказничать. Пойду проверю, – заторопившись наружу, она закрыла за собой дверь, и Эдриенн как раз собиралась отвлечься от созерцания, когда сквозь ветви начала просачиваться темная струя наподобие сигаретного дыма. Дыхание Эдриенн застряло в грудной клетке, а мозг опустел, сканируя себя на предмет какого-либо смысла или объяснения происходящего. Оно появилось ниоткуда. Облако темноты повисло между землей и небесами, пока из пустоты возникал другой призрак, выползая из-за дерева и соединяясь с первым, две тени затряслись, сливаясь, и соединились в одну. Эдриенн, вытаращившись, смотрела, рот был открыт. Ребенка на дереве не было. Там было что-то другое. Что-то странное. Что-то иное.

Было ощущение, что ее мозг склеился, и она бросила короткий взгляд на сидящего на полу ничего не замечающего Райана. Безразличный к тому, что она считала любопытным, затем ее взгляд вновь вернулся к тому, что обретало форму позади старого дуба, темнота, которая как жидкое мыло просачивалась сквозь ветви. Безразличный к этому. Что-то вспыхнуло на краю черной массы, когда она скрутилась и дернулась, собирая себя в нечто вроде твердой формы. Стекло запотело от дыхания Эдриенн, пока она наблюдала за вещью под дождем по другую сторону; ей было интересно, может ли она закричать или позвать кого-нибудь, но не нашла в груди механизмов, издающих звуки.

Позади нее ее ребенок все еще пел. Ее малыш. Слова твердо сформировались в голове, борясь с утекающими словами и мыслями и тем, что заполняло ее голову, оставляя ее самостоятельно заполнять голову.

Ее малыш. Вещь пришла за ее ребенком. И в этот лишенный каких-либо мыслей момент Эдриенн поняла, что безумнолюбит своего сына.

Гвен с таким остервенением нажимала на педаль, что та грозилась провалиться сквозь днище автомобиля. Ей сигналили, пока она опасно объезжала трафик, обрезая углы, не соблюдая дистанцию настолько, что почти чувствовала запах поцарапанной краски других автомобилей. Борясь с желанием зажмурить глаза, она вывернулась, огибая грузовичок, и надеялась, что ей это удалось. Задерживая дыхание, пока вновь не встала в свой ряд, слыша оркестр ругани и криков изо всех водительских окон, она взглянула часы. Всего тридцать секунд до истечения восьми минут.

Въехав в центр Хаванна, увидев красочную эмблему центра для детей-аутистов на другой стороне дороги, Гвен захотелось заорать и посигналить.

Она не сделает этого. Черт, она не сделает этого.

Ее малыш.

Боковым зрением Эдриенн видела, как Чери заспешила на мокрую лужайку, смотря прежде всего на дерево, а затем замерла, увидев черное облако, которое двигалось к зданию, на ходу меняя форму. Сиделка повернулась и убежала. Эдриенн по другую сторону от стекла вовсе не винила ее. Она знала, что дышит из-за запотевания стекла напротив лица, но не чувствовала циркуляции воздуха в легких. Она не чувствовала ничего, кроме ужасающего запустения, исходящего из существа в листве.

Теперь он был существом.

Извивающаяся масса преобразовывалась. Твердые фигурные полосы, почти человеческая лысая голова. Почти человеческая. Если бы Эдриенн могла сейчас чувствовать разницу между здравым и безумным, она бы почувствовала себя окончательно свихнувшейся или подумала бы, что излишнее употребление вина заставляет ее видеть странные вещи, ну или отчаянно пыталась бы рационально объяснить наличие приближающегося к ней монстра, но эти мысли ушли, когда ее посетила чудовищная пустота. Если бы дело не касалось Райана, она бы тихо сползла вниз по стене прямо на ковер и обо всем забыла, даже о себе.

Райан. Ее малыш. Слова прорвались в ее мозге, борясь за то, чтобы оставаться нерушимыми в растущей пропасти ничего. Она любила его. Когда ничего уже не осталось, все стало таким очевидным.

Подняв отяжелевшие руки, она широко расставила их на стекле. Оно хотело ее ребенка. Она чувствовала это каждой клеточкой своего тела. Борясь с пустотой, которая грозила поглотить ее, она встретила красный взгляд глаз монстра и почувствовала жужжание в воздухе, когда оно приготовилось напасть. Ей не нужны были слова, чтобы знать это. Ей подсказывала материнская интуиция. Существо лицом к лицу с ней издало молчаливый вопль, который разорвал любой намек на сознание в ней, вздрогнув от его мощи, руины ее индивидуальности вцепились ко внутренностям черепа.

Она смотрела через стекло.

Только через мой труп.

На миг повисла тишина, запертая между уставившимися друг на друга двумя. Эдриенн подумала, что даже дождь замедлился, капли висли в воздухе, ожидая и наблюдая, втянутые в холодный конфликт между монстром и матерью.

А затем монстр откинул голову и устрашающе широко раскрыл пропасть рта, выпуская из себя пустое ничто; темноту, которая может засосать и оставить там, и Эдриенн почувствовала горячие слезы на щеках.

Существо передвинулось. А потом опять, слишком быстро, чтобы она могла увидеть.

Она захлопнула глаза.

Райан.

А затем стекло сломалось.

1. ария из рок-оперы "дуэта" - либреттиста Тим Райса и композитора Эндрю Ллойд Уэббера. Это попытка изложения известной библейской истории про Иосифа, у которого был действительно волшебный плащ. Но под этим плащом понимался современный экран кинотеатра.

2. австралийский актёр и поп-исполнитель; в Великобритании продажи его дисков превысили три миллиона копий.

запись создана: 18.05.2011 в 23:03

@музыка: Brainstorm - May be

@темы: перевод, торчвуд

URL

среда, 18 мая 2011

22:55

Don't Worry Mama (ranobe) Update

I'm so gay that can't even drive stright

Название: Мама, не горюй!
Автор: Нарисэ Конохара (Narise Konoharа)
Иллюстратор: Юки Шимизу (Yuki Shimizu)
Дата выпуска: 2005
Переводчик: я
Статус: в процессе
Жанр: яой
Рейтинг: NC-17
Саммари: история новых Робинзонов по-японски.
Дисклеймер: все герои и произведение принажлежат их авторам и правообладателям. Моих прав на них не было, нет и не будет.

Перевод не подразумевает получение материальной прибыли.

Отрывок 6

Дождь не прекращался. Число нарезок на столбе выросло до двадцати. Это значило, что за окном стояла середина июня. Начался сезон дождей. С тех пор как мужчины решили стать "друзьями", Юйчи столкнулся с дилеммой особого характера: Имакура настолько изменился, что трудно было поверить, что он когда-то был тем самым испорченным, капризным человеком, с которым он сюда приехал. Имакура прислушивался Юйчи. Последний радовался, что друг так доверяет ему, однако этим все еще больше усложнялось. Чем больше ему доверяли, тем сложнее становилось сдерживаться физически.

Юйчи убедился в собственных чувствах. Ему нравился Имакура толстым, с маленьким, необрезанным. Он мило смеялся. Юйчи хотелось поцеловать его, переспать с ним. Это было чем-то большим, чем просто дружба, о которой мечтал Имакура; это было "любовью". В прошлом он встречался с людьми, представленными Томохару, хозяином гей-бара, завсегдатаем которого он был. Некоторые были красивее Имакуры, худее, интереснее, но он никогда не желал их так сильно, как желал Имакуру, и тем более они ему не "нравились". Будь Томохару здесь и сейчас, он бы лопнул от смеха. Он бы сказал что-то вроде: "У всех хоть в чем-то вкус плохой, но это уж чересчур". Но сейчас Юйчи не думал о собственных вкусах. У него были чувства к Имакуре, и ничего поделать с этим он не мог. Он пытался проанализировать, как его угораздило запасть на кого-то, кто был диаметральной противоположностью мужчин его типа. И пришел к заключению, что он из тех, кто постоянно должен оберегать кого-то. Имакура положился на него, а он взвалил на себя опеку над ним.

– Дождь никак не прекратится, – пробормотал Имакура. Они сидели на крыльце и смотрели в туман. Они только что пообедали, играть в карты не хотелось, поэтому, лениво развалившись, наблюдали за дождем.

– Сейчас сезон дождей.

Имакура игрался с ногтем на большом пальце. Ногти отросли, но ножниц, чтобы срезать их, не было. Они не нашлись даже в соседних домах.

– Довольно сыро.

Устав возиться с ногтем, Имакура вынул руку из своей тенниски и начал обмахиваться рукавом. Юйчи был очарован открывшимися его взору белой рукой и складчатым животом. Если бы он не знал Имакуру, решил бы, что тот его соблазняет. Во рту пересохло, сердцебиение усилилось. Ему хотелось повалить его прямо сейчас и…

– По-твоему, я похудел? – повернулся Имакура к Юйчи. – Одежда больше не такая тесная.

Удивляться этому вопросу не приходилось. С прибытия на остров мужчина довольно сильно сбросил вес. Благодаря скромному рациону и соответствующим упражнениям его жир начал таять.

– Ты стал намного худее. Жалко нет зеркала, чтобы ты мог увидеть. – Юйчи дотронулся до подбородка Имакуры, уже не четверного, а тройного. Дотронулся осторожно, чтобы это не показалось странным и добавил он: – Лицо и подбородок тоже похудели.

– Замечательно, – почти игриво ответил Имакура, трогая свое лицо.

– Хоть ты и потерял вес, но обязательно наберешь вновь по возвращении, если снова будешь обжираться.

– Ты очень суров, Ю-чан.

Прежний Имакура от такого впал бы в истерику, как женщина, однако сейчас он пропустил сарказм Юйчи мимо ушей.

– Я больше не чувствую, что умру без сладкого. Как бы отвык от него.

Сидя с задранными коленями, Имакура игрался с отросшей челкой.

– Когда вернусь, сделаю одну вещь.

– И что? – Юйчи был заинтригован.

– Куплю бутылку "Романи Конти" и выпью ее.

Юйчи абсолютно не разбирался в винах, но знал, что это самый дорогой брэнд. Он был уверен, что известность вину принес не столько вкус, сколько цена.

– Один из маминых друзей угостил меня как-то. Ощущение бархата во рту и непередаваемой горечи… Не знаю, как точно описать. Когда вернусь, хочу снова попробовать. Это будет моей наградой за примерное поведение здесь.

Имакура ушел в себя, словно стараясь вспомнить вкус вина, но после вдруг обернулся к Юйчи:

– Ты когда-нибудь пробовал "Романи Кнти".

– Неа.

– Тогда я приглашу тебя на бокал вина.

Человек, упрямо отказавшийся поделиться шоколадным батончиком, теперь обещал поделиться бутылкой дорогущего вина. Юйчи лишь поражался, насколько за короткое время может измениться человек.

– Когда вернемся, что ты хочешь сделать больше всего, Ю-чан?

Юйчи удивился, что тридцатилетний мужчина задал детский вопрос с таким серьезным видом. Чего же он хотел больше всего? Выпить, посмотреть телек, поспать в мягкой постели… все это было не важно. Больше чем нечто, что он сделает по возвращении, он хотел конкретной вещи прямо сейчас. Было то, чего он по-настоящему хотел именно сейчас.

– Думаю, займусь сексом.

Имакура ждал ответа, но, получив его, залился краской.

– Ты чересчур откровенен.

– Я как будто живу монашеской жизнью на острове, и правая рука больше не удовлетворяет. А у тебя?

Он задал вопрос по возможности прямо. Имакура стыдливо потер руки.

– У меня… не очень сильное либидо. Не то чтобы я вообще не думаю об этом, и мне нравятся женщины. Но еда всегда привлекала больше.

– Разве все твои чувства не застывают, если хоть изредка этого не будет. Что ты делаешь в таком случае?

– Ну… знаешь… рукой.

Имакура начал путаться. С его характером и весом, в придачу с фактом, что у него маленький и необрезанный… неужели он…?

– Имакура, ты когда-нибудь занимался сексом? – Юйчи спросил в лоб.

– Да, конечно, – он глядел под ноги, голос при ответе напрягся.

– Где это было? В отеле, у нее дома?

– В отеле, полагаю, – он был взволнован, быстро переводя взгляд из стороны в сторону.

– Спорим, ты нервничал в первый раз, не зная, что и как.

– Да, но в любом случае все получилось.

Предательский характер неопределенных ответов и видимого беспокойства были на лицо. Юйчи все стало понятно.

– Скажи мне правду. Ты девственник, да? – напрямую спросил Юйчи. Лицо Имакуры стало пунцовым, отчего Юйчи понял, что попал в точку. – Ты стесняешься, что в свои тридцать все еще девственник и поэтому врешь, правда?

Имакура искусал губы до красноты.

– Не называй меня девственником, – попросил он тихо.

– Вместо того чтобы вести себя подобным образом, мог бы признаться, что никогда не был с женщиной, – Юйчи расстроено вздохнул. Имакура глядел на него сквозь пелену слез.

– Я не хотел, чтобы ты смеялся надо мной. Конечно, я… С чего женщинам ходить на свидания с уродом вроде меня.

Юйчи подсел ближе и понизил голос

– И что, никто не проявил интереса?

Мужчина мотнул головой.

– Но нравился тебе же кто-то?

Имакура выдержал паузу и кивнул.

– Ты говорил ей о своих чувствах?

В ответ Имакура крикнул:

– Почему я должен тебе рассказывать?

Имакура определенно не запомнил о ней ничего хорошего. Он сидел тихо, опустив голову. Юйчи думал, как поступить. И хотя боялся, что это может показаться неестественным, он все же провел рукой по его белой щеке. Пока он нежно гладил щеку, Имакура снова начал плакать. Юйчи вытер его глаза своим пальцем.

– Она сказала, что я ей не нравлюсь, потому что толстый, – выговорил он, – Что ей… от меня тошнит… – его плечи задрожали. Юйчи обнял их.

– Бесполезно. Я ни в чем не уверен.

– Но ты милый, – Юйчи говорил искренне. То, как он злился, что его девственность раскрыта, то, как плакал и говорил, что не уверен в себе – он любил все это.

– Только ты и мама называете меня милым, – Имакура вытер влажные глаза руками.

– Ты не уверен в себе самом или в сексе? – спросил Юйчи с нежностью.

– И в том, и в другом…

– Я не могу помочь тебе с неуверенностью в себе, но могу научить заниматься сексом.

Их взгляды встретились.

– Если потренироваться заранее, в момент настоящего секса появится уверенность, и все пройдет гладко.

Юйчи продолжил, хотя все было шито белыми нитками. "Какая тренировка? Ты так говоришь, потому что хочешь его".

– Нам больше нечего делать сегодня. И не волнуйся, я не попрошу оплату за уроки.

Имакура рассмеялся шутке.

– Хорошо, может, покажешь мне, с чего все начинается.

Рыбка попала в сети. Юйчи осторожно затягивал узел.

– Ты целовался с кем-нибудь?

– …Нет.

– Тогда давай начнем с поцелуя.

Имакура слегка сомневался.

– Мы что, всерьез поцелуемся? Я думал, ты просто скажешь, как нужно делать.

– Если бы слов было достаточно, так бы и поступили. Но практика лучше теории. Ты скорее поймешь, если сам попробуешь.

Когда Юйчи приблизился, Имакура слегка отстранился.

– Я точно должен поцеловать тебя?

– Да. В этом нет глубокого смысла. Заграницей так даже здороваются. Или ты хочешь отказаться от тренировок?

Выглядело так, словно они заключили сделку. Он обставил дело так, чтобы ничем особенным оно не показалось. Имакура придвинулся поближе.

– Совсем немного…

– Закрой глаза.

Имакура послушался. Его губы были готовы. Когда Юйчи подумал, что возможно, впервые кто-то, кроме его матери, целует Имакуру так, сердце бешено заколотилось. Они были нежными, влажными и упругими. Он поцеловал сперва верхнюю губу, затем нижнюю. После мягких поцелуев, напоминающих щебетание птиц, Имакура открыл глаза.

– Неловко как-то, – его лицо было красным. Он вытер губы.

– Твоя очередь.

Имакура взвизгнул.

– Если все буду делать я, ты ничему не научишься. Старайся запоминать, что я делаю, и повторяй.

– Хорошо.

Имакура положил руки на плечи Юйчи, приблизился медленнее черепахи. Поцелуй получился неуклюжим.

– Очень странно.

После поцелуя Имакура опустил голову.

– Губы очень чувствительные, так что не удивительно, что тебе так показалось. Может, это и твой первый раз, но внутри у тебя сидит великий мастер поцелуя.– Когда Юйчи расслабил мозг, он смог честно похвалить мужчину.

А тот выглядел довольным и улыбался.

– Теперь попробуем кое-что посложнее. – Неожиданно на лице Имакуры нарисовалось беспокойство. – В этот раз во время поцелуя используем языки.

Имакура, сопротивляясь, отодвинулся. Юйчи поспешил заверить его:

– Тебе нужно только наклониться и приоткрыть рот. Сначала я сделаю все сам. Только не укуси мой язык.

Имакура плотно закрыл глаза, и это было хорошо. Юйчи был уверен, что он напоминает голодного зверя, нападающего на жертву. Держа руками Имакуру, он чувствовал мягкость его кожи. Они сомкнули губы, и он просунул язык в ждущий рот Имакуры.

– Ннн… – слегка простонал Имакура. Юйчи прошелся языком по ровному ряду зубов. Когда язык дошел до задних зубов, тело в его руках напряглось. Он сконцентрировал активность там. Ему были слышны приглушенные слова, и на миг он забыл, что чисто внешне он занимается обучением. Он страстно облизывал рот Имакуры. Когда-то раньше ему говорили, что целуется он слишком грубо. Ему нравилось влажное тепло языка и ощущение от прикосновения к нему.

– Очень… долго…

Они расцепились. Имакура глотнул воздуха и сделал пару глубоких вдохов.

– Я чуть не задохнулся, – сказал он весь красный.

– Ты что, не дышал через нос?

– Да? Ты так умеешь?

– Если не будешь дышать через нос, то задохнешься.

– Мне не говорили.

Только что поцеловавшиеся они все еще стояли лицом к лицу в объятиях друг друга. Был слышен лишь дождь. Тишина и никаких разговоров. Когда Имакура отдышался, Юйчи прошептал, чтобы он попробовал сам.

– Я так не смогу.

– Просто расслабься. У нас полно времени и, ведь это я – можешь не бояться сделать ошибку.

Имакура приблизился. Юйчи гадал, каким получится поцелуй, и знал, что каким бы неуклюжим он ни был, поцелуй возбудит его. Он сглотнул.

Продолжение

Несмотря на волнение в самом начале, сделав первый шаг, Имакура отбросил сомнения. Пусть он и понимал, что все это неестественно, но даже сквозь жалобы на неловкость делал так, как велел Юйчи. Звук дождя эхом отзывался по дому то усиливаясь, то слабея. При открытой двери они стянули одежду в темном углу дома. Юйчи рассматривал бледное голое тело. Имакура несомненно сбросил вес, но все еще имел тройной побородок и огромный живот. Тело было практически лишено волосяного покрова, кроме тонкой полосы паховых волос, под которыми виднелся пенис размером в палец. Так же, как и Юйчи, Имакура, казалось, был загипнотизирован пахом своего партнера.

–Я никогда раньше не… видел член другого мужчины. У тебя нормальный или больше, чем у других?

–Думаю, он среднего размера.

Услышав ответ, Имакура с горечью посмотрел себе между ног. Заметив, что и Юйчи туда смотрит, он со стыдом прикрыл член руками.

–Размер действительно не имеет значения. Главное его ввести, а потом все зависит от техники.

–Ох…

Юйчи взял себя в руки и подошел к Имакуре. Когда он коснулся плеча мужчины, Имакура поднял глаза.

–Что ты будешь делать?

–Попрактикуем ласки. А зачем ты думал, мы разделись?

–Я… ну…

–Хотел посмотреть на меня голого? – Хотя Юйчи пошутил, Имакура совершенно серьезно кивнул, подтверждая его слова.

–Мне всегда было интересно, какой у других. Я, конечно, знаю, что мой маленький, но интересно сравнить.

–А в душевых ты не подглядывал?

Имакура опустил голову.

–Я всегда пользуюсь кабиной. С тех пор как в школе меня обозвали «мини-писька», не хочу, чтобы снова издевались надо мной.

Юйчи вспомнил, как кто-то на работе говорил, что Имакура всегда ходит в кабину, даже чтобы отлить.

–Ну, и что ты думаешь?

–Он большой. – Искренний ответ был одинаково странен и мил.

Юйчи убрал руку с плеча Имакуры и погладил его по щеке.

–Ласки дело не трудное. У каждого человека есть свои эрогенные зоны. Найдя их один раз, нужно на них концентрироваться.

Юйчи пробежал пальцами по подбородку и шее мужчины, дойдя до нежно-розовых сосков, ущипнул их. Имакура взвигнул и отшагнул.

–Больно? Могу я попробовать сзади?

–Что попробовать сзади?

–Приласкать тебя. Так ты не будешь видеть моего лица, и еще одно: у меня может встать, так что не волнуйся, если что-то уткнется в тебя.

–Ух… ладно…

Юйчи обошел Имакуру и обнял его. Ему хотелось оставить свою метку на нем, поэтому, впившись губами в белую шею, он присосался к ней. Его руки прошлись по складчатому животу и погладили оба соска. От этого те набрякли. Юйчи царапнул соски ногтями.

–Ой.

Юйчи расслабил хватку и вновь потер соски, изменяя давление и интенсивность своих ласк. После укусил мягкие, сочные мочки ушей Имакуры.

–Ах…

Когда Юйчи просунул язык в ухо Имакуре, его широкие ноги нещадно затряслись.

–Тебе нравится, да? Видишь?

–Я с трудом стою…

–Значит, тебе хорошо.

Имакура начал оседать. Юйчи остался сзади, все еще держа его, пропустив между своих ног. Продолжая ласкать его соски левой рукой, правой он потянулся к паху Имакуры. Миновав морщинистый живот, он почувствовал мягкие лобковые волосы и под ними маленький член. Он аккуратно поместился в руке. Немного ласк, и он затвердел. Но все же головка не вышла из крайней плоти. Юйчи удерживал кончик указательным пальцем. Слегка надавив, он просунул палец внутрь кожи. После стал тереть головку, чего наверняка Имакура никогда раньше не делал.

–Охх…. Аххх…

Должно быть, это было приятно, потому что Имакура не сопротивлялся. Через какое-то время его палец намок. Он вынул его и аккуратно провел по анусу Имакуры.

–У женщин есть вагины. Но тут ты тоже можеть их касаться.

Он вел себя так, будто знает, о чем говорит, но Юйчи никогда не касался женщин где бы там ни было. Максимум, что он смог, поцеловать женщину, с которой пытался встречаться. Смочив палец, он начал атаку против невинности Имакуры.

–Могу я его там использовать?

В голосе Имакуры прозвучало отчаяние:

–Где там?

–Я собираюсь двигать пальцем так, словно это вагина.

–Нет, там грязно.

Юйчи поцеловал встревоженного Имакуру. Он конечно хотел его поцеловать, но и надеялся, что это уменьшит сопротивление. Он отыскал губы Имакуры и поцеловал, как в самом начале их урока. Насытившись, они расцепились, но ниточка слюны все еще соединяла их. Рот Имакуры дрожал, глаза пристально смотрели на Юйчи.

–Некоторым женщинам нравится, когда их ласкают сзади. Иногда даже занимаются анальным сексом.

–Но… разве это… не больно?

Он все еще сопротивлялся и не давал разрешения.

–Тебе нужно расслабиться. Ну, сам подумай. Обычно оттуда выходит что-то большее. А при медосмотре туда всовывают камеру. Палец не причинит никакого вреда.

–Но…

Юйчи сунул палец в рот Имакуре. Глаза последнего полезли на лоб.

–Оближи мой палец.

Язык, вероятно, смущенного случившимся Имакуры не двигался. Юйчи смочил палец сам и аккуратно коснулся его ануса.

–Нет, прошу тебя, не надо.

Мужчина сжался, и Юйчи не мог просунуть палец.

–Расслабься.

Юйчи убрал палец, словно передумал. Имакура слегка расслабился. Юйчи схватил его за подбородок и глубоко поцеловал.

–Нххх… аххх.

Имакура старался вырваться, но Юйчи каждый раз удерживал его. Посвятив себя губам Имакуры, он, чтобы отвлечь внимание, просунул руку в пах мужчины и тут же указательным пальцем другой руки проник в него сзади.

–Ах… Аахххх

Уже очутившись в нем, дальнейшее оказалось легче. Он просунул палец насколько мог глубко и стал искать простату, а найдя, крепко надавил. Тело Имакуры затряслось от шока. Пока Юйчи продолжал давить, бедра мужчины сильно качались, член устремился в небо.

–Разве не хорошо?

–Н…нет…

Его бледные бедра дрожали, а отверствие сжималось. Белая жидкость выплеснулась из крайней плоти. То, как его член подергивался даже после оргазма, смотрелось очень мило: он все еще кончал. Юйчи не смог не рассмеяться его стойкости.

–Ты и вправду очень милый.

Имакура тяжело дышал с закрытыми глазами. При продолжающемся оргазме Юйчи, делая вид, что ласкает анус, просунул в него еще один палец.

Когда Юйчи проснулся, уже стемнело. Он не знал, который час, но был голоден. Они обнимались во сне, и тепло было настолько приятным, что пустым желудком можно было пожертвовать. Он крепко обнял нежную талию Имакуры. Это разбудило последнего, потому что Имакура попытался встать. Юйчи повис на его широких бедрах, мешая встать.

–Я хочу встать, – пробурчал Имакура.

–И для чего?

–Я голоден… и у меня тело липкое.

Юйчи прижал к себе Имакуру и глубоко поцеловал.

–Тебе придется развести огонь и готовить. Зачем? Давай просто останемся так до утра.

–Но…

–Я почищу тебя

Юйчи пошаркал в темноте в поисках свечи и зажег ее. Освещая путь, он пошел к колодцу и намочил полотенце. Когда он вернулся, Имакура сидел
на футоне.

Юйчи протер Имакуру полотенцем для рук. Он убедился, что вытер абсолютно везде: и бедра, и место, куда он прижимался членом, пах и зад.

–Спасибо, – пробормотал мужчина, когда Юйчи закончил.

–Так лучше?

–Да.

Юйчи прижал Имаруку к груди и погладил по спине. Имакура обнял его в ответ за спину и плотно прижался.

–Давай поспим до утра

Ответом был только кивок.

запись создана: 14.04.2011 в 22:05

@темы: ranobe, перевод, яой, Narise Konohara, NC-17

URL


Запомнить