УРА! УРА! УРА!

 

 

Эльдар и Нигяр поздравляю ВАС! Молодцы ребята. Возможно, кто-то скажет, что победа в Евровидении не великое дело, но все равно приятно, что вы этот сделали для всех нас. Спасибо вам обоим!

@темы: евровидение

---

В тишине

Добавлена глава 21

название: В тишине
автор: Сара Пинборо

дата выпуска: 25.06.2009
Перевод: в процессе
Частей: 19-21 из 27

переводчик: я


Данный перевод не подразумевает под собой получение материальной выгоды.

Главы 1-18

Пролог - www.diary.ru/~springbud/p144895145.htm#more1
Главы 1-2 - www.diary.ru/~springbud/p147200927.htm#more2
Главы 3-7 - www.diary.ru/~springbud/p148850120.htm#more1
Главы 8-11 - www.diary.ru/~springbud/p150661589.htm#more3
Главы 12-14 - www.diary.ru/~springbud/p152596433.htm#more4
Главы 15-18 - www.diary.ru/~springbud/p154461083.htm#more4

Глава 19

Глава девятнадцатая

Больница гудела голосами с того момента как они приехали.

Гвен казалось, что в каждом уголке больницы играет свой собственный оркестр. Когда она посещала свидетелей убийства Ричарда Гринвуда, в больнице были слышны лишь жужжание света, тихий шорох обуви и юбок передвигающихся по больничным отделениям как призраки медсестер, останавливающихся лишь чтобы улыбнуться, померить температуру и повесить историю болезни на место. Пациенты читали книги и журналы или тихо делились с посетителями планами, намеченными на период после выписки. Большую часть времени слышалось ровное дыхание спящих, пока восстанавливались их переломанные кости и травмированные органы. Мир и покой царили в месте, где выздоровление было почти аксиомой, а дни исчислялись приемом пищи и сном после просмотра дневных телешоу.

Но в этот раз, когда Гвен выскочила из машины и вбежала в больницу вслед за фельдшерами, она бы поняла, что оказалась в отделении скорой неотложной помощи, даже если бы была слепой. Шум буйствовал в светлых коридорах, весело набрасываясь на каждого прибывшего. Ножки носилок с Дрю Пауэллом скрежетали и дребезжали, пока их толкали вперед, въезжая через двери, а медсестры и врачи кричали друг другу о капельницах и давлении, называли цифры на только им понятном языке, который порождал лишь страх в тех, кто был вне его понимания. Позади торопливо задернутых шторок причитали и бредили обожженные, переломанные и пьяные, они в панике и боли кричали и звали на помощь врачей или любимых людей. Медсестры шумно топали, бегая за срочно необходимыми повязками и медикаментами. В этом месте, где люди боролись со смертью, не было ничего, что напоминало бы о тишине.

Прислонившись к стене палаты Дрю в интенсивной терапии, Гвен скрестила руки на груди и решила, что в этой части больницы звуки самые отвратительные. Тишина была заполнена напряжением. Пациенты здесь не кричали и не стенали: их тела были либо накачаны седативами, либо слишком травмированы, и у них не было энергии ни на что, кроме молчаливой инертной борьбы за жизнь.

Посетители сидели тихо, время от времени сдавленно всхлипывая в зажатые ко ртам платки, боясь, что шумное выражение своих эмоций привлечет к их любимым таящуюся за спинами медсестер в коридорах смерть. Аппараты, как и тот, что был присоединен к Дрю, пикали, а время исчислялись четко отрегулированным пыхтением и движением вентилей. Живые насмехались над умершими своим молчанием, и под безмолвием находящихся в сознании пациентов и пиканья аппаратов чувствовался ужасный треск напряжения.

Гвен издала затяжной вздох. Как минимум они обеспечили Дрю отдельную палату. Лазарет был переполнен и, по словам медсестры, эта ночь была тяжелой для тех, кто был на грани смерти. За занавешенным уголком 34-летний мужчина тяжело поднял бутылку с парацетамолом, который пил час или около того назад, прежде чем изменить свой взгляд на то, как же плоха была его жизнь. Казалось, он думал, что поправится, но вернувшаяся с кофе Гвен увидела выражения лиц докторов и медсестер. Они всего лишь надеялись, что к утру острая почечная недостаточность отступит. Она видела такой взгляд раньше. Боже, все это было так удручающе.

Кофе остывал на маленьком столике подле нее. Она глотнула всего раз, и этого хватило – вкус был омерзительный. Но потом подумала, что вэтой части больницы хороший кофе не входит в список приоритетов присутствующих. Аппарат, присоединенный к Дрю, издал очередное тихое пиканье, а вентилятор продолжал аккуратно поставлять воздух в его изуродованное горло и оттуда в легкие, а потом замирал до следующего раза.

Она гадала, видит ли он сон или кошмар, или напавшего на него пришельца, который вскрыл его возлюбленного. Как минимум он не будет помнить об этом долго. Как только он поправится, они накачают его ретконом. И все же. Серийный убийца. Пришелец. Чтобы ни было, это не уменьшит его скорбь.

Дверь приоткрылась, и внутрь вошел Янто. Он выглядел уставшим, темный кровоподтек выглядывал из-под марлевой повязки вокруг головы.

– Я думала, ты домой пошел, – Гвен сжала его руку. – У тебя, наверно, сотрясение.

– Ну, если оно у меня есть, то я в нужном месте. – Он взглянул на кофе. – Он употребим?

– Да, но не рекомендую.

Янто прильнул к стене рядом с ней, и некоторое время оба молчали, погрузившись каждый в свой мир.

– Я говорил с врачом. – Достигший слуха Гвен голос Янто едва ли превышал шепот. – Завтра его переведут в палату для выздоравливающих.

Сердце облегченно подпрыгнуло, Гвен улыбнулась.

– Отличная новость. Чертовски отличная.

Она обрадовалась как за больного, так и за своего молчаливого коллегу. Она знала, что он сделал все, что мог против пришельца, но Янто начал бы винить себя, как винила бы себя она, поменяйся они местами. Если бы Дрю умер, он бы посчитал это своей ошибкой, что не справился с работой.

Глаза Янто переместились на мужчину на больничной койке.

– Он больше никогда не будет петь, – он помолчал. – Ему повезет, если говорить сможет.

– Но он будет жить, – от холодного монотонного голоса Янто по Гвен пробежала дрожь.

– Пение было его жизнью.

Она мотнула головой.

– Это не так. Оно всего лишь часть ее. Возможно большая часть, но не вся жизнь. – Ее мысли метнулись к мужчине ниже по коридору, который еще час назад отчаялся из-за надвигающейся смерти, а теперь что есть силы опустошал кишечник в слабой надежде, что к воскресенью оправится и сможет потом рассказывать обо всем в шутливой форме и посмеяться с друзьями в пабе. – Он будет счастлив, что остался жить.

– Возможно. Поначалу, – нахмурился он. – Где Джек?

– Сказал, что у него есть дела.

– В Хабе?

Гвен покачала головой. Она видела хмурое выражение лица Джек, когда отъезжала "скорая".

– Сомневаюсь. У него был тот взгляд. – Она подняла глаза на Янто и увидела его кивок. Он понимал, что она имела в виду.

– Значит, пару часов мы его не увидим.

– Да.

Он фыркнул.

– Что будешь делать? Поедешь домой?

– Если я заявлюсь домой так рано, Рис впадет в шок. Он скорее всего как раз приложился к пиву перед экраном, смотря футбол. – Аппарат снова щелкнул, и Гвен подумалось, какой в этом смысл. Возможно, смысл заключался в том, чтобы хоть на миг нарушить давящую тишину и позволить присутствующим облегченно вздохнуть.

– Так какие планы? Останешься здесь на ночь?

Она отрицательно покачала головой.

– Нет, подумываю просмотреть на данные, зафиксированные непосредственно перед атакой. На секунду показалось, что активность Рифта наблюдается во всем городе, а потом резко вспыхнула у церкви. Хочу проверить, можно ли каким-либо образом отрегулировать программу. Может, мы сможем настроить ее так, чтобы она указала нам место появления пришельца, а мы бы успели схватить его. – Она сжала зубы и, хотя смотрела на Дрю, сознание вернулось к моменту, когда они ворвались в церковь. – Мы были всего лишь за углом, но если бы ты не отвлек пришельца, нам бы ни за что не спасти этого беднягу.

Янто улыбнулся ей.

– Отрегулировать программу, значит? Тош бы гордилась. Мы тебя еще подсядем на это.

– Мне легче разбить монитор, чем заставить его работать. Но опять же я постараюсь что-нибудь придумать.

– Помощь нужна?

Губы Гвен разошлись в улыбке.

– Безусловно. В таком случае мы разделим вину, если разобьем-таки компьютер.

 

Глава 20

Глава двадцатая

Бар был тускло освещен голубыми и розовыми светодиодными неоновыми трубками, протянутыми вдоль сидений и по хромированному краю мраморной стойки, на которую Джек оперся локтем. Рукава его голубой рубашки были закатаны, и казалось, будто подтяжки врезались в плечи. Ну, или это было психосоматическое явление. Но определенно чувствовалось будто что-то до боли сдавливает его мускулы и ему было легче думать, что это от подтяжек, чем от мыслей о пришельце.

Подняв бутылку с водой, он сделал затяжной глоток, избегая смотреть на зеркало напротив себя. Оно было лишь наполовину загорожено бутылками с напитками разных цветов, с которыми желудок определенно не может примириться, а его собственное лицо было тем, с чем не мог примириться он, даже не смотря на свое отражение.

– У тебя что, десять пар этих шмоток?

Сиденье рядом с ним, отодвигаясь, жестко заскрипело по полу, Джек вскинул голову и улыбнулся.

– Вроде того.

Катлер был одет в джинсы и свитер с ромбовидным вырезом; обычная одежда шла его неухоженному лицу и щетине. Сев, он кивнул бармену:

– Джек Дэниелс с кокой. Двойной. – Он посмотрел на Джека, наклонившего бутылку. – И еще одну бутылку того, какой бы хренью это ни было.

– Я думал, ты отвалишь меня.

Катлер не то фыркнул не то издал смешком и протянул бармену десять фунтов.

– Да уж. Куда мне еще деваться? Везде, куда бы я ни пошел, меня находят по телефону. – Он отпил почти половину своего напитка. – Так же, как у тебя утром, смею полагать.

– Твоими устами глаголет истина.

С минуту они сидели молча. Катлер вглядывался в блестящую темную жидкость с отражающимся в ней светом.

– Мы легко отделались сегодня. Если бы этот педик умер…

– Да, я знаю.

И Джек знал. Стоящие над Катлером "шишки" легко бы начали кричать на детектива из-за результата, но не они гонялись за пришельцем и вообще всем неизвестным, что на них выплевывает Рифт. Мир был озлоблен и искал козлов отпущения, а в человеческой натуре искать что-то в чужих, вместо того чтобы покопаться в себе. Где был бы мир без Торчвуда и людей, которые ставили на кон – и теряли – жизни, чтобы сохранить планету в безопасности? Он ненавидел себя за минуты горечи, но иногда приходилось по-настоящему туго. Если бы они просто понимали, как многое на самом деле происходит.

– Это двадцать первый век, – пробормотал он, – где все меняется.

– Что? – Катлер посмотрел вбок.

– Ничего. Ничего существенного. – Джек вздохнул и вытянул спину. – Ничего такого, чтобы не могло подождать. Хотя бы ненадолго. – Он отвернулся от своего отражения и посмотрел в уставшее лицо детектива. – Мне жаль, что мы не смогли по-быстрому позаботиться обо всем. Тебе может быть нелегко.

Катлер пожал плечами.

– Я видел это существо в деле. Твоя команда сделала все, что могла. Так что извинения не нужны. – Он осушил бокал и подал знак, чтобы его заново наполнили, прежде чем перехватил тень беспокойства в лице Джека. – Не волнуйся. – Он улыбнулся, но улыбка приросла к лицу, лишенному естественной теплоты беспечного человека. – Я буду аккуратен в этим. Но хотя бы позволь приговоренному посмотреть на смерть своей карьеры со стоящего того похмелья.

– Все настолько плохо?

– Не хорошо. И мой послужной список тоже, если верить записям, чему конечно не верят мои боссы, хотя с этими данными мир должен считаться. Поэтому в участке беспокоятся, как их может вывернуть пресса, когда начнет копать под меня. – Его смех был горьким. – Легче отправить меня в какую-нибудь даже более отдаленную, чем Уэльс глушь. Без обид.

– Никаких.

– Хотя я не вполне уверен, куда еще. Чертовы Оркнейские острова[1]? Не вижу себя там.

– Думаешь, они уволят тебя? – Джек задумчиво смотрел на него.

– Может быть. Определенно выставят за дверь. Они не могут позволить наезды на себя. – Он изогнул бровь. – Это громкое дело о серийном убийце, а я детектив с большим темным пятном в личном деле, где замешаны убийства.

– Я читал твое личное дело.

– Значит, видел те записи. – В дымке голубого неонового свечения лицо Катлера отдавало гладким мраморным блеском. Джек предполагал, что выглядит так же. Возможно, для них обоих это было естественным. Мужчины, высеченные из камня. Он не мог умереть, Катлер противопоставил себя миру так, чтобы его ничего не трогало. Может, это было единственным, что позволяло ему держаться.

– Нет, – Джек пригнулся. – Я читал твое торчвудское досье, – он помолчал. – Ты поступил благородно.

– Ох, ну да. И посмотри, как это мне аукнулось. Жена ушла, а карьера коту под хвост, – Катлер уставился на свой напиток. – Оглядываясь назад, думаю, благородство было не лучшим шагом.

Повернувшись на стуле, Джек изучал мужчину рядом с собой.

– Тогда почему ты так поступил?

– Что конкретно написано в файле обо мне? – глаза Катлера превратились в холодные обороняющиеся зеркала. – Я не особо доверяю тому, что пишут.

– Хорошо понимаю. Там написано, что ты признался на суде, что фальсифицировал доказательства, которые помешали Марку Палмеру попасть в тюрьму за изнасилование и убийство троих мальчиков. – Он позволил воде зашипеть на языке, прежде чем сглотнуть. – Я посмотрел газетные вырезки. Кажется, ему была хана, пока ты не признался в этом. Ему не светило досрочное освобождение и не похоже, что он протянул бы особо долго, до того как его бы обнаружили с ножом в спине в тюремном дворе.

– Это и было проблемой.

– То есть? – Джек читал досье. Он понял многое из того, что происходило в голове полицейского, но хотел услышать из первых уст. Хотел услышать от нынешнего Катлера, мужчины, проживающего вторую волну последствий этого решения. Делать выбор легко. Меняют человека его последствия.

– Я не мог позволить невиновному попасть за решетку.

– Торчвуд Один мог, – Джек не чувствовал гордости от этого заявления. – И из того, что я прочитал в неофициальных данных понятно, что Марк Палмер не стал бы долго бороться.

– Голова Палмера была слишком занята тем, чтобы разобраться, что происходит. – На виске Катлера дрогнул мускул – единственное доказательство того, что под спокойным голосом внутри него вскипала ярость. – К тому моменту, как попасть на суд, он наполовину поверил, что убил этих мальчишек. Даже если не помнил ни одного убийства.

Джек тянул за влажную этикетку на бутылке, отдергивая ее и игнорируя нежелание этикетки быть оторванной.

– Знаешь, некоторые бы поспорили, что он был не так уж и невиновен. Поддавался желаниям, обуревавшим его мыслям.

Катлер отодвинулся на стуле.

– Боже, ненавижу этот запрет на курение. Как ты можешь расслабляться, не куря и не выпивая?

Ухватившись за серебряный краешек, Джек оторвал полоску, оповещающую о брэнде воды, оставляя на бутылке белый след от клея.

– А что ты скажешь об этой теории? – не отступал он. Ему нужно было понять этого мужчину, которого Торчвуд Один посчитал достойным, чтобы не разобраться с ним тем или иным относительно удовлетворительным или не очень способом. Ему было нужно сорвать с него маску и узнать остался ли он на самом деле тем же человеком, что был тогда. Потому что такой же выбор предстоял ему, когда со всем этим будет покончено. И он хотел сделать верный выбор, чтобы жить в мире с последствиями.

Катлер вздохнул.

– Думаю, это чушь собачья. – Он глотнул своего напитка. – Прости мою техническую полицейскую терминологию.

– Я говорю полицейскими терминами, – улыбнулся Джек. – А почему?

– А почему тебе так интересно?

Джек не отвел взгляда от полицейского, лишь одарил ослепительной улыбкой.

– Просто хочу знать немного больше о человеке, с которым отправлюсь на эшафот. И потом меня заинтересовали записи. С тобой было бы то же самое.

Улыбка Джека была полна мальчишеского восторга, ухмылка Катлера напоминала волчий оскал.

– Не надейся, что я не провел небольшое расследование относительно тебя.

– И что ты нашел?

– Много запароленных, закрытых от доступа файлов в базе данных и пару совершенно безумных историй в сети. Достаточно, чтобы понять, что я ничего не хочу знать о тебе.

– Откровенно. – Джек оторвал последнюю полосочку этикетки и бросил на стойку, чтобы бармен мог убрать. Ночь была тихая, и Джеку казалось, что парню все смертельно наскучило. Он был счастливчиком, что имел такие минутки обыденности. Он жил в мире с миром, как Гвен и Янто. Катлер, скорее всего, застрял где-то на полпути в чистилище.

Много обычных людей сталкивалось со странными созданиями Рифта, но лишь немногие были вынуждены переоценивать свою мораль, исходя из них. Джек зауважал Катлера до прочтения досье, теперь он был заинтригован им. Живительное ощущение.

– Итак, расскажи мне о Марке Палмере.

– Как ты знаешь, я выслеживал его, – Катлер задумчиво смотрел на свое отражение в зеркале, и Джеку стало интересно, ищет ли он там призрака того себя, которого потерял много лет назад. – После первой смерти, когда след вывел на него. Отшельник. Любит ошиваться у игровых площадок. Идеальный подозреваемый, – он нахмурился. – Я нутром чуял, что он виноват. Три мальчика умерло за четыре дня, и он не помнил, где находился в моменты их пропажи. До обнаружения тел я дежурил у его дома. Я звонил ему утром и ночью, не позволяя спать, – он замолк и отпил. – Я был настоящим ублюдком. Я смотрел, как он, запустив руки в волосы, меряет шаги по своей гостиной и звонил, звонил, звонил, а если он отвечал, рассказывал, что я сделаю, когда мы возьмем его. Естественно с закрытого номера на подставное имя. Никаких следов. Никто бы не обвинил в полицейском преследовании. Бедолага и так был на полпути к безумию, а я толкал его пройти весь путь до конца. Но через некоторое время я начал думать, что зашел в своих предположениях не в ту степь.

– Что случилось?

– Была полночь. Палмер вышел из дома через парадный вход. Он был по-настоящему возбужден. Говорил сам с собой, дергался. Я подумал, он слетел с катушек. Что я довел его. А потом резко он замер. Спина выпрямилась, и вся издерганность покинула его. Я видел это из своей машины. Он изменился. А когда он повернулся и зашагал к своей машине, ей-богу, мне показалось, что меня разыгрывают или я так зациклился на деле, что мой мозг начал гореть. Его глаза были широко распахнуты и смотреть в них было все равно что смотреть на включенные фары. Из них лился белый свет. И изо рта тоже, когда он открыл его. Просто безумие какое-то, но я видел это.

Катлер снова отпил.

– Я поехал за его машиной в лес, где он припарковался вне видимости с дороги. Он вышел, достал из багажника лопату и пошел вглубь в темноту в… кем-то управляемой манере. Я стоял довольно-таки поодаль, но свет из его глаз все равно освещал округу, так что я не боялся заблудиться. Он конечно же шел к телам. Копал словно машина, чем и был, как я теперь думаю. Его тело контролировалось тем, что бы в него не вселилось, а мальчики были закопаны в глубокой яме. К тому моменту как он управился, с него в три ручья лил пот, дыхание сбилось, но он не останавливался, пока из него лил этот свет. Потом он вырубился. Я видел, как он плакал над телами, когда свет переметнулся на них и сканировал их снова и снова. Я не мог пошевелиться. Это было прекрасно, но в то же время, там присутствовало такое… – Катлер запнулся, ища правильное слово, – человеконенавистничество. Человеческое зло намного более приземленное, чем была эта вещь. Наигравшись с телами, свет вернулся к Палмеру. Он, словно автомат, закопал тела и вернулся домой.

– Что ты сделал?

– Я не мог спать. Не мог заставить себя. Я знал, где закопаны трупы – пометил три дерева рядом, когда Палмер и штука внутри него уехали. Я сидел на кровати, много курил и много пил. Я думал об истине. Истина где-то рядом. Малдер и треклятая Скалли. – Он засмеялся глухим, неприятным смехом, словно шлепок грязи. – А потом я рано пришел на работу и перелопатил всю базу данных, ища рапорты о паронормальных явлениях или нестандартных преступления. Так, я наткнулся на "Торчвуд: засекречено". Я никогда не слышал о таком отделе, поэтому стал копать еще глубже. К 9:32 штат Торчвуда и мой шеф стояли у моего стола, желая узнать причину моего внезапного интереса. Спустя некоторое время, когда шеф отвалил, я рассказал им. А остальное, как говорится, уже история. Тела были найдены, Торчвуд схватил то дерьмо, что было внутри Палмера и под этим делом провели черту.

– За исключением того, – вставил Джек, – что все улики все еще указывали на Палмера. А пресса об этом уже знала.

– Да, какие-то ублюдки-полицейские слили информацию. Мы не очень-то торопились с арестом.

– Которого ты всячески старался избежать.

– Да. – Бармен обновил их напитки, хотя Джек не заметил, чтобы Катлер подавал знак. Может, выражения их лиц сказали парню, что они надолго засиделись. – А потом все рухнуло. Люди стали требовать его ареста, а тесты ДНК, свидетельствовавшие об его вине, связали нас по рукам и ногам. Мы арестовали его. Бедняга был раздавлен. И я понимал почему. Когда я следил за ним вначале, абсолютно убежденный, что он именно тот человек, то знал, что где-то глубоко внутри он неправильный. Но я был слишком занят, чтобы заметить, что он тоже это знает. Возможно, всю свою сознательную жизнь. Да, он хотел причинить боль этим парням, сделать с ними вещи, которые не поместятся в наших с тобой головах, и да, он хотел лишить их жизней собственными руками. Он хотел делать такие вещи столько, сколько себя помнит. В душе он был больным ублюдком. Но только в душе.

Катлер замолчал, проведя рукой по волосам, и посмотрел на Джека.

– Он никогда не действовал по импульсу. И думаю, никогда бы не стал, не завладей им эта штука. Он был слишком силен и знал, что это не правильно. Представь себе такую жизнь – ненавидеть себя и свои желания. Не удивительно, что он был отшельником. Худшее, что он себе позволял – сидеть в парке и наблюдать за играми маленьких мальчиков. Он никогда не разговаривал с ними. Никогда не прикасался, – Катлер замолк. – Боже, а потом пришла эта штука, поселилась в нем и захотела все это сделать. Вот годы сдерживания и прорвались. И все что мы могли сделать, посадить его в тюрьму?

Наблюдая, как он трясет головой и сильно сводит брови на переносице, Джек гадал имеет ли Катлер представление, насколько напоминает при этом героев мультиков. За всей этой броней Катлер все еще кипел гневом, и Джек был рад этому факту.

– Ты не мог, – мягко ответил он.

– Ты прав. Я не мог. Но улики были против него. Поэтому я дождался, пока суд не наберет полный ход, и пустил в прессу утку о подделке улик. Подмене ДНК. Все эту хрень. Пошел резонанс. А когда защита вызвала меня на суд, я изобразил борьбу, но в итоге сознался. Заявление о применении силы для получения признания перевернуло чашу. Суду ничего не оставалось как отпустить его. Гражданское общество признало его виновным, но ему было нечего терять к тому моменту. Мы дали ему новую личность и отправили на север начинать новую жизнь. Не то чтобы это сработало. Последнее, что я слышал, что он ушел в запой и после третьей неудачной попытки покончить собой был помещен в психиатрическую лечебницу. Возможно, самое безопасное для него место.

– Ты бы сделал то же самое снова?

Катлер зло посмотрел на свое отражение в зеркале.

– Ага. Думаю, я настолько уперт, что сделал бы то же самое еще раз.

– Я удивлен, что Торчвуд Один так просто тебя отпустил.

Катлер пожал плечами.

– Они решили, что я хорошо справился с ситуацией. Не побежал с рассказами о ярком свечении в ночи в прессу и даже к шефу. Они подумали, что я могу быть полезен в полиции. Если услышу истории о странностях. – Он улыбнулся. – Но поверь мне, не думаю, что решение далось им легко. Я иногда думаю, что бы они могли сделать, реши, что я не надежен. Будучи молод и глуп, я даже не думал об этом. Но сейчас…

– Думаю, я понимаю, почему они позволили тебе благополучно остаться индивидуумом, которым ты являешься, – Джек поднял бутылку. – Будь здоров.

Катлер чокнулся бокалом с виски с минеральной водой.

– Твое любопытство удовлетворено?

– Рассказанное всегда интереснее прочитанного. Если для тебя это что-то значит, я думаю, ты поступил правильно. Большинство бы так не поступило.

– Спасибо.

– Ты никогда не пытался рассказать жене правду?

– В таких ситуациях хорошо узнаешь людей. Она очень быстро поверила лжи. Заставила меня лучше ее разглядеть. Она не заслуживала правды. – Он повернулся на стуле, высматривая источник слишком сильной музыки. – Боже. Неужели человек не может хотя бы выпить в тишине и покое? Почему мы должны каждый сознательный момент наполнять шумом? Все чего я хочу – это пара минут тишины, чтобы привести мысли в порядок.

Джек начал улыбаться, а потом замер. Пара минут тишины. Он отодвинул барный стул и изо всех сил стукнул по стойке.

– Ах, гори оно все! – Его глаза искрились, улыбка излучала энергию, он пригнулся, схватил лицо Катлера двумя руками и оставил на его губах звучный поцелуй. – Пара минут тишины! Ты гений! Почему я сам не додумался до этого? – он взял свою шинель с соседнего сиденья и посмотрел на Катлера. – Чего ты ждешь? Пошли. Схватим плохого парня.

Детектив смотрел на него долгую минуту, прежде чем подняться.

– Не имею ни малейшего представления, что ты несешь. Но я иду. – Он осушил бокал. – Но если ты еще хоть раз меня поцелуешь, я разрушу рабочие отношения пинком под твой зад.

Джек рассмеялся, приплясывая позади его спины, пока они поднимались по лестницы из полуподвального помещения бара на тротуар.

– Что бы ты не говорил, но я отлично целуюсь. Тебе понравилось. Могу поспорить.

– Хренов Торчвуд, – заворчал Катлер, но Джек расслышал шутливые нотки в сердитом тоне. – Ну ничего не можете делать, как все, мать их, нормальные люди.

1 одна из 32 областей Шотландии, отдалена от северного побережья Кейтнесса, области на севере Шотландии, примерно на 16 километров.

Глава 21 НОВАЯ

Глава двадцать первая

 

Джек прохаживался перед столом в конференц-зале в узком пространстве, не рассчитанном на подобные прогулки. Энергия и возбужденность покинули его как только он вернулся в Хаб, тяня за собой Катлера, и хотя была уже почти полночь, Гвен нетерпеливо сучила ногами под креслом. У Джека определенно были новости – он бы ни за что не привел Катлера, не будь это важно – но и у нее с Янто имелось что сказать.

– Итак, у нас новый план, – Джек наконец-то перестал ходить, позволяя глазам Гвен сфокусироваться. – Завтра в 11 утра мы объявил по всему городу двухминутное молчание в знак уважения к смерти Марии Бруно и остальных жертв. – Он кивнул в сторону Катлера, прислонившегося к стене в углу. – Полиции будет на связи со всеми главными новостными каналами и будет отслеживать все каналы с этого момента и вплоть до заката.

– Ты думаешь, весь Кардифф примет участие? – Янто снова был в костюме, даже пиджаке, и смотрелся собранным и строгим, несмотря на повязку вокруг головы. Он одарил Катлера подозрительным взглядом, и Гвен знача почему. Джек считал этого мужчину достаточно особенным, раз привел чужака с собой в Хаб. И к тому же она сумела распознать ревнивые искорки во взгляде.

– Ему и не нужно. Только певцы. Только хорошие певцы, – Джек скрестил руки на груди. – Вот кто должен молчать.

Гвен чувствовала усталость, но все же засомневалась правильно ли все поняла.

– Но если все певцы замолчат, как это поможет нам поймать пришельца?

– Мы не может рисковать еще одним штатским, но у нас есть свой ангельский голосок… – как только слова слетели с губ Джека, Гвен обернулась на Янто, ожидая, когда он уловит смысл. Он уловил.

– Я приманка?

Джек улыбнулся.

– Если ты будешь единственным шоу в городе, остается надеяться, что у тебя появится аудитория.

– Замечательно, – выражение лица Янто шло вразрез со словами. – Аудитория, которая вскрывает тебе горло, если ты поешь слишком хорошо.

– Мы перекроем место, и я буду с тобой. И до зубов вооружен. – Улыбка Джека исчезла, взгляд стал настойчивыми. – Если мы правильно все организуем, он даже приблизиться к тебе не сумеет. Доверишься мне в этом?

Янто кивнул.

– Конечно. – В его глазах поселилась непреклонность. – И по-любому другого выбора у нас нет. Мы обязаны это сделать.

Гвен выпрямилась на кресле, нетерпение одолело ее.

– И в этот раз у вас будет точное указание приближения пришельца.

– Откуда?

Гвен улыбнулась и кинула взгляд на Янто, чувство гордости собой вернулось к ней, отразившись от него. Боже, они были как дети, пытающиеся впечатлить своего отца. Но все же, это было правдой. Они оба хотели впечатлить Джека.

– Пока вы двое были в пабе, мы тут работали не покладая рук, а не просто поедали пиццу.

– Хотя коробку от нее я видел, – изогнул бровь Джек. – Пицца у вас была.

– Сообразительная задница. Мы ели, пока работали, – она отбросила темные волосы с лица. – Короче, помнишь, непосредственно до атаки на Дрю Пауэлла я увидела на устройстве по мониторингу Рифта много мелких всплесков по всему Кардиффу? Как раз до большого всплеска в церкви?

– Продолжай, – кивнул Джек.

– Мне стало любопытно, и я просмотрела данные других атак. Мы увидели, что перед каждой атакой случался большой всплеск, но из-за того что мы изучали атаки как бы взглядом в прошлое…

– Ретроспективным взглядом.

– Не важно. Смысл тот же. – Она посмотрела на Янто. – Так как это был ретроспективный взгляд на атаки, мы не знали, что за активность предшествовала основному всплеску Рифта. Я посмотрела чуть ранние данные.

Улыбка тронула уголки губ Джека.

– Ты работала за компьютером всю ночь. Та ли это Гвен Купер, которая убегала при одном упоминании USB-кабеля?

– Эта та Гвен Купер, которая забудет, что хочет сказать, если ты будешь перебивать.

– Говори, – Джек мигнул. – Я впечатлен.

– Такие крошечные всплески случались каждый раз за минуту или две до атаки, словно пришелец приходит по крупицам, а потом собирается в единое целое. Но что бы ни было причиной, мы выяснили, что крошечные всплески не хаотичны. Будто взрыв в обратном направлении. Эпицентр – это то место, где появляется пришелец.

– Отличная работа, – сказал Джек, но Гвен покачала головой.

– Я не закончила. Это еще не все, – она слегка пригнулась, локти оперлись об стол. – Янто и я обновили систему так, чтобы она перехватывала первые всплески раньше и показывала нам место появления пришельца до его непосредственной материализации. Мы думаем, что выторговали себе минут восемь.

– Исходя из наших тестов, – поддержал Янто, кивая.

Джек посмотрел на Янто, потом снова на Гвен.

– Вы двое сами до этого додумались?

– С очень большой помощью записей Тош и подсказок, – пожала плечами Гвен.

– Она бы вами гордилась.

Гвен не смогла побороть улыбку, растянувшуюся на лице.

– Или пришла бы в ужас. Она наверняка следила из-за наших плеч, удостоверяясь, что мы не сломами ее драгоценный компьютер. Он был ее любимым членом команды.

Джек улыбнулся.

– Она определенно считала его более логичным, чем всех нас. И я с ней в этом согласен.

Даже Янто полуулыбнулся. Катлер оставался вне всего этого, сохраняя прежнюю позу. Это было их дело: воспоминания о потерянной коллеге. У Гвен по животу разлилось тепло, хоть она и знала, что это детские фантазии. Если ты умер, то умер: никакие признаки Тош и Оуэна не наблюдали за ними. А если когда-нибудь такое случится, призрак окажется чертовым пришельцем или какой-нибудь сущностью, которая воспользуется их воспоминаниями против них же.

И все же она думала, что они сами на это подписались. Риск, на который согласились, в обмен на знание и восторженность. Гвен взглянула на Катлера. Обратно в полицию она бы уже не смогла вернуться. Никогда не смогла бы оставить все это позади, не по собственной воле, независимо от того, сколько душевных сил у нее отняла эта работа.

– Так что теперь? – спросил Янто.

– До утра мы ничего сделать не можем, – Джек посмотрел на Гвен. – Эта улучшенная программа сейчас работает?

Она кивнула, и он повернулся к Катлеру.

–Твои люди все еще снаружи в патрульной машине?

– О, да. Думаю, с ними я израсходовал лимит на сверхурочное время на ближайшие десять лет.

Джек кивнул и вздохнул.

– Значит, это все, что мы сейчас можем сделать. Вы двое идите домой и отдохните. – И Гвен, и Янто начали было говорить, но Джек оборвал их. – Никаких аргументов. Я за всем здесь послежу. Если наш визитер решит появиться, у меня будет хотя бы две минуты включить сирены, – он взглянул на часы. – Хотя любой, кто станет петь в такое время, просто безумец.

– Есть еще кое-что, – Янто слегка нахмурился. – То, что я почувствовал до атаки пришельца на Дрю Пауэлла. – Он взглянул вверх. – У меня появилось ужасное чувство пустоты. Одиночества, но будто человеческого диночества, помноженного на себя тысячи раз. Ощущение было слишком сильным, я не могу описать его. Было чувство, словно я освобожден от всего, что знал все себя. Всего, чему меня учили другие, делились со мной, или я испытывал к кому-то. – Он говорил с опущенной головой, потому что никогда не чувствовал себя комфортно, рассказывая о внутренних ощущениях. – Но я не чувствовал агрессии. Может тоску, но не агрессию.

– Что ты хочешь сказать? – нахмурился Джек. – Что попал в сознание пришельца?

– Что-то в этом роде. Или его сознание вторглось в меня. Как-то так, – он поднял глаза. – Все, что я хочу сказать, что он убивает людей не намеренно. Не думаю, что он понимает суть убийства. Не знаю, зачем он это делает, но убийства не преднамеренные.

Повисла минутная тишина, затем Катлер саркастически фыркнул со своего места.

– Думаю, это сильно утешит жертв и их семьи.

Гвен уставилась на него. Он был полицейским до мозга костей. Она знала такую форму мышления категориями "черное" и "белое". Но этому не было места здесь. Хоть ей и казалось порой, что такой подход сильно облегчил бы дело.

– Возможно, нет, – сказал последнее слово Джек. – Но это может помочь нам, когда мы возьмем его.

запись создана: 26.04.2011 в 23:18

@музыка: Andy Williams - I love you much to much

@темы: перевод, торчвуд

---

Ash - True love

Мне понравилась песня и клип, ну ладно и мальчик-эмо тоже.

@музыка: Ash - True love

@темы: True love

---

вы это видели?

24.04.2011 в 01:57

Пишет  Feyza:

Ребята, вы это видели?

Боюсь, оказаться последним, кто это увидел, но все же...

 

MIPTV 2011 - "Torchwood" Photocall

April 5, 2011

 

 

 

 

 

 

И бонус

 

@темы: photos, J.Barrowman

---

День Святого Валентина для пар

Оригинальное название: Valentine's Day is for Couples
Автор: sakiwigirl

Ссылка на оригинал: http://www.fanfiction.net/s/6858383/1/Valentines_Day_is_for_Couples

Фэндом: Torchwood

Рэйтинг: romance

Пэйринг: Jack/Ianto

Количество слов: 816 (в оригинале 946)

Статус: завершен

Саммари: Гвен задумала романтический ужин для Джека и Янто. Янто в панике.

Оговорка: герои и персонажи принадлежат их правообладателям, текст автора, мой только перевод. Ни на что не претендую.

Переводчик: я

Разрешение: пока не получено, поэтому не выносить за пределы дневника, если что.

От переводчика: руки чесались что-нибудь перевести, только этим объясняется присутствие здесь этого не соответствующего сезону фика.

 

День Святого Валентина

День Святого Валентина для пар

– Янто, милый, ты там? – голос Гвен отразился в водяной башне, когда она вошла в Хаб. Ее руки были полны пакетами, и она боролась с ними, чтобы не уронить, поднимаясь по лестнице к своему столу. Разведенные в стороны руки начали дрожать, грозясь выпустить удерживаемое.

– Звала? – лицо Янто показалось за пакетами, он помог аккуратно уложить все на стул.

– Спасибо, дорогой. Я могу с легкостью жонглировать 9-милеметровым пистолетом, но только не носить продуктовые сумки. Поэтому у меня есть Рис для таких занятий.

– Счастливый человек, – Янто ненавидел все эти эпитеты, которыми называла его Гвен, но понимал, что после смерти Тош и Оуэна она немного надломлена. Материнский инстинкт затмил собой все и должен был на кого-то направиться, и раз уж у Джека имелся иммунитет на такое ее проявление чувств, Янто неофициально был избран реципиентом.

– Хм, – Гвен не обращала на него внимания, копаясь в пакетах, как дети обычно роются в подарочном мешке Санты. Шоколад, шампанское, обертки в омерзительных красных и розовых сердечках, различные макароны быстрого приготовления и десерты, а затем ряд фильмов, компактных дисков и наконец несколько скомканных купюр создали бардак на ее столе. Янто ошеломленно наблюдал картину, пока она говорила себе под нос:

– Думаю, рисотто с грибами… да, не должно составить особого труда. Можно подогреть в печке. И еще шоколадный мусс. Надо заранее в холодильник поставить и шампанское, кстати, тоже. Хм… кофе… шоколад. В общем, это уже не моя проблема, все главное здесь.

– Что именно ты собираешься готовить для бедного Риса?

– Что? О нет, это не для нас с Рисом. Мы отметим не дома. Рис за неделю вперед столик заказал. Это для вас с Джеком.

– Прошу прощения? – наверно, он ослышался. Она готовила ужин – романтический ужин – для Джека и него. На День Святого Валентина, как он понимал, из того, что видел. И не имел никакого понятия, как вытащить их сухими из воды в данной ситуации.

– На день Святого Валентина. Вы с Джеком никогда ничего романтичного не делали, вот вам шанс показать насколько вы не безразличны друг к другу. Ни о чем не волнуйся, Янто. Я все распланировала. – Она потянулась и потрепала его за щеку с долей снисходительности, затем собрала отобранное и скрылась в кухне.

– Черт, – по масштабам разрушительности это было равносильно национальной катастрофе, возможно даже, одной из тех, что ведут к концу света. Ему нужно было поговорить с Джеком.

Янто вырисовывал круги по кабинету Джека, усиленно объясняя Джеку, насколько тому необходимо поговорить с Гвен и отговорить от этой бредовой идеи. Но был совершенно сбит с толку, когда последний невозмутимо произнес:

– Это я попросил Гвен.

– Что ты сделал? Ты чего, Джек? Мы не будем заниматься такой ерундой, Джек! Это так… – он не вполне знал, что сказать. Счастливо, слащаво, по-девичьи, как у пар – все это не было частью их отношений, или чтобы там между ними не было. По их части было: по-быстрому, спонтанно, бешено. Горячий, неистовый секс после безумной гонки за вивлами и пришельцами. Перепих в архивах. Нет, конечно, бывали и у них дни, лениво проведенные в постели, но у них не было настоящего быта на двоих. Джек не ночевал каждую ночь в его квартире, как и он не оставался еженощно в Хабе.

За исключением одной детали. Они проводили каждую ночь вместе. Когда это началось? Одежда Джека была разложена в шкафах и развешена в шифоньере в квартире Янто. Он знал, где собраны тарелки и как запустить посудомоечную машину. У него была своя зубная щетка на краю раковины и целый отсек со средствами по уходу за волосами в аптечке. Он знал, где лежат свежие полотенца и откуда взять чистые простыни, чтобы застелить постель.

А сам Янто перенес половину вещей в шкаф Джека, находящийся в дыре под офисом. У его бритвенного станка, зубной щетки и геля для волос имелась своя полочка рядом с его же полотенцем, свисающим с вешалки. Находясь в Хабе, Джек умел наскрести чего-нибудь поесть для него, а у себя дома он готовил Джеку. Фильмы просматривалась на пару, а любимая музыка звучала в любом месте их временного обитания.

Так что возможно, всего лишь возможно, идея романтического ужина в День Святого Валентина была не такой уж неестественной. Янто знал, что глубоко в нем все неприятие ситуации базировалось на Лизе. Он уже перешагнул тот этап, прошло больше года, но все это ворошило воспоминания об ужинах при свечах, розах и шампанском, не упоминании о кольце, которое ему так и не удалось преподнести ей. Было нечестным по отношению к Джеку позволить ее призраку вставать между ними. Не сейчас, когда – если он будет искренен сам с собой – идея романтического ужина рождала рой бабочек в душе, как уже давно с ним не бывало.

Он прекратил мерить шаги, обернулся и взглянул на Джека с тонкой улыбкой на лице.

– Не бери в голову. Я был не прав. Ужин звучит замечательно.

Когда Джек пригнулся, чтобы оставить на его губах благодарный поцелуй, Янто решил перестать думать о них, как об удобно подвернувшемся (хоть и чертовски фантастическом) перепихе, и осознать, что они даже больше, чем он мог представить – союз, партнеры, пара. День Святого Валентина может быть только началом.

Конец

@темы: перевод, фанфикшн, торчвуд, романс

---

В тишине Update

Добавлена глава 18

название: В тишине

автор: Сара Пинборо
дата выпуска: 25.06.2009
Перевод: в процессе
Частей: 15-18 из 27

переводчик: я

Данный перевод не подразумевает под собой получение материальной выгоды.

Главы 1-14

Пролог - www.diary.ru/~springbud/p144895145.htm#more1
Главы 1-2 - www.diary.ru/~springbud/p147200927.htm#more2
Главы 3-7 - www.diary.ru/~springbud/p148850120.htm#more1
Главы 8-11 - www.diary.ru/~springbud/p150661589.htm#more3
Главы 12-14 - www.diary.ru/~springbud/p152596433.htm#more4

Главы 15-16

Глава пятнадцатая

Журналисты кружили у полицейского участка, как мухи над издохшим животным. Толкаясь между ними, Гвен пробивала себе дорогу к лестнице. Что они искали здесь на самом деле: ответы или новость об очередной кровавой смерти? В Кардиффе распродали рекордное количество газет сегодня, и эти вампиры не хотели, чтобы это кончалось. Как минимум не сейчас.

Она подавила свое отвращение. Журналисты были лидерами в бригаде "что плохого случилось с другими людьми", словно их собственные жизни были кристально чисты. Однажды они узнают разницу. Если превратятся в тему новости, а не будут охотником за ней.

– Вы из полиции, леди? – Молодой человек последовал за ней вверх по лестнице и схватил за рукав слишком уж настойчиво, заставив горлышко куртки врезаться в горло. – У вас есть информация об убийстве Марии Бруно? Или о других убийствах? Это все дело рук одного парня?

Вернув руке свободу, Гвен уставилась на него.

– Я всего лишь потеряла своего кота. Отвали от меня.

Перепрыгивая через одну последние ступеньки, она толкнула тяжелую дверь, отпихивая охранника, стерегущего вход, и направляясь прямиком к дежурному.

– Гвен Купер. Торчвуд. – Мужчина за стойкой был ей не знаком. Он поднял седеющую голову и обглядел ее с головы до ног, на его стареющем лице явственно написалось раздраженное выражение. В общем-то она не могла его винить. Полиция очень мало знала о Торчвуде, кроме того что они появляются и уводят дела, а это может вывести из себя. И в то же время они все выполняли свою работу и были определенно на одной стороне, если даже не всегда на это так выглядело.

Смотря на него сверху вниз, она не улыбалась. Она уже давно перешла этап, когда пыталась соблюсти баланс между своей старой и новой работами. Теперь Гвен была Торчвудом "от и до".

– Где детектив Катлер? Он меня ждет.

Сержант задержал на ней взгляд, прежде чем поднять трубку.

– Тут Гвен Купер к детективу Катлеру. – Он вновь посмотрел на нее с нескрываемым пренебрежением. – Вероятно, он ожидает ее. Она говорит, что из Торчвуда.

Гвен сохраняла на собственном лице нейтральное выражение. Она знала этот тип – их можно было встретить во всех сферах жизни. Разновидность мужчин, которые не уважают женщин младше 35 лет, думая, что могут получить все желаемое, всего лишь перепихнувшись с кем-то.

Он повесил трубку и легонько кивнул в сторону сдвоенной двери.

– Он там. Отдел происшествий[1] на втором этаже, но он, возможно, курит на заднем дворе, – он улыбнулся. – Но вы Торчвуд. Вы без проблем его найдете.

Гвен улыбнулась в ответ.

– Я знаю, где отдел происшествий. – Несмотря на улыбку, слова безошибочно сочились ядом. – Я тут работала. Но спасибо за помощь.

Оставив сержанта, упиваться чаем, она прошла прямо в центр участка. Телефоны звонили, факсы выдавали сообщения о происшествиях и рапорты. Она чувствовала усилившееся напряжение в воздухе. Пока весь Кардифф концентрировался на убийствах, тут были мужчины и женщины, которые были вынуждены раскрывать все остальные преступления и ежедневно сталкиваться с домашним насилием, угонами и вандализмом. Они никогда не заканчивались.

– Привет, – строгая женщина-полицейский проходила мимо со стопкой бумаг в руках, и Гвен остановила ее, мягко коснувшись руки. Не так уж давно на была точно такой же, так же шла по этим коридорам. – Я ищу детектива Катлера. Жалкая скотина за стойкой сказал, что он, возможно, вышел во двор покурить сигарету?

Молодая женщина слегка покраснела.

– О да, так и есть. Я видела его выходящим минут пять назад. Просто идите прямо по коридору и в конце увидите пожарный выход. Обычно он курит там.

Ее улыбка слегка задержалась, и благодаря ее, Гвен гадала, не подумывала ли полицейская начать курить, только бы разделить пожарный выход с неопрятным лондонским детективом. Гвен ее не винила. Раз уж сама соблазнилась. Было что-то невероятно привлекательное в заносчивых и надломленных мужчинах. Она не хорошо знала Катлера, но знала достаточно, чтобы понять, что он подходит под обе критерии.

Дверь пожарного выхода была приоткрыта и, толкнув ее, Гвен нашла Катлера опирающимся на перила и разглядывающим переулок. Из отверстий на противоположной стороне, которая, если Гвен не обманывала ориентировка, принадлежала Джованни Траттория[2], валил дым. Ей вдруг стало интересно есть у этой застроенной уродливыми офисами и предприятиями ли улица название. Глубоко затянувшийся Катлер даже не оглянулся.

– Я надеялся, тут вы меня не найдете, Скалли.

Шагнув вперед, Гвен присоединилась к нему, рассматривая неприглядную улицу, полную мусора и рытвин, заполненных грязной дождевой водой. Наконец-то дождь немного прекратил, хоть тучи и нависали над ними темными предвестниками.

– Мы Торчвуд. Мы вас везде найдем.

– Правда? – в слове не было сарказма. – Тогда может, вместо того чтобы искать меня, вы бы лучше проискали плохого парня.

– Справедливое замечание, – она замолчала. – Я видела репортеров снаружи. Кажется, это не лучший ваш день.

Только сейчас Катлер повернулся и посмотрел на нее, его внимательные глаза смотрели одновременно оборонительно и оценивающе.

– С гиенами я справлюсь. Поверьте мне, бывало и хуже. – Он замолчал и снова присосался к сигарете, прежде чем выкинуть ее на бетонную дорожку перед собой. – Хотя, если в скором времени с этим не разобраться, они снова переворошат все дерьмо. Весело же будет.

Гвен увидела блик золота на его левой руке и через секунду поняла, что там было кольцо. Он женат. Новость резко кольнула ее в
голову. Это было неправильно. Он был слишком чужд, далек от мирского, чтобы иметь то, что было у нее с Рисом. Он вдовец или разведен. Должен быть. Любопытство брало верх. Гвен жалела, что не взглянула в его досье. Может, попозже взглянет.

– Сегодня я делал то, что у меня получается хуже всего, – продолжал Катлер, смотря в свою пачку сигарет, – встречался с убитыми горем людьми и лгал им, что иду по следу преступника и собираюсь поймать его. Будто я чертов Морс или Таггерт[3], или любой другой вымышленный персонаж, который никогда не проигрывает злу. – Он замолчал. – Что за дерьмо.

Чувствуя, что вместе со словами уходит и все напряжение, Гвен молчала. Ему было необходимо выговориться, и он мог сделать это с ней. Лишние десять или около того минут ничего не изменят. Из ресторана напротив дым стал валить гуще, минуя их, чтобы умереть на свежем воздухе где-то на полпути.

– Муж Бруно сломанный человек, – Катлер сунул пачку сигарет в карман, но продолжал стоять, где стоял. – Но думаю, он стал таким до того, как это произошло. Он выглядел как человек на грани краха. Она собиралась уволить его, так он сказал. Уволить и развестись, – он изогнул бровь. – Она бы стопроцентно это сделала, узнай, что он задолжал налоговой. Я даже не думаю, что это его вина. Насколько я понял, она любила жить как звезда, а лучшие ее дни уже остались позади.

Гвен подставила подбородок прохладному бризу.

– Плохому танцору всегда яйца мешают.

Катлер коротко рассмеялся, тихий неискренний звук.

– Да, а она определенно ее за яйца держала. Даже сейчас, – продолжил он. – Мартин Мелой говорит, что ему все равно. Он думает, что любил ее, – он слегка покачал головой. – А я думаю, просто слабак. – Он снова вынул сигареты и раскурил одну. – Любовь. Кому какая разница? В итоге она всего лишь разочаровывает.

– Иногда оно того стоит, – Гвен посмотрела на собственное обручальное кольцо.

Катлер вновь засмеялся.

– Пусть пройдет время и наступят перемены. Потом придете и расскажете мне, как вы все еще счастливы. – В этот раз в его глазах вспыхнул искренний огонек юмора, и на очень краткий миг за этой темнотой в его глазницах Гвен смогла увидеть, каким человеком он, возможно, был. Он нахмурился. – А где Малдер?

Гвен улыбнулась.

– Капитан Джек Харкнесс потратил утро, занимаясь тем, что получается у него хуже всего. Приковался к своему столу, отвечая на телефонные звонки, на которые не хотел отвечать.

– Он тоже? Вероятно, у нас больше общего, чем я думал. И что именно он послал вас сказать мне? – он приподнял бровь. – Он что, хочется убедиться, что кукла не стала сама дергать за свои веревочки?

В последнем предложении мелькнула горькая подколка, и Гвен почувствовала, как на загривке волосы встают дыбом.

– Не знаю, что произошло между вами и Торчвудом Один, и это не мое дело, но вы действительно не знаете Джека Харкнесса, если думаете, что он так относится и обращается с людьми. – Она замолкла. – Он хочет устроить ловушку на пришельца и хочет вовлечь вас в это. – Первая капля дождя тяжело упала с нависающего тяжестью неба. – Он думает, Торчвуд вам задолжал.

Они надолго уставились друг на друга, и Катлер пожал плечами.

– Может быть, Малдер в этом прав.

Дверь пожарного выхода открылась, и показался молоденький констебль, охраняющий вход в участок от журналистов.

– Извините, что отвлекаю, сэр, – он осторожно взглянул на Гвен и продолжил: – Там парень в приемной. Говорит, что хочет вас видеть.

Катлер фыркнул.

– Скажи, пусть встанет в очередь.

– Я сказал, что вы на встрече, но он отказывается уходить. Думаю, он слегка в истерике. Говорит, что он дружок того педика. Вроде общался с вами утром.

– Того педика звали Бен Причард, – рыкнул Катлер, заставляя молодого констебля заметно вздрогнуть и податься для безопасности назад к двери. – И пока мы не может сказать его другу, кто его разрезал на куски в парке, я думаю, ты мог бы высказать чуть больше уважения.

Лицо констебля залилось краской.

– Простите. Сэр. Я не имел в виду ничего такого.

– А это, – Катлер выплюнул недокуренную сигарету, позволяя ей самостоятельно погаснуть на бетонном полу, только после поднял глаза на юношу, проходя мимо него, – хуже всего.

Дрю Пауэлл уныло сидел на твердой скамье, прильнув понурой спиной к стене приемной, его лицо опухло от слез, пальцы теребили хлопковый платок. Гвен посмотрела на тучного мужчину. Его короткие волосы были встрепанными и непричесанными, хотя в обычное время они наверняка аккуратно уложены гелем или воском, в глазах – пустота.

– Собирайтесь и идите домой, мистер Пауэлл, – голос Катлера был утомленным, но мягким, будто он сам чувствовал печаль этого мужчины. – Мы вам скажем, когда сможем выдать тело. Возвращайтесь к друзьям и семье. В этом месте вам лучше не станет.

Дрю Пауэлл поднялся и вспыхнул.

– Я не могу пойти домой. Не сейчас. – Он замолчал, переводя взгляд с Катлера на Гвен и обратно. – Я видел новости. Ничего не мог поделать. Мария Бруно тоже мертва. Вы не сказали мне. – Он поднес платок к носу, прижал его к лицу, больше понюхал, чем использовал его. Это был не его платок, поняла Гвен. Это был платок Бена. Пауэлл использовал его как небольшое утешение.

– Думаете, кто бы ее не убил, убил моего Бена тоже? Говорят… говорят, она была вспорота. Как Бен, – его голос понизился почти до шепота, энергия иссякла.

Катлер посмотрел на Гвен и слегка пожал плечами.

– Я не могу разглашать детали следствия. Не на этом этапе. Это может поставить под удар следствие. Мне очень жаль. – Его извинение прозвучало фальшиво.

Дрю обратил отчаянный взгляд к Гвен.

– И вы не можете мне ничего сказать?

– Детектив Катлер прав, сказала он. – Знаю, это ужасно, но самое лучшее для вас пойти домой и погрустить. – Мы сделаем все, что в наших силах.

Толстяк поднял подборок и глубоко вдохнул сопливым носом. Он сжал губы.

– Я не собираюсь ехать домой. Я спою на этом конкурсе. – Его губы немного задрожали, когда появилась угроза слез, но он подавил их. – Причард и Пауэлл были вторыми в прошлом году, и в этом мы бы победили. Я не позволю Бену сейчас проиграть. Я, черт возьми, спою один, если будет нужно!

Дрю повернулся на каблуках так, что этот жест был бы к месту в любом театре мира, однако в данной ситуации казался жалким. Он уже был одной ногой у выхода из участка и на обозрении огромной голодной толпы прессы, когда Гвен озарила идея. Догнав его, она прикоснулась к нему. Он обернулся.

– Что?

Хотя они были одни у входа в участок, далеко от дежурного, она шагнула еще ближе. Катлер позади нее, сделал то же самое.

–Что вы творите, Скалли?

Она не взглянула на него, сосредоточившись на Дрю.

– Что если мы найдем вам другого партнера по пению?

Он уставился потускневшими глазами прямо в ее глаза.

– Я не хочу петь ни с кем другим.

– А если вы споете с кем-то, и это даст шанс поймать того, кто сделала такое с Беном?

– Скалли…

Ее убийственный взгляд заставил Катлера подавиться словами.

– Меня зовут Гвен Купер. И не путайтесь под ногами.

Глаза Дрю расширились.

– Я сделаю это, – прошептал он.

– Это очень опасно, – встрял Катлер. Он смотрел на маленького, тучного мужчину, в глазах которого наконец-то появилось нечто еще, кроме крайней опустошенности. – Мне очень жаль, но это чрезвычайно рискованно.

– Но рискую я, так ведь? – Дрю встал рядом с Катлером и вытянулся как можно выше. – И Бен бы не колебался… не колебался бы сделать такое ради меня.

Гвен было приятно услышать, что у маленького мужчины хватило своей стали в голосе.

Она нажала на кнопку быстрого набора на мобильном.

– Янто. Скажи Джеку, у меня есть план, – она запнулась. – И ты в нем задействован.

Глава шестнадцатая

Будь осторожнее с желаниями… Старая присказка мелькнула в голове Янто, когда он поднимался по старым каменным ступенькам в готический храм Св.Иуды. Его темные стены были старинными и загрубелыми от погоды, окруженные относительно просторными и светлыми офисными зданиями, которые выстроились на улице с 1970 года. Он был почти забыт и незаметен, просто темное пятно истории, противостоящее своим существованием неизбежным изменениям.

Раскрыв тяжелую дверь, он вошел в ризницу, немедленно начав дрожать в тепле. Кирпичи и стиль постройки возможно и были старинными, но внутри все было по-современному и хорошо выполнено. Никаких сквозняков и плохого освещения, сиденья из светлого дерева, покрытые мягкими, чистыми чехлами.

Пока он шел по проходу, слова снова пронеслись в голове. Будь осторожнее с желаниями. Они могут сбыться. Он несомненно осознал значение этих слов. Да, он немного подзастрял в Хабе в последнее время, но план Гвен был не совсем тем, зачем он бы хотел выбраться. Охотиться на вивлов – да. Отслеживать двигающуюся инопланетную технологию – да. Застрять с Дрю Пауэллом в этот на весь чертов день – нет. Это было определенно не то, чего он хотел. Этого бы не произошло, если бы не дало им чуть больше шансов поймать проклятую тварь.

Он глотнул прихваченного с собой крепкого кофе и зубами вскрыл упаковку от плитки шоколада. Ему понадобится энергия. И эмоционально, и морально. Вкус карамели и шоколада был хорошим, еще один глоток кофе смыл остатки вкуса во рту, следя, чтобы ни один кусочек не избежал путешествия в его кровеносную систему. Кофе был переварен, но вкус шоколада его слегка пересилил. Ему это было нужно, неважно каково оно было на вкус. Никакое количество сахара и кофеина не могло помочь ему выдержать Дрю Пауэлла. Мужчина исчерпал запасы естественного спокойствия Янто Джонса. Насколько Янто мог судить, Бен Причард, должно быть, был святым.

Отложив стаканчик с кофе, Янто дотронулся до блютуз устройства.

– Перерыв окончен. Я снова на месте.

– Отлично. Мы на месте, – голос Джека раздавался чуть ли не в его голове. – Надеюсь, лучший мужской хор Кардиффа готов вместе сотворить немного прекрасной музыки сегодня.

– Три ха-ха, – Янто отключился и ждал Дрю, неожиданно почувствовав себя очень одиноким в церковной чистоте, хотя Джек и Гвен были в SUV на расстоянии 50 метров, прячась от освещения на боковой улочке. Они припарковались на двойной желтой[4], но Катлер криво прокомментировал, что о штрафе за парковку он уж сможет позаботиться.

Хорошим показателем было то, что как минимум не было новых убийств. Была всегда вероятность, если так уже не случилось, что пришелец был отослан Рифтом обратно и ушел навсегда. Это казалось более вероятным, хотя после смерти Марии Бруно репетиций стало намного меньше. Многие участники просто собрали вещички и уехали из города. Пятеро из них были убиты, и логика твердила, что раз убийца смог подобраться к знаменитости Марии Бруно, никто не был в безопасности. Менее смелые и талантливые испарились, а те, кто был намерен продержаться и пройти через конкурс с неохотой пели в полный голос. И хотя Янто и Дрю целыми днями исполняли свои партии, пришелец к ним не наведывался.

Они выбрали Св.Иуду, потому что он был уединенным и наиболее близким к эпицентру смертей. Катлер задействовал всю свою команду, чтобы уточнить, когда был занят и освобожден каждый наемный объект в Кардиффе. Янто и Дрю репетировали день напролет и продолжили бы всю ночь, если бы была необходимость. Полицейские машины патрулировали город в пик репетиций, каждый был проинструктирован немедленно связаться с Катлером при встрече с чем-то странным или подозрительным. Но Янто полагал, что пока город был погружен в траур, только они с Дрю пели в полную силу на его улицах.

Голос Дрю раздался из маленькой комнаты слева от алтаря, голос повышался и понижался, напевая ноты октавы. Янто подпрыгнул и слегка улыбнулся расшатанным нервам, затем глотнул еще немного настоявшегося кофе, который вряд ли помогал подавить главный лейтмотив напряженности, бегущий по его венам. По крайней мере, он был не один. И все же он подарил себе еще пару минут одиночества, прежде чем дать знать мужчине, что вернулся.

Необычное или подозрительное. Или возможно изменяющий форму пришелец, который любит вскрывать людей и извлекать голосовые связки. Это было бы точнее.

Если бы зависело от Джека или Катлера, конкурс и вовсе отменили бы, но эту идею зарубили на корню в верхах. Конкурс приносил пользу Уэльсу. Своего рода демонстрация всего наилучшего у маленькой нации. Он приносил пользу сфере туризма. И конечно, в этом году он транслировался по телевидению. Кто бы там не был по другую сторону телефонной трубки Джека, он явно дал это понять. Янто слышал каждое слово, а он стоял за несколько метров поодаль. Финалисты конкурса продолжили борьбу. И задачей Торчвуда было обеспечить плавность и безопасность. Янто мог понять их обеспокоенность. Наблюдать, как человека вскрывают пополам прямо на сцене во время прямого эфира наверняка не очень-то хорошо для аудитории. Особенно до времени начала передач для взрослых.

И вот он был здесь, надеясь, что они смогут приманить пришельца. Всего один шанс из тысячи, и ни одного намека на всплеск активности Рифта. Теперь Янто верил в шанс также мало, как в собственное умение петь.

Сняв куртку, он бросил ее на одну из передних скамеек, затем поставил кофе на правую сторону рояля. Круглое портативное устройство-клетка в кармане брюк было тяжелым, ощущалось странно, и служило напоминанием, зачем именно они с Дрю тут находятся.

Возможно, это и не было той сферой работы, на которую он надеялся, но она все еще была опасной. Они с Дрю рисковали своими жизнями, и хотя Янто привык к этой идее за годы работы в Торчвуде, когда риск становился реальностью, он все равно вгонял в шок. Для Дрю Пауэлла, который был всего лишь офисным клерком страховой компании, все должно было быть устрашающим, особенно учитывая его потерю.

– Дрю? – позвал Янто, чувствуя себя немного плохо из-за поселившегося в нем раздражения. – Я здесь.

Он всунул остатки шоколадной плитки в рот и запивал их кофе, когда показался толстяк.

Он посмотрел на Янто, а потом его палец поднялся и саркастично указал на пластиковый кофейный стаканчик.

– Я искреннее полагаю, это черный кофе.

– Это латте. Нужно было и тебе захватить. Не подумал, – Янто протянул стаканчик. – Можешь мой взять, если хочешь. Хотя предупреждаю, что не из лучших. Ты не вышел и перехватил чего-нибудь?

Дрю проигнорировал вопрос, его челюсть тряслась.

– Ты пьешь молочный кофе перед пением? – глаза расширились, когда поймали в поле зрения разорванную пачку от шоколадной плитки. – И ешь шоколад? – голос сдавленно пропищал, и раздражение Янто дало о себе знать, отразившись на щеках юноши.

– Какие-то проблемы? Я был голоден. – "Я как проклятый работал весь день" – хотел добавить он, но проглотил слова.

Дрю схватил обертку и стаканчик, церемонно засовывая их в мусорник для бумаг, притаившийся за роялем, оставляя след от кофе со сливками на задней стене, что вовсе не обрадует викария.

– Естественно, проблемы, – бросил он, пальцы помахали в воздухе между ними. – Ты говорил, что был певцом. Каждый уважающий себя певец знает – никакого красного вина, шоколада или кофе перед пением. Это смерть для голосовых связок.

Слушая вполуха, уже привыкнув разочаровывать своего партнера, Янто думал, что Пауэлл был счастливчиком, что его не беспокоила ирония в этих словах. Они не рассказали ему правду об изуродовании его бойфренда. Было так много всего, о чем должен был знать Дрю Пауэлл, но все это ограничивалось информацией, что они установили ловушку для поимки серийного убийцы.

– Извини, – пробормотал он, чувствуя сожаление за очень много всего, среди чего не было питья кофе.

Руки Дрю ухватились на удобные для этого бедра, и он покачал головой.

– Неудивительно, что у тебя проблемы с нормальным звучанием нот. И все же не важно. Я должен работать с тем, что имею. Хотя я с ужасом думаю, что бы с этим делал Бен. – С зависшим над кнопкой переносного стереопроигрывателя пальцем Дрю изогнул бровь. – Итак, что мы должны запомнить?

Янто оскалил зубы на это покровительственное "мы" и глубоко вдохнул.

– Не использовать плечи при дыхании и втягивать диафрагму.

– Брависсимо.

Когда зазвучали первые аккорды музыки, Янто задумался неужели его любовь к дуэту из "Ловца жемчуга"[5] безвозвратно погибла. Он начинал чувствовать, что так все и могло быть.

Приближающиеся сумерки медленно расползались по Кардиффу, вечер жадно поглощал любой свет на свежем холодном воздухе, заменяя его усугубляющимся серым мраком.

Улицы были молчаливы, и даже звук трафика стал тише, словно водители опасались, что таинственный убийца, держащий в страхе улицы, последует за звуком сигналов и заберет жизни и внутренности водителей, когда те доберутся до пункта назначения. Пешеходы боязливо оборачивались из-за плеч и дрожали, читая надписи в заголовках "Никаких зацепок в поиске Серийного Вспарывателя! Город в ужасе!" и теснее жались друг к другу, торопясь домой.

В Кардиффе часто случались странные вещи, и на подсознательном уровне жители закалились против них, но это было иным. Инакость просачивалась в дождевой воде и тумане, словно даже сама Бухта чувствовала беспокойство, пульсирующее в городских жителях в самом сердце валлийской нации с той же силой, с какой оно пульсировало при событиях в Уайтчепеле[6] сотню лет назад. Потрошитель. Вспарыватель. Слова были похожи для большинства людей, и чем больше всплывало красочных деталей об омерзительном характере преступлений, тем больше людей торопились в свои дома, чтобы зажечь свет, запереть двери и устроиться на диванах.

В пабах и барах люди осторожно поглядывали друг на друга. Кому можно доверять? Ну в самом деле? Взгляды воровато оглядывались верх, вниз, вокруг. Опасность могла скрываться в любом направлении. Пошептывали о тяжелых шагах на крышах, странных фигурах, околачивающихся в парках там и сям. Дикие истории – порождения возбужденных фантазий.

Машины уносились прочь от кардиффских огней, многие визитеры сократили сроки пребывания, объявляя расстроенным хозяевам отелей и ночлежек, что "погода слишком плохая", но дрожь в руках, подписывающих счета и квитанции, выдавала правду. Пока полиция поймает убийцу, любой может стать следующей жертвой. И никто не хотел быть этим "любым". Но все в нетерпении ждали ужасающих деталей очередного преступления. В конце концов ничто, так не заставляет чувствовать себя живым, как убийство.

1. аналогичен нашему отделу по раскрытию особо тяжкихпреступлений

2. в пер. с итальянского "Ресторанчик Джованни"

3. Таггерт (Taggart) – долгоиграющий шотландский детективный сериал (27 сезонов). Назван по имени главного героя, инспектора Джима Таггерта (которого сыграл Марк МакМанус); Инспе́ктор Эндэ́вор Морс (Detective Chief Inspector Endeavour Morse) — вымышленный персонаж, герой 13 детективных романов британского писателя Колина Декстера, а также телевизионного сериала, снятого телекомпанией Central Independent Television в период с 1987 по 2000 годы (12 сезонов).

4. в Британии двойная желтая линия вдоль проезжей части обозначает ограничение на парковку.

5. трехактная опера Ж.Бизе

6. район, где убивал жертв Джек-Потрошитель

Глава 17

Глава семнадцатая

 

Эдриенн Скотт натянула плащ и выскользнула из-за своего стола, заваленными файлами с общими делами, просто требующими, чтобы на них обратили внимание, и захлопнула за собой дверь кабинета адвокатской конторы. Голова гудела и все, о чем она мечтала – сходить и выпить большой бокал белого вина. Такой это был день, а завтра ей нужно было навестить Райана, до того как пойти в суд, ни одна из перспектив ей не улыбалась. Она избегала размышлений о том, что бутылка вина будет временной отсрочкой в ее жизни.

Оставив плащ расстегнутым, она позволила свету скользить по лицу и одежде. Это освежало и позволяло мозгу дышать. Возможно, даже помогло бы избавиться от головной боли, прежде чем станут необходимы обезболивающие. Она взглянула на часы. Без четверти пять. Почти приличное время для первого вечернего стаканчика. К тому же она наконец-то договорилась встретиться с подругой, так что могла дурить себя мыслью, что попить вина было необходимо для поддержания общественной жизни, а не то, что общественная жизнь была лишь поводом, чтобы выпить вина.

Каблуки застучали по небольшой площади, которую она пересекала много-много раз, по-деловому строго, на расстоянии предупреждая попытки всех потенциальных поклонников поговорить с ней. Ее походка твердила: "Я справляюсь. Мне не нужно, чтобы вы усложняли мою жизнь. Она достаточно сложна. А теперь отвалите, пока мы не начали нравиться друг другу".

В углу хор из восьми или десяти замызганных мужчин и женщин пели на вечернем воздухе. "Не позволим страху убить в Кардиффе музыку!" твердил постер, который они держали над головами, но пели без особого энтузиазма, кроме одной женщины на переднем плане с блаженной улыбкой на лице. Точный адвокатский взгляд оценивающе скользнул по певцам, и Эдриенн решила, что именно эта женщина была ответственна за то, что все остальные мерзли вечером на улице. Взгляд у нее был коровий.

У их ног не было коробки для подаяний, и Эдриенн не улыбалась, проходя мимо. Музыка была тем, без чего она могла обойтись. Райан уничтожил любое удовольствие, которое она поучала от пения. Смотря на постеры, где убитая оперная певица улыбалась, Эдриенн думала, что не может дождаться, когда закончится треклятый конкурс.

Но в первую очередь она не могла дождаться первого бокала шардоне[1].

Когда они допели до конца, лицо Янто пылало. Как ни ненавистно было это признавать, но советы Дрю действовали. Теперь он звучал весьма не дурно.

Дрю хлопнул в ладоши.

– Лучше! Намного лучше! – он умолк. – Я имел в виду, что ты все еще поешь как абсолютный дилетант, но как минимум управляешь дыханием. – Он прошелся, подергивая плечами. – Серединная часть – твое слабое место. Тебе нужно быть меццо кантабиле и меццо диминуэндо, чтобы твое крещендо[2] было сильнее.

Еще певучее и еще мягче. Казалось, Янто учился у Дрю столько же итальянскому, сколько и пению. Этим утром Янто сказал Дрю, что, возможно, будет легче, если тот объяснит ему, что делать на английском. Дрю даже не прокомментировал это, просто сказал, что хотел на английском с недовольным видом.

Толстяк смотрел на него. Глаза сужались.

– Да, с дыханием разобрались, и ты многие ноты поешь правильно. Но в тебе нет чувства, без которого пение ничто.

– Что? – он был доволен собой.

– Эмоции! – Дрю поднял руки над головой в типично мелодраматичной манере. – Эта песня о любви и страсти! Двое мужчин понимают, что влюбились в одну и ту же иллюзию, женщину из их фантазий. И вот они клянутся, что их дружба не будет раздавлена сокрушительной силой страсти.

– Я знаю, про что эта чертова песня, – выдохнул Янто. – Это мой максимум. Лучше я не сумею.

Дрю покачал головой.

– Нет, ты можешь. И я не говорю о нотах, я говорю об экспрессии.

– Я не проявляю экспрессии. Держу чувства при себе.

– Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять это, милый, – нажав кнопку перемотки музыкальной дорожки на начало, Дрю отогнал его подальше. – Просто послушай меня. Я спою свою партию целиком. Стой там и слушай. Ты поймешь, что я имею в виду.

Янто отошел на пару шагов. Скрестив руки, он ждал, когда закончится вступление и начнется партия Дрю. Разглядывая маленького мужчину перед собой, он почти чувствовал перемены, словно когда тот начал петь, задрожал воздух. Дрю еще только начал, а волосы на руках Янто начали вставать дыбом. Рот высох, словно музыка двигалась по его телу, вся сила мелодии и текста изливалась из Дрю.

Янто не чувствовал, как раскрывается его рот, а Дрю определенно не видел, как потрясен ученик, потому что закрыл глаза, ноги подрагивали и тело качалось, когда он пел, заполняя церковь посланием любви более эффективным, чем любая проповедь.

Неожиданно Янто почувствовал боль, жалея, что не слышит, как Бен Причард поет рядом со своим возлюбленным, вместо того чтобы подпевать своим деревянным баритоном. Даже с расстояния в несколько метров, он замечал слезы, бегущие по лицу Дрю, будто впервые после ужасной смерти Бена он действительно пытался выплакать свое горе, спев о нем миру. Это было прекрасно.

Джек барабанил пальцами по рулю SUV. Сидеть и ничего не делать у него не особенно хорошо получалось. Даже с отведенной ему бесконечной жизнью это было напрасной тратой времени. Позади него детектив Катлер отбивал такой же тихий ритм по кожаной обивке сиденья. Казалось, бездействие не особо греет и полицейского. Никто не говорил. Они исчерпали все разговоры, и напряжение из-за отсутствия пришельца пропитало всю машину.

Сжав зубы, Джек смотрел в темноту опускающейся ночи. Куда, чет возьми, делось существо с Тихой планеты? Оно должно было быть где-то здесь, и почему же после такого кровожадного начала вдруг перестало атаковать? И кто мог вообще знать, откуда оно на самом деле? Все, что у него было лишь догадки и предположения.

Время тикало, и он заметил, что начинает сомневаться в себе. А неуверенность в себе была еще одной вещью, которая плохо получалась у капитана Джека Харкнесса. Он раздражался. Но у этого дела был привкус незавершенности, и в этом он не сомневался. Из самых внутренностей поднималось чувство, которое редко его обманывало. Случалось, он путал детали, но целую картину никогда. Он так много видел, чтобы не доверять своим инстинктам. Возможно, пришелец дал себе отдых? Возможно, им придется ждать до одурения, или пока Янто не поднимется на сцену Миллениум центра, или до следующего конкурса, но существо вернется. Джек просто знал это.

Сидящая рядом Гвен нахохрилась, и Джек знал, что она скажет, еще до того как открылся ее рот. Его пульс убыстрился.

– Активность Рифта.

– Где? – Перестукивание пальцев прекратилось.

– Везде, – Гвен нахмурилась. – Мелкие всплески. Ничего важного. Не понимаю. Словно они повсюду.

– Это ничего не объясняет, Гвен, – Джек ухватился за ручку двери. Напряжение нарастало.

– Я просто говорю то, что показывает аппаратура.

– Не перечитывай информацию. Предугадай, куда оно движется?

Гвен сверкнула на него своими темными, обозленными глазами.

– Я, черт возьми, не Тош. Я делаю все, что… – взгляд вернулся на экран, она наклонила голову. – Секунду. Они сходятся. Странно. Как будто объединяются или типа того, – она вздрогнула и откинулась назад. – Черт! У нас крупный всплеск, – она подняла глаза. – Они все идут сюда! В церковь!

Джек выпрыгнул из SUV раньше, чем она закончила предложение, размахивая руками, он бежал по аллее. Позади собственного топота он слышал тяжелую поступь Катлера. Церковь выросла за углом, и он кинулся в ее направлении.

1. классический сорт белого винограда и одноимённое сортовое вино;

2. музыкальные термины, соответственно: певучее, мягче, громче (верхние ноты)

Глава 18 НОВАЯ

Глава восемнадцатая

Дрю напевал кульминацию своей партии, когда мускулы Янто слегка напряглись, отвечая первобытному инстинкту опасности, прежде чем он осознал ее. Потерявшись в музыке, Дрю продолжал петь, но, озираясь вокруг, Янто больше не был поглощен его талантом, теперь музыка лишь отвлекала от попыток понять, что же беспокоит. Он затрясся, дрожь пробежала по спине. Что-то было не так.

Он взглянул вверх как раз в тот момент, когда высоко подвешенное окно разбилось, рассыпая красное стекло на полу наподобие кровавых градин, и некий силуэт пробрался внутрь, распадаясь на части, превращаясь во фрагментарную субстанцию, пока Янто пытался сфокусировать на нем взгляд. Инстинктивно вжимая голову, Янто вынул портативное устройство и, присев, посмотрел вверх. Где оно, черт возьми?

Дрю прекратил петь и с отчаяньем смотрел на Янто. Пока позади жалобно фонировала музыка, ужас отразился в глазах толстяка, прежде чем нечто сжало его грудь, он задохнулся и против воли посмотрел налево. Остававшийся пригнувшимся в тени прохода Янто подался вперед, чтобы разглядеть, на что уставился Дрю с таким бесконтрольным ужасом.

Сгусток темноты, застлавший стену церкви, начал менять форму, собираясь в нечто твердое. Янто, наблюдающего, как из фрагментов формируется торс, сковал холод, и ему потребовались все силы, чтобы дотронуться до коммуникатора в ухе.

– Джек, – имя неожиданно показалось незнакомым и на какую-то долю секунды Янто не удалось отыскать в голове образ лица Джека. – Оно здесь, – слова хрипло слетели с губ. Никакой чистоты, никакого дыхания из диафрагмы, а самые что ни на есть усилие и отчаяние, и в тот момент, когда он произнес слова, то не был уверен, что сможет повторить их, даже если от этого будет зависеть его жизнь.

Жизнь.

Он вскинул голову в протест против груза пустоты, сдавливающего и изолирующего его душу. Жизнь Дрю. Толстяк был всего лишь за пару метров поодаль, уставившийся, со ртом открытым так, словно он забыл, как закрыть его. Янто не смотрел на пришельца. Он не мог. Боялся, что если взглянет, ни за что не сможет сдвинуться с места.

Смотря под ноги, он метнулся к замершему Дрю, чувствуя необходимость оказаться между ним и пришельцем. Краем глаза он уловил неожиданное движение, повернув голову, увидел странного металлического человек – твердое тело представляло собой сплетение острых брусков. В этот остановившийся момент, когда они оба бросились к Дрю, Янто подумал, что черная молчаливая пустота родной планеты пришельца просачивается сквозь трещины в его торсе, заражая воздух чистейшим эмоциональным запустением.

Янто хотел всхлипнуть, но забыл каково это. Его движения только отдаленно напоминали нормальные человеческие: медленные и тяжелые, а пришелец двигался быстро, отрывисто, как бегающее изображение испорченной киноленты. В одну минуту здесь, в другую – уже за спиной у Дрю. Внимание существа было полностью обращено на Дрю, словно оперативника Торчвуда и вовсе не существовало.

Возопив как безумный, Янто кинулся на него, нажимая пальцами на кнопку портативной клетки. Мощь его крика угасала в воздухе вокруг пришельца и, после глубокого вздоха рука Янто схватила существо за руку. Крик умер в момент контакта и того, что он принес: холод, поразивший все его собственные системы и мгновенное опустошение мозга. Мир опустел. Мир умер. С последней крохой мысли он разжал леденеющие пальцы.

Пришелец отпихнул его, так как он был уже не более чем раздражающей букашкой, развернул и толкнул на рояль. Голова Янто сильно ударилась об острый деревянный угол, он с безысходностью смотрел, как портативная клетка скатилась в дальний угол церкви, раскрылась, но кроме пустого воздуха, в ней ничего не было. Кровь стекала в глаза, и он был рад теплу. В голове стучала черная боль, и только он начал проваливаться в обморок, как услышал крик Дрю Пауэлла.

Джек ворвался сквозь двойные двери, не думая останавливаться, пока глаза изучают картину. Поломанные осколки стекла покрыли скамьи и скрипели под ботинками. Позади алтаря и рояля пустая портативная тюрьма образовала цилиндр голубого свечения. Джек даже не взглянул в нее, чтобы понять, что она пуста.

Дрю Пауэлл лежал на полу, над ним нагнулся пришелец. Голова существа была откинута в смехотворном подражании воплю, рот открыт в молчаливом крике, выливая из себя в церковь черную пустоту. К шее Пауэлла с обрезанными связками протянут руки пришельца, представляющие собой не что иное как черные клинки, врезавшийся, словно скальпель в горло певца.

– Нет! – доставая пистолет из кобуры, Джек выстрелил в спину пришельца, прежде чем подбежать. Дрю Пауэлл не умрет. Не тогда, когда они были так близко, будь оно проклято. Отскочив из-за выстрела, пришелец обернулся, гневно и разочарованно смотря двумя красными лазерами черных глаз на Джека. Через долю секунды он был на ногах – выстрел, казалось, не нанес серьезной травмы.

Легкие Джека обжег холод, когда он потянулся схватить существо, но стал вдруг невероятно медлительным. Пришелец на глазах распадался, превращаясь в тень и поднимаясь вверх к разбитому окну. Он ушел, лишь еле заметной сыростью напоминая Джеку о своем присутствии. Задыхаясь, Джек встал на место, где ранее стоял пришелец, его заполнила слепая ярость.

– Черт! – отозвался позади него Катлер. – Я за ним!

– Бессмысленно. Звоните в "скорую". – Падая на колени, Джек рассматривал булькающий беспорядок горла Дрю. Порез тянулся от подбородка к адамову яблоку, из раны медленно вытекала вязкая кровь. Порез был плохим и только Бог знал насколько глубоким, но что знал Джек, так этот то, что будь задета артерия, они бы все утопали в крови. Возможно, был шанс. Шепча проклятия, он давился собственным разочарованием и злобой. Аккуратно подняв мужчину, он помог ему дышать без опасности захлебнуться собственной кровью и провел рукой по лбу.

– Все хорошо. С тобой все будет хорошо. – Заметив жемчужины холодного пота на пепельного цвета лице мужчины, он надеялся, что не врет. – Эй, крепись, слышишь? Помощь едет. – Словно в поддержку его слов где-то вдалеке завыла сирена.

За его спиной застонал Янто.

– Гвен! – крикнул Джек через плечо. – Янто в порядке?

– У него отвратительная рана, но думаю, жить будет.

Повисла долгая пауза.

– Что мы теперь будем делать, Джек? – ее голос был мягок и тих. Чувствуя, как теплая кровь раненого мужчины покрывает его руку, он был рад, что при ответе не приходится смотреть ей в лицо.

– Я не знаю, Гвен. Просто не знаю.

запись создана: 10.04.2011 в 00:27

@музыка: Lauryn Hill - Can't take my eyes

@темы: перевод, торчвуд

---

The first time ever

Несколько дней назад мне дали послушать кавер песни The first time ever i saw your face в исполнении Джорджа Майкла. Его версия конечно же в сотню раз лучше оригинала, на мой взгляд. Но дело в том, что стоило мне услышать песню, как она соединилась в голове с Джанто. И вот сегодня натыкаюсь на этот вид. Только потому что кто-то еще, как я почувствовал ситуацию, родился данный пост.

---

С днем рождения!

Кукушка люся, с днем рождения тебя, много-много тебе светлых дней и вообще желаю жизнь как фиесту!

@темы: с днем рождения

---

Don't Worry Mama (ranobe) Обновлено

Название: Мама, не горюй!
Автор: Нарисэ Конохара (Narise Konoharа)
Иллюстратор: Юки Шимизу (Yuki Shimizu)
Дата выпуска: 2005
Переводчик: я
Статус: в процессе
Жанр: яой
Рейтинг: NC-17
Саммари: история новых Робинзонов по-японски.
Дисклеймер: все герои и произведение принажлежат их авторам и правообладателям. Моих прав на них не было, нет и не будет.

Перевод не подразумевает получение материальной прибыли.

Отрывок 5

Дождь прекратился поздно вечером. Пока Имакура спал, Юйчи вернулся в свой дом. Придя на следующее утро, он нашел Имакуру уже проснувшимся и в добром здравии. Мужчина улыбнулся и заявил, что лекарство сделало свое дело – живот больше не болел. Юйчи принес пареный картофель с солью, при виде которого глаза Имакуры заблестели. Он съел овощи так, словно это были наивкуснейшие деликатесы. Его детское восхищение вызвало на лице Юйчи улыбку. Он уставился на Имакуру и смутился, когда осознал этот факт. Поев, Имакура разлегся, как сытый кот.

- Имакура.

- Что? – гигант не поднялся, а лишь повернул голову.

- Мы тут уже больше недели. Сначала мы думали, что за нами придут, но ошиблись. Неизвестно почему так, но нам нужно приложить все усилия, чтобы выжить, пока нас не вызволят. – Имакура сел и кивнул с серьезным видом, Юйчи продолжил:– Нельзя, чтобы ты снова заболел. Это чрезвычайная ситуация. И если мы собираемся жить вместе, надо помогать друг другу во всем.

- Согласен, – быстро и утвердительно ответил Имакура.

От такой перемены Юйчи замолк. После прочистил горло и продолжил.

- Если мы собираемся жить вместе, то нужно разделить обязанности. Я добываю пищу, ты в это время ведешь хозяйство и готовишь.

- Ты хочешь, чтобы я готовил? – глаза Имакуры сузились, брови сошлись вместе. – Мама говорит, мужчинам на кухне не место.

- Хорошо, тогда ты будешь добытчиком. Мне подходит.

Имакура покачал головой. Даже он сам понимал, что не подходит для такого. Пришло время для важной части. Юйчи уперся руками в бедра.

- С этого момента я – главный.

Имакура был пойман врасплох и нахмурился.

- Хочешь сказать, я должен выполнять твои приказы?

Юйчи рассмеялся.

- Я не ты, так что не попрошу глупостей. Если ты против, мы разделимся, и каждый заживет сам по себе, беспокоясь только о собственных нуждах как раньше. Имакура не мог перечить – он просто не умел жить сам по себе.

Это стало началом их второй попытки ужиться вместе, и вроде все шло хорошо. Желание Юйчи доказать свое господство встречало слабое сопротивление. Они решили жить в доме Юйчи, так как он был в лучшем состоянии. Разобравшись с обязанностями, Имакура усердно работал. Он не был счастлив от перспективы готовить (раньше даже ножа в руках не держал), но постепенно привык и даже обнаружил в себе талант. Он научился смешивать травы и соль для придания еде особого вкуса и умел красиво раскладывать пищу на тарелке. У него была привычка чавкать во время еды, но Юйчи делал вид, что не замечает, чтобы не показаться придирчивым.

Когда жизнь на острове превратилась в рутину, ночи стали утомительными. Они нашли свечи, чтобы подольше бодрствовать, но без телевизора и радио ночи казались бесконечными. Имакура отыскал карточный столик и по вечерам они коротали время за картами, а если уставали от игры, просто беседовали.

- Папа умер в автомобильной аварии, когда я был ребенком, поэтому мама не хочет, чтобы я получал права. Я не против, чтобы меня возили, но хочется и самому попробовать. – Имакура больше не вел себя как босс, а скорее как невинный школьник.

- Это всего лишь мнение твоей матери. Если хочешь права, получи их. Даже если твой отец умер в аварии, не значит, что и с тобой такое случится. Следуй правилам безопасности, не гоняй и аварии не будет.

Имакура не смог скрыть удовлетворения.

- Правда? Я всегда хотел водить, но она не разрешала. Когда вернемся, скажу ей, что получу права.

- Тебе не нужно спрашивать ее разрешения. Если хочешь – получи. Ты взрослый и можешь принимать собственные решения.

Имакура смотрел вниз и молчал.

- Подумай об этом. Родители умирают раньше своих детей. Что будет, если она умрет, а ты так и не научишься сам принимать решения?

- Не говори так! – Имакура сжал губы и отвернулся. Он всегда так делал, когда был чем-то недоволен. Говорить с человеком, имеющим подобную привычку, было бессмысленно. Юйчи знал, что если не напирать, к утру настроение Имакуры улучшится. – Почему ты такой зрелый, хоть и моложе меня. Я от этого бешусь, – выговорил Имакура.

- Я нормальный. А ты просто избалованный маменькин сынок.

Имакура покрылся краской стыда.

- Не важно школа или работа, я никогда не решал сам. Я лишь делал то, что хотела мама. Все так и шло. Даже работу в нашей компании выбрала она. – Чем больше мужчина говорил, тем сильнее подтверждал свою зависимость от матери.

- Ты когда-нибудь мечтал, кем станешь, когда вырастешь?

Имакура не ответил и, казалось, не хочет отвечать. Их единственная свеча дрожала, растекаясь.

- Мне нравится вино… и было время, я хотел стать соммелье. Я сказал маме, но она приказала забыть о такой нестабильной работе.

- Плохой совет. Но ты все еще можешь осуществить мечту. Ты ведь не любишь нынешнюю работу.

Имакура был потрясен, услышав горькую правду.

- Только работающие вместе с тобой люди могут заметить, что ты не отдаешься делу с душой. Поэтому никто тебя не любит.

Имакура определенно был задет и даже слегка ошеломлен. Юйчи колебался. Он думал, стоит ли говорить Имакуре, как о нем отзываются за спиной. Он не хотел обижать его еще больше, но решил, что правда может быть конструктивной.

- Очень многим ты не нравишься. Знаешь почему?

- Потому что толстый?

Юйчи хмыкнул, подумав, что он привел лучшее объяснение.

- Это второстепенно. Ты никогда не извиняешься, совершив ошибку. Вечно винишь других. А если кто-то ошибается, то набрасываешься на него. Ты классический пример снисхождения к себе и нетерпения к остальным. Никто не хочет такого начальника.

Они были одни. Не к кому было сбежать, но Имакуре явно этого хотелось. Он смотрел под ноги, кусая губу.

- Если ты не очень хорош в работе, приложи максимум усилий улучшиться, чтобы кто-то следовал твоему примеру. Если даже этого не делать, то уважения не заслужить. Такие вот дела. Но сейчас у тебя есть шанс измениться. Запомни золотое правило: не поступай с людьми так, как не хочешь, чтобы поступали с тобой. Прежде чем сказать что-то, подумай, как слова отразятся на других. Следуй этому принципу, и твоя репутация заметно повысится.

На циновку что-то капнуло. Юйчи, должно быть, наступил на больную мозоль. Имакура знал о своих проблемах, но, увидев их так четко, не смог сдержать слезы сожаления.

- Не надо плакать.

Видя, как начальник плачет, Юйчи чувствовал, что хочет подойти, обнять и утешить, сказать «не плачь».

- Наверно, мои слова были слишком грубыми. Мне очень жаль.

- Да как ты можешь. Я старше тебя, – слезы лились безостановочно. Имакура вытер нос рукавом.

- Возможно, мои слова обидят тебя, но ты не ведешь себя как старший. Скорее, как младший брат, – Юйчи погладил Имакуру по голове, хоть и чувствовал, что это странно. Слегка поерошив волосы, он коснулся подбородка. Кожа была мягкая и приятная на ощупь. Он погладил ее, как гладят котенка. Взгляд Имакуры сказал, что ему неловко. Юйчи резко убрал руку и засмеялся. – У тебя редкая щетина, можно сказать, вообще нет.

Это было единственным оправданием потрогать его щеку, которое Юйчи смог придумать. Пощупав свой подбородок, Имакура согласился.

- Почти ничего нет. А ты весь оброс.

- Я ведь десять дней не бреюсь.

Юйчи провел рукой по неопрятной бороде. Хоть она и раздражала, но они не нашли ничего отдаленно похожего на бритву.

- Мне всегда хотелось иметь такую бороду. Я каждый раз расстраиваюсь, видя себя голым. Чего бы мне по-настоящему хотелось, так это копны волос на груди и ногах.

Услышав, что Имакура безволосый, Юйчи тут же подумал, а как насчет пониже. Он представлял пучок таких же мягких, как на голове, волос, мягких, как кошачья шерсть, и вдруг возбудился. Он быстро отошел в тень, чтобы скрыть румянец.

- Может, ляжем? Свечу нужно поберечь.

Имакура кивнул. Они задули свечу и забрались в футоны. Юйчи молил, чтобы лодка приплыла быстрее. Дело принимало опасный поворот. И знаете, что было в опасности? Девственность Имакуры.

Продолжение Обновлено

Шуджи Хигащияма выехал из порта Хамаматсу на поиски своего брата, пропавшего без вести две недели назад. Его сопровождала Ёши Имакура, мать начальника Юйчи. Двумя неделями ранее компания брата обанкротилась. Немного спустя Шуджи, переехавший после женитьбы и теперь живший с беременной женой, получил от родителей весть, что брат не появляется дома уже пять дней. Юйчи часто ездил в командировки, и для него было нормальным исчезать на два-три дня. В этот раз тоже он
предупредил, что уезжает, однако не уточнил куда. Шуджи пытался дозвониться до компании, но никто не мог поговорить с ним. Он даже сходил туда лично. Какая-то женщина ответила, что план командировок как раз под рукой, и он уехал в «Окинаву». Шуджи отпросился с работы и вылетел в Окинаву, но не обнаружил следов пребывания здесь брата. Он убедился, что должен заявить в полицию о пропаже человека как можно быстрее.

Вернувшись из неудачной поездки, он впервые встретил Ёши, которая также безрезультатно съездила в Окинаву. В отчаянии она решила наведаться домой к тому, с кем путешествовал ее сын. Шуджи не знал, что начальник брата тоже пропал без вести. Он отметил про себя – начальник-мужчина. Постепенно в нем рождались дурные предчувствия. Вероятно, родители чувствовали то же самое, потому что, встретившись с ними взглядом, он прочел в их глазах тревогу. Ему хотелось узнать, был ли сын этой женщины геем и могли ли они просто сбежать вместе. Однако Шуджи не решился произнести этих слов, пока она плакала, зарывшись в платок. Сверив истории, они поняли, что в Окинаве пропавших быть не может, так что Шуджи вновь отправился в компанию брата. Большинство работников ушло еще в день объявления банкротства. В пустом здании среди бумаг Шуджи нашел план командировок брата и увидел, что Окинава была прошлогодним пунктом назначения. В этот раз он уехал на остров Фуши за травами.

Шуджи с Ёши выехали в Хамамацу, где узнали, что рыбак лет пятидесяти отвозил на остров двух мужчин. Дождавшись мужчину с ежедневной рыбалки, они услышали от него, что он действительно высадил двоих на острове. Им уже казалось, что они близки к разгадке тайны, но были разочарованы. Шкипер заявил, что только доставил мужчин на остров; забрал их кто-то другой. Теперь им предстояло найти второго рыбака. В гильдии они разузнали имя и адрес нужного человека и тут же направились по адресу. Однако что-то было не так. На входной двери красовался траурный знак. Две женщины средних лет ввели их внутрь. Здесь они увидели совершенно новый буддийский алтарь и черно-белую фотографию пожилого Гензо, взирающего на них сверху вниз. Одна из женщин, его дочь, подвела руку к глазам и произнесла: «Пять дней назад он вернулся с рыбалки, лег и больше не проснулся. Доктор сказал, он не мучился».

Шуджи застыл в изумлении, но уйти просто так они не могли. Хоть Гензо уже не мог ответить на их вопросы, Шуджи попытался разузнать хоть какую-нибудь информацию.

- А не знаете ли вы, ехал ли две недели назад Гензо на остров за двумя представителями фармацевтической компании?

- В гильдии должны знать. Я сейчас позвоню им. – Она набрала номер гильдии. – Кажется, их работница помнит вашего брата.

Женщина передала трубку Шуджи для переговоров с Тае Ёшивара.

- А! Люди из фармацевтической компании. Они звонили и говорили, что лодка задерживается. Я поговорила с Гензо, и он ответил, что забрал их и доставил в порт. Так что они вернулись в порт.

Шуджи повесил трубку и встретился глазами с полным надежды взглядом Ёши.

- Она сказала, что с острова они вернулись. Теперь мы знаем, что пропали они после этого.

- Так где же они сейчас?

- Ммм...

Дочь Гензо застенчиво вмешалась.

- Я вдруг вспомнила, отец сказал, что после высадки подвез их на станцию по дороге к дому. Точно, он так и сказал.

- Станция Хамамацу?

Теперь они могли проследить их до станции, но что потом? Шуджи не мог избавиться от страха, что они просто сбежали вместе. А вот чего он не мог знать, так того, что Гензо довез до станции двух орнитологов, а Юйчи и его начальник, продолжали торчать на пустынном острове.

 

Это утро Юйчи начал с осуществления плана по приему ванны. В заброшенном доме была ванна, и ему хотелось ее испробовать. Ванна, по обыкновению сельской местности, была похожа на большой черный чайник. В нее нужно было набрать воды, после разогреть. Юйчи вычистил ванну, заполнил водой из колодца и поджег собранный под нею костер.

Приблизительно через час вода достаточно нагрелась. Юйчи опустил в ванну руку и остался доволен. Очень взволнованный он прошел в гостиную и молча потащил Имакуру в ванную. Имакура удивился – о плане с ним не делились – и запрыгал от радости.

- Юйчи, ты просто великолепен!

Именно такой реакции ждал Юйчи. Имакура был помешан на чистоте. Каждую ночь он мыл найденным мылом руки и ноги, а также использовал кусок материи, чтобы почистить как можно больше участков своего тела. Прошло всего две недели, и Юйчи был удивлен количеству грязи, накопившемуся на теле. После купания он позволил себе роскошь поваляться в ванне. Выйдя из ванной, он увидел Имакуру, готовящего на жаровне продетую на палочки крольчатину с морковью и перцем.

- Я посмотрю. Может, примешь ванну?

При слове «ванна» глаза Имакуры загорелись. Толстяк исчез в банной комнате. Но через короткое время до Юйчи донесся крик. Он поторопился узнать, в чем дело. Мужчина абсолютно голым лежал на полу ванной, свернувшись калачиком.

- Что случилось?

- Очень горячо… я обжегся!

Юйчи опустил руку в воду, но она была нормальной температуры.

- Не так уж и горячо.

- Не вода. Мои ноги. Я обжег ноги.

Юйчи понял, когда посмотрел на дно ванны. Когда разжигаешь огонь прямо под ванной, дно сильно нагревается. На него кладутся деревянные дощечки, чтобы в ней можно было стоять. Так как у них дощечек не было, Юйчи набросал в ванну веток в качестве подстилки. Имакура не знал, для чего они нужны, и вынул.

- На дне должны лежать доски. Я думаю, ты не знал об этом. Извини. – Юйчи вернул ветки на место. – Стой на них и ноги не будут гореть.

Имакура медленно поднялся и с опаской взглянул на низ ванны. Только сейчас Юйчи понял, что рядом с ним находится обнаженный мужчина. Вслед за этим он осознал, что не может отвести глаз от белоснежной кожи Имакуры. Хоть Имакура был толстым и покрытым складками, его кожа отливала белизной и чистотой. А зад был нежнее всех прежде виденных им задов. Юйчи пришлось сдержаться, чтобы не схватиться за него. Он глотнул и опустил голову, чтобы взглянуть между ног мужчины. Он был поражен.

Член Имакуры был столь мал, что можно было засомневаться функционирует ли он нормально. Не было бы преувеличением сказать, что он был размером в большой палец Юйчи, а яйца – не отличались от перепелиных. Он слышал слухи о маленьком члене Имакуры, но и представить не мог такой размер. Для ребенка он был нормален, но у взрослых людей настолько маленький член Юйчи видел лишь в журналах. А что еще хуже мини-член Имакуры был необрезан и, скорее всего, с фимозом.

Когда Имакура шлепнулся в воду, Юйчи вышел из транса. Он покинул ванную, сбросил штаны и схватил свой пульсирующий член. Он не мог выкинуть из головы образ маленького необрезанного члена и кончил трижды, прежде чем почувствовал облегчение. Он учуял запах горелого мяса. Пока он дрочил, кролик сгорел.

******

Имакура согревал ванну каждую ночь. Начав наслаждаться запахом мыла, идущим от сидящего рядом Имакуры, Юйчи стал беспокоиться о том, что он гей, а Имакура нет. Дьявол на его плече шептал, что они на необитаемом острове и ничего страшного не случится, если они пару раз потрогают друг друга. Но Имакура был натуралом, а не геем. Идти против этого факта он не желал. Юйчи просто хотел дотронуться до Имакуры, приласкать его. Так как ничто не отвлекало от этих мыслей, каждую ночь его атаковали фантазии на тему, и жизнь Юйчи превратилась в ад наяву из-за сексуального желания и борьбы с собой. Лучше бы Имакура продолжал оставаться эгоистичным начальником. Но Юйчи уже научился видеть его милым и добрым. Кроме того, из-за принудительной диеты и регулярных упражнений Имакура немного сбросил вес. Юйчи удивился, поймав себя на мысли, что находит его очаровательным.

- Нехорошо это, – пробормотал Юйчи, попивая суп из кролика.

С тех пор, как увидел член Имакуры, он не мог перестать думать, как бы отсосать ему. С каждым днем желание дотронуться до него, подрочить становилось все сильнее и сильнее.

- Что-то не так? – с набитым картофелем ртом спросил Имакура с другого конца комнаты. Он и понятия не имел, что превратился в онанистические фантазии Юйчи.

- Боишься, что закончится еда?

Хоть вопрос четко показал приоритеты Имакуры, Юйчи рассмеялся и ответил, что дело не в этом. Словно успокоившись ответом, Имакура вновь глотнул супа. Иногда, когда он ел, на миг показывался кончик его языка. Юйчи не мог оторвать он него глаз, а когда понял это, начал глотать собственный суп, чтобы скрыть свое состояние.

- Выйду прогуляюсь, – поднялся Юйчи. Имакура с любопытством уставился на него.

- Сегодня безлунно. Темно.

Это не остановило Юйчи, заявившего, что он ненадолго.

- А ты и вправду любишь погулять. Уходишь каждый вечер.

Слова Имакуры застали его в дверях, и он рассмеялся. Спустившись в темноте до небольшого пролеска, Юйчи сел. Он вынул свой пенис и начал отчаянно тереть его. Конечно, весь его мозг был занят поедающим в доме суп мужчиной. Он фантазировал, что насилует Имакуру спереди, сзади, во всех других позициях. Он не любил прогулки, но если бы не уходил, не смог бы уснуть. Он даже в старшей школе столько не дрочил. Осознав это, он застыдился собственной одержимости. Когда он вернулся, в доме было темно. У них были свечи, но быстро заканчивались, так что пользовались ими лишь при крайней необходимости. Имакура, должно быть, залез в свой футон, так как Юйчи видел большой бугорок. Юйчи влез в свой футон, рядом с ним.

- Тебе плохо?

Юйчи удивился вопросу, он думал, Имакура уже спит.

- Ты последнее время много вздыхаешь. Если тебя что-то гнетет, я бы хотел, чтобы ты поговорил со мной. Я, конечно, могу только выслушать, но все же…

Имакура никогда не волновался о чувствах других, Юйчи был удивлен, насколько он проницателен. Хоть он и предложил выслушать, Юйчи не мог рассказать, что его одолевает страсть. Он знал, что Имакура высмеет его. Пусть они были лишь вдвоем, он хотел избежать этого любой ценой.

- Не важно.

- Очень надеюсь…

Разговор на этом закончился, но Юйчи хотел еще немного поговорить. Он мог спросить о чем-нибудь и сам себя удивил выбором темы. Он не видел лица собеседника и, возможно, это помогло завести речь о таком.

- У тебя сохранена крайняя плоть? Я случайно увидел в ванной. Такое ощущение, что твой член весь обернут в кожу.

Послышался звук ерзанья. Имакура что-то, заикаясь, мямлил, а потом и вовсе затих. Юйчи уже начал было жалеть, что вообще поднял это тему, когда Имакура зашептал:

- Прошу тебя никому не говори. Думаю, у меня фимоз.

Они были одни и шептаться не имело смысла, но все же они продолжали говорить вполголоса.

- Правда?

- Не знаю, но головка не выходит, даже когда у меня эрекция. А если я начинаю напрягаться, болит. Думаю, все верно.

- Сейчас даже старшеклассникам делают корректирующую операцию. Ты думал об этом?

- Моя страховая карта у мамы, и мне очень стыдно просить ее для этого.

Сердце кричало остановиться, но Юйчи не мог унять любопытство. Он выпрыгнул из своего футона и подошел к Имакуре

- Дай я попробую.

- Попробую что? – голос Имакуры и так тонкий для мужчины, стал еще тоньше.

- Оттянуть кожу. Ты что, не делал такого с друзьями в школе? Дай я посмотрю, могу ли руками ее отодвинуть?

- Ну… Все в порядке. Честно. Он грязный.

- Ты только из ванной. Все будет хорошо.

Юйчи зажег свечу, которую держал у подушки на случай непредвиденной ситуации. Комната осветилась желто-оранжевым свечением. Имакура не вылез из футона, заявив, что они не должны этим заниматься.

- Нечего стесняться. Мы оба мужчины. Когда я учился в старшей школе, мы доставали свои члены друг у друга на глазах.

- Правда? – Имакура показался из футона. В его глазах горело удивление.

- Это нормально. В старшей школе постоянно все сравниваешь. Если мы видели у кого-то фимоз, обязательно оттягивали кожу. – Юйчи был убедителен, но, конечно же, он лгал. Он никогда не делал ничего подобного ранее. И не смог бы. Даже при одном взгляде на чужой пенис, его свой затвердел бы.

- Все так делали…? Это нормально? Я не знал, – в голосе Имакуры прозвучал оттенок сожаления.

- Если дашь мне оттянуть кожу, не надо будет идти в больницу. Операция очень стеснительна для мужчины любого возраста.

Имакура вылез из футона и сел, обхватив колени.

- Ты думаешь, это хорошая идея?

- Конечно. Старшеклассники так делают.

Казалось, это подействовало. Имакура выглядел убежденным.

- Хорошо, тогда… ты не против оттянуть мне крайнюю плоть?

Хоть Юйчи праздновал победу, его мучила совесть.

- Ты уже видел его однажды и знаешь, как он выглядит, но, прошу тебя, не смейся.

Наклонившись вперед, мужчина снял нижнее белье. При желтом искусственном освещении маленький необрезанный член Имакуры снова вышел на свет. Несмотря на непрезентабельный вид, пальцы Юйчи стали гореть от волнения. Он был рад, что трижды кончил перед сном. Иначе он тут же затвердел бы и не смог двигаться. Он вел себя по максимуму обыденно, но руки возбужденно дрожали, когда он трогал член Имакуры. Член был нежным, почти как у ребенка, очень мягким. Было приятно смотреть на него такого слабого. Юйчи держал член левой рукой, пока правой пытался оттянуть крайнюю плоть. И хотя головку он видел, но на остальную часть не было и намека.

- Слишком трудно, пока он вялый. Давай вызовем эрекцию.

- Нет, пожалуйста, не надо, – Имакура попытался отодвинуться, но Юйчи не позволил этого.

- Давай ты ляжешь и раздвинешь ноги.

Имакура сопротивлялся, но делал, что говорят. Он лег и широко развел ноги в позе, которая, казалось, звала Юйчи атаковать его и сзади, и спереди. Пах Юйчи пульсировал, хотя из него уже ничего не могло вылиться. Разговоров более не было. Гладя и массируя пенис Имакуры, сжимая его яички, Юйчи чувствовал себя на небесах. Он жаждал взять его в рот, но, подумав, что перегнет палку, сдержался. Пенис Имакуры мгновенно ответил на его ласки. Он был все еще мал, но тверд и стоял прямо. Головка не могла пробиться сквозь кожу, однако из маленькой щелочки потекла влага.

- Я собираюсь оттянуть кожу. Может быть слегка больно. – Предупредив, Юйчи сильно оттянул пальцами тонкую кожу.

- Ой!

Чувствительная головка начала дрожать.

- Очень больно. Хватит. Больше так не делай.

На пальцы Юйчи стекала жидкость.

- Еще чуть-чуть и все получится.

- Это по-настоящему больно

Юйчи, удерживая бедра Имакуры, чтобы он не сбежал, просунул тело между его ног. Теперь он стал давить даже сильнее, так как знал, что Имакура не сбежит и не сдвинет ноги. Кожа потрескалась и слегка кровоточила. Но все равно головка была видна лишь на треть. Он поднял голову, услышав рыдание. Имакура плакал, закрыв лицо руками.

- Ой… извини.

Юйчи не мог продолжать причинять ему боль. Из места, где кожа наполовину отошла, сочилась кровь. Не думая, что делает, Юйчи приложил губы к месту ране. Бедра Имакуры задрожали.

- У тебя кровь. Я пытаюсь дезинфицировать.

Хоть не было никакой необходимости, он воспользовался этим как оправданием взять член себе в рот. Он сосал, обволакивая его языком, ясно чувствуя во рту напряжение маленького члена.

- Больно… оу… – громко закричал Имакура.

Его бедра дрожали так, словно эрекция усугубляла рану. Юйчи стал сосать сильнее и неожиданно его рот заполнился знакомым вкусом. Он счастливо глотал сперму. Она была густой с примесью вкуса крови. Когда Юйчи осознал, что не просто совершил фелляцию, но еще и проглотил ее результат, он покрылся холодным потом. Раздеться перед кем-то это одно, но отсос уже выходит за рамки нормального поведения. Однако он понимал, что если начнет смущаться, Имакура поймет, что произошло. Поэтому он поднял голову между ног Имакуры и с серьезным выражением лица заявил:

- Не получается. Когда вернемся, пойдешь в больницу, пусть займутся этим.

Все еще плача, Имакура ответил: «Хорошо». При свете свечи его оголенный низ приподнялся и отдыхал. Даже его толстый живот и маленький необрезанный пенис казались в полутьме мистическими. Смотря на пухлый низ Имакуры, Юйчи вспомнил рисунки голых женщин из детских учебников. Было время он удивлялся, как могут нравиться полные женщины, но теперь открыл для себя, насколько приятной может быть округлая, мягкая кожа. К сожалению, эстетическая красота нижней части Имакуры была быстро прикрыта парой уродливых трусов.

- Я ложусь спать, – голос Имакуры выдал разочарование, когда он вползал обратно в футон. Они не смогли оттянуть кожу, несмотря на боль.

Юйчи задул свечу и влез в свой футон. Он проигрывал в голове образ Имакуры и то, как он дрожал, невзирая на боль, при кульминации. Образ отогнал сон.

«Он толстый, маленький, необрезанный… и с худшим в мире характером». Юйчи попытался отогнать образ этими словами, не помогло. Он вздохнул и посмотрел на Имакуру. Тот уже мирно спал. Юйчи нестерпимо хотелось поцеловать губы, сквозь которые дышал Имакура. Но сейчас это было невыполнимо; он влюбился по уши.

После ночи, когда они попытались оттянуть крайнюю плоть, Имакура стал отдаляться. Спустя день Юйчи решил, что причиной его плохого настроения служат давешние события. Но все продолжилось, что заставило думать о наличии другого повода у Имакуры избегать его. Наверное, он догадался, что Юйчи гей, но держал это в себе. Он поступил глупо, отсосав и даже проглотив сперму. Имакура, должно быть, догадался, что это не нормально. Бегать за кем-то, кто преднамеренно избегает тебя – недостойно, так что Юйчи не говорил с Имакурой, если не было необходимости. Холодный внешне, внутри он был шокирован тем, что партнер избегает его. И миллионы раз ругал себя, что заикнулся об оттягивании кожи.

Проблемы начались тогда, когда он запал на натурала. Когда встречаешься с кем-то одинаковой с тобой ориентации, отношения могут быть трудными, но особенно тяжело, если избранник натурал. Побудь он немного один, то смог бы вернуться к "нормальной" жизни. Но если он в угоду своего либидо, склонит Имакуру к образу жизни гея, он должен будет нести ответственность.

В то время как Имакура избегал его, Юйчи всерьез задумался о проблемах во взаимоотношениях мужчин. На пятый день после того, как в колеса их мерной жизни была вставлена палка, полил дождь. Юйчи решил, что в такую погоду ничего делать не будет: он не хотел простудиться из-за вылазок под холодный дождь. Обычно он радовался дождю, но в этот день проклинал влажность. Они были замурованы в маленьком домике. Поев вчерашнего кроличьего супа, они сели на крыльцо и наблюдали за дождем. Больше делать было нечего. После полудня Имакура неожиданно нарушил тишину.

– Поиграем в карты?

Юйчи быстро обернулся и кивнул. Он был счастлив уже оттого, что Имакура заговорил с ним. Это означало, что он не сердится на Юйчи. Пока они играли, Имакура выговорил:

– Я хочу кое о чем поговорить с тобой. – Он собрал карты и, не поднимая глаз на Юйчи, сказал: – В компании с твоих губ ни слова не должно слететь о том, что случилось. – Юйчи не видел его лица, но уши Имакуры пылали.

– А что случилось? – Он знал ответ и все же спросил.

– То, что у меня фимоз и, даже несмотря на то, что мы пытались это исправить, ничего не получилось, – Имакура тщательно подбирал каждое слово. – Я не хочу, чтобы люди смеялись над моим уродством. Они и так смеются из-за размера, а если еще и про фимоз узнают…

– Я никому не скажу.

Имакура исподлобья пристально смотрел на Юйчи.

– Я всегда сдерживаю обещания.

Имакура, должно быть, поверил, так как расслабился и опустил глаза.

– Тебе меня никогда не понять. Ты хорош в работе, мил и все мечтают оказаться на твоем месте. Как тебе понять меня?

– Но я…

Имакура покачал головой.

– Не пытайся утешить меня. Я лучше себя знаю. Я толстый, маленький, не спортивный и уродливый. Насколько себя помню, я всегда был толстым. Неважно, сколько раз я садился на диету, похудеть не получалось. Я люблю сладости, так что когда сажусь на диету, зарабатываю стресс, и все заканчивается выпадением волос. Нет ничего хуже, чем быть маленьким, толстым и лысым. …И фимозным…

На лице Имакуры было такое выражение, словно настал конец света. Он боролся с собой, чтобы произнести эти слова, и был готов расплакаться.

– Проклятье. Я состою из одних плохих качеств. Почему я должен был застрять здесь с кем-то вроде тебя, у кого только положительные качества. Когда я смотрю на тебя, то ненавижу себя. Бог несправедлив.

Юйчи понятия не имел, что за мысли мучают Имакуру. Слыша, как напарник ругает самого себя, он не мог перестать жалеть его. Нужно было как-то взбодрить мужчину.

– В тот день, когда мы пробовали оттянуть кожу, я увидел тебя голым. Ты был очень красивым.

Если бы взглядом можно было убить…

– Как такой мешок жира может быть красивым? Ты что, издеваешься? – Казалось, Имакура готов перегрызть ему шею.

– Когда я увидел тебя голым, то подумал, что твоя полнота не так уж плоха. Кожа у тебя невероятно красивая. Ты таким родился. Полнота дарит ощущение безопасности. Ты можешь использовать это в интересах работы.

Имакура удивленно мигал.

– Ты… ты так думаешь?

Юйчи говорил искренне, но все же удивлялся, как легко мужчина принимает на веру все, что он говорит.

– Нельзя терять уверенность в себе. Не опускай руки. Своим поведеним ты можешь заставить людей захотеть быть похожими на тебя.

Настроение Имакуры расцвело, как природа по весне.

– Впервые кто-то говорит мне такие вещи. Никто, кроме мамы, раньше не говорил, что быть толстым – это нормально.

Юйчи удостоверился, что находится на верном пути.

– Что ж хорошо. Когда мы вернемся, больше не набирай сброшенный здесь вес. Ты можешь быть полным, но не так, чтобы это вредило здоровью.

Имакура засмеялся.

– Я проработал в Сугиноки восемь лет, но никогда не чувствовал, что на меня кто-то обращает внимание. Даже когда меня хвалили, я знал, что за спиной надо мной смеются из-за полноты. Но ты перевернул мой мир, – Имакура посмотрел на Юйчи полным доверия взглядом, отчего Юйчи стало неловко. – Я никогда так не говорил с мамой. И как бы ни было стыдно признавать, у меня никогда не было никого, чтобы поговорить по душам. Друзей я заводить не умею, – Имакура вздохнул. – Странно, почему говорить с тобой так легко? Я твой начальник, но абсолютно забываю об этом с тобой. Ты намного более зрелый и умный, чем я. Единственное мое превосходство над тобой – это возраст.

Юйчи неосознанно наклонился и крепко сцепил руки.

– Это не так. У тебя есть положительные стороны. Я думаю, ты очень прямолинейный и честный. Не строишь из себя кого-то, кем не являешься. Это очень хорошая черта.

Имакура покраснел. Юйчи был озадачен тем, сколько всего было в это вложено.

– Спасибо за эти слова. Могу я задать один вопрос?

Юйчи напрягся, гадая о сути вопроса.

– Если ты не против, будешь моим другом? – Они не были детьми, и обычно Юйчи смеялся над такими прямыми вопросами, но он чувствовал себя счастливым от того, что его спросили. Это значило, что Имакура не просто не испытывает к нему неприязни, но к тому же видит его в лучшем свете.

– Конечно, если ты не против такого друга.

Узкие глаза Имакуры еще больше сузились, и он расплылся в широкой улыбке, образовавшей ямочки на щеках. Юйчи впервые их заметил. Посмотрев вниз, он заметил протянутую руку Имакуры.

– За дружбу.

Юйчи почувствовал себя немного смущенным и двуличным, но осторожно, чтобы не выдать этого, пожал пухлую руку. Пальцы были мягкими и теплыми.

Имакура застенчиво улыбался.

– Ты мой первый друг. У меня есть приятели, но они не так близки. В школе я всегда завидовал ребятам с прозвищами, – Имакура был взволнован и еще гуще покраснел. – Можно называть тебя Ю-чан, если ты не против?

И губы, и глаза выдавали его робость. Все тело Юйчи горело. Он был мил. Имакура был самым милым из всех, кого он встречал в своей жизни. Ему хотелось повалить его, облизать все тело, а потом довести до оргазма, чтобы он стонал: "Ю-чан".

– Мм… Ю-чан…

Услышав свое имя вслух, он очнулся от фантазий.

– Извини, но ты делаешь мне больно.

Только сейчас он заметил, что сжал руку Имакуры до покраснения.

запись создана: 13.03.2011 в 19:42

@музыка: Shirley Bassey - Never never

@темы: ranobe, перевод, яой, Narise Konohara, NC-17

---

В тишине

Добавлена глава 14

название: В тишине

автор: Сара Пинборо
дата выпуска: 25.06.2009
Перевод: в процессе
Частей: 12-14 из 27

переводчик: я

Данный перевод не подразумевает под собой получение материальной выгоды.

Главы 1-11

Пролог - www.diary.ru/~springbud/p144895145.htm#more1
Главы 1-2 - www.diary.ru/~springbud/p147200927.htm#more2
Главы 3-7 - www.diary.ru/~springbud/p148850120.htm#more1
Главы 8-11 - www.diary.ru/~springbud/p150661589.htm#more3

Глава 12

Глава двенадцатая

Часом позже того, как капитан Джек Харкнесс оставил свою пиццу остывать на краю стола, Бен Причард и Дрю Пауэлл собирались спокойно выпить в "King's Arms". Старый паб, приютившийся на одной из боковых улочек в старинной части города, был необычно тих. Со стольким количеством людей, приехавшим на конкурс – как участников, так и зрителей – он должен был быть полнее, даже несмотря на дождь. Но здесь была лишь пара групп угрюмо выпивающих посетителей, разбросанных по углам паба так же, как сотню лет назад в портовом городке собирались в группы грабители и воры.

Бен слегка поморщил нос, пока они забирали свои Пино Гриджо[1] с длинной деревянной стойки. Паб "King's Arms" был одним из тех пабов, где еще не так давно клиенты могли топором прорубить висящий низко грязный серый дым, чтобы пробраться к столику. И хотя курение здесь запретили и определенно чувствовался свежий слой краски годичной или двухгодичной давности, Бену показалось, что вдохни он достаточно глубоко, призраки всех тех покойных Марльборо Лайт и Бенсон энд Хэджис проникнут к нему в легкие и благополучно почуют там в надежде родить какую-либо опухоль. Ну или уничтожат его голос за неделю-другую. А на конкурсе много тех, кто бы этому обрадовался.

Дует Причард и Пауэлл очень близко подошел к победе в финале в прошлом году, и с тех пор Бену казалось, что все их совместное время они только и делают, что репетируют, репетируют и репетирую, особенно в этом году, когда финал будет транслироваться по телевидению, а кто знает, к чему это может привести. Лично Дрю отчаянно хотел выиграть. А когда Дрю был счастлив, счастлив был и Бен. И это замечательно вылилось в тринадцать лет отношений.

– Пошли, – Дрю отошел от бара. – Давай сядем за столик. – Он кивнул в сторону арки над ступеньками. – И будем надеяться, у них мягкие сиденья.

Следуя за округлыми формами своего партнера, идущего по пустому пространству основного помещения паба так, словно на него давила толпа со всех сторон, Бен только и делал, что улыбался. Они были "небо и земля". Если Бен с легкостью подходил под все стандарты, Дрю был абсолютной дивой. Какой смысл просто идти, если можешь нестись? Зачем кричать, если можно вопить? И все же у Дрю было самое доброе сердце из всех, что он знал, тем более что Бен был довольно талантлив, чтобы быть востребован как сам того хотел. Возможно, с Дрю приходилось не легко, но Бен любил его. А тот любил Бена и его спокойное восприятие всего. Вот так вот просто.

Внизу в маленьком баре Дрю остановился.
– О Боже.
– В чем дело? – Дрю прикрыл собой видимость, и Бен не видел ничего за углом.
Дрю пихнул его в ребро.
– Смотри.

Дрю немного отошел, прижимаясь к стене, так что Бену удалось протиснуться рядом. Его сердце поникло. В углу нижнего бара за столом расположились Ангус Паркер, Тони Локли и небольшая компания их друзей, которых они везде с собой таскали. Судя по количеству пустых бутылок посреди столика, они были там уже довольно давно.

– Хочешь пойти в другое место? – прошептал Бен, его ноги уже поднимались вверх по лестнице. Они просто хотели выпить по одной в расслабляющей обстановке, прежде чем вернуться обратно в отель. Никто не ждал, что все так обернется.

– Слишком поздно, – прошипел Дрю. Ангус Паркер засек их, злобная усмешка нарисовалась на его худом красивом лице.
– Добрый вечер, дамы.

Вокруг стола послышалось фырканье и хихиканье, восхваляющие его остроумие. Бен выдохнул. Ему подумалось, что некоторым людям однажды может надоесть даже их собственная гомофобия. В случае с Ангусом Паркером и его постоянным приятелями это не срабатывало, и в спокойные минуты Бен был склонен думать, что этот парень с астенической фигурой как-то уж слишком сильно выступал против.

– Добрый.

Бен сверкнул нейтральной улыбкой, прежде чем пройти к столиу в дальнем углу. Он находился далеко от остальных, но других поблизости не было. Дрю остался стоять на месте, посредине маленькой комнаты. Подняв свободную руку, он уперся ею в выгнутое бедро, одна бровь поползла вверх, губы поморщились. Он с отвращением посмотрел на кучу бутылок посреди стола.

– Никаких надежд в этом году, да, парни?

Глаза Тони Локли сузились и смотрели исподлобья, Бен застонал про себя. Идея тихо выпить полностью провалилось и только по вине Дрю. Почему он не мог просто не обратить внимания на это? Почему он все время глотает наживку?

– Что ты хочешь сказать?
Дрю фыркнул.

– Алкоголь не очень хорошо влияет на голосовые связки, как вы знаете. – Он вздохнул. – Вы никогда нас не догоните нас девочек, напиваясь до одури за несколько дней до финала. – Он повернулся на каблуках и направился наконец-то к Бену. – Но я полагаю, – кинул он, даже не оглядываясь, – если у вас нет никаких надежд на выигрыш, все это не имеет значения. Ваше здоровье!

Бен смотрел на Дрю, пока тот усаживался, практически переваливаясь за края барного стула.
– Что?
– Сам знаешь, – Бен не повышал голоса. – Зачем ты конфликтуешь с ними? Мог бы ты хотя бы раз их проигнорировать?
Дрю пожал плечами, глаза широко распахнуты, взгляд – сама невинность.
– Уступать не в моем характере, вот и все.

– Просто я хочу, чтобы ты иногда брал во внимание и мой характер. Я хотел лишь спокойно выпить, а ты сделал это невозможным. – Бен чувствовал дырявящий их гневный взгляд певцов и понимал, что спор не окончен.

Не любящий нотаций Дрю изогнул бровь.
– Они первые начали.

– Тебе не стоило подыгрывать. – Темные глаза Бена сверкали раздражением из-за их разговора в духе "отцов и детей", он дивлялся, почему его это вообще беспокоит. Такой бессмысленный спор. Дрю был неспособен пройти мимо таких, как Локли и Паркер. Особенно мимо этих двух. Они сцеплялись все три года проведения конкурса. Если бы Дрю только понимал, что тот факт, что они каждый год обходили тех двоих, был достаточен, чтобы посадить их на место. Ему бы не пришлось вступать в словесную схватку с ними. И опять же уже было слишком поздно.

Дрю отпил от своего вина и откинулся на спинку.
– Они смотрят на нас? – спросил он. – Я чувствую, как они уставились.

– Естественно они смотрят на нас. А чего ты ждал? Но теперь, пожалуйста, просто игнорируй их. – Бен отпил от идеально охлажденного Пино Гринджо, но не получил ни малейшего удовольствия. Он хотел поскорее допить свой напиток и увести их обоих, пока не настала неразбериха. Драки как таковой не было бы, его не это беспокоило, но после тринадцати лет с Дрю он знал, что тот может всю ночь сыпать на рану соль едкими комментариями, и Дрю был не из тех, кто комментирует тихо.

– Мы молодые можем с этим справиться, – отозвался Локли. – Думаю, в вашем возрасте об этом нужно больше беспокоиться. – Он замолк на минуту. – Особенно с таким-то весом.

Бен увидел, как Дрю дернулся, челюсть сжалась, а пальцы до побеления сжали бокал с вином. Если и был способ задеть Дрю, так это было упоминание об его весе. Нельзя было отрицать, что за последние годы, после исполнения тридцати лет, он набрал килограммов. Он сваливал все на проблемы с щитовидкой, но Бен знал, что виноват был тандем любви к пирожным с кремом и неприязни к спортзалу. Бен не протестовал и понимал, что если это начнет сильно волновать Дрю, тот что-нибудь предпримет.

– Ага, – подключился Ангус Паркер. – Бен должен хорошенько постараться, чтобы тянуть тебя в вашем пении. Через порог ему тебя ни за что не перенести.

Это вызвало гиканье сидящей рядом компании: мужчины лет сорока, который и сам был не так уж худ, костлявой блондинки, явно запавшей на красивого Ангуса, брюнетки, которая показалась Бену не настолько взрослой, чтобы находиться в пабе, а ее угревая сыпь, которую она, как наивно полагала, удачно скрыла под слишком темным макияжем, не убедила его в обратном и взрослый мужчина, которого Бен знал, как дядю Ангуса Паркера – некто вроде технического персонала. Это заставило Бена улыбаться. Ангус и Тони хотели, чтобы к ним относились, как к поп-звездам, но пели классику. Он еще никогда не видел менее уверенных в себе людей, но они явно не хотели слышать этого от 35-летнего счастливого гомосексуала.

Последнее высказывание о весе и пении оказалось для Дрю невыносимым. Он медленно поворачивался на стуле, пока не оказался лицом к лицус оппонентами.

– Ну и какое место вы намерен занять в этом году? В первой пятерке? – он иронически ухмыльнулся. – Позвольте напомнить, что дует Причард и Пауэлл в прошлом году был вторым, вы наверняка знаете, что несколько букмекеров считали нас в числе фаворитов на победу. Некоторые из нас по-настоящему соревнуются, а не играют в соревнование. – Он выдержал театральную паузу. – Кто знает, может, после этого конкурса мы перейдет в профессионалы. В то время как у вас вряд ли даже произношение профессиональное.

Смех в комнате прервался, и Бен увидел злость, вспыхнувшую во взглядах молодых парней. Дрю по временам мог быть чертовски внушительным, и сейчас был именно такой момент.

– Мы люди из рабочего класса и гордимся этим, – проговорил дядя Ангуса Паркера через бокал пива. Бен никогда не подходил близко, чтобы проверить, но не удивился бы обнаружив татуировки "любовь" и "ненависть" на костяшках пальцев мужчины. Он выглядел как человек, проживший интересную жизнь.

– Извините, – встрял Бен, – он не имел в виду ничего такого.
Дрю повернулся, шея вытянута, подбородок приподнят – недовольство очевидно.
– Лучше я буду нормальным парнем из рабочего класса, чем педиком из среднего, – оскалился Ангус.

Не говоря Бену ни слова, Дрю вновь обратил свое внимание на небольшую группу в другом конце комнаты. Полный рот растянулся в улыбке.

– Педик из среднего класса, который даст тебе сто вперед на сцене, – улыбка переросла в оскал. – И я думаю, милый, – промурлыкал он, – чтобы быть нормальным парнем, требуется чуть больше, чем просто быть обыденностью, – он моргнул. – А насколько я слышал, это не самая сильная твоя сторона.

Бен влил в себя почти половину бокала, его взгляд помутнел, словно вуаль загородила его от остальных людей в пабе. Горло сдавило, а челюсть сжалась. Ему было необходимо расслабиться. Иначе он бы ужасно пел. И если для Дрю этот спор будет полностью забыт утром, его негодование задержится. Он просто иначе смотрел на вещи. Дрю мог накричать на человека, а через минуту смеяться сквозь слезы, плохое настроение Дрю приходило и уходило как короткий летний дождь. Бен был иным. Он зацикливался. И если у него не получалось отмахнуться от плохого, легкие и диафрагма сужались, теряя силу. Если так произойдет в этом году, Дрю действительно будет о чем пожалеть. И даже после всех этих совместных лет Дрю не до конца понимал, насколько Бен отличается от него. Дрю думал, что глубоко в себе все люди были такие же, как он, исключая разве что Ангуса Паркера и Тони Локли.

Локли толкнул Паркера локтем.
– Ты видел по новостям об убитых певцах? – спросил нарочито громко.

– Может, показать убийце, кем бы он ни был, на Толстячка? – его смех напоминал свинячий визг: животный и неприятный. – Уберем с дороги.

– Спорю, весь конкурс будет внести свою лепту, – прозвучал голос блондинки. – Я послушала его всего пять минут, и он вынес мне мозг.

И Паркер, и Локли рассмеялись, а Бен устало подумал, с которым из них она будет иметь удовольствие перепихнуться этой ночью и вспомнит ли об этом утром. Неожиданно все помещение стало в его глазах бесцветным и убогим. Он допил вино.

– Ты позволишь им так со мной говорить? – Дрю уставился на него с дрожащим подбородком.
– Они пьяны. Не бери в голову. – Бен поднялся. – Я ухожу.
– Что значит ты уходишь? Я еще не допил.

– Ну, а я допил, – он сдержал вскипающую злобу, напряженно сжимая мускулы челюсти. – Мне это не нужно, Дрю. Ты растрачиваешь себя на мелочи с этим "пустым местом", и я надеюсь, это делает тебя счастливее. А я? Я собираюсь глотнуть свежего воздуха.

Не дожидаясь ответа, Бен прошел к арке и поднялся в основной бар, игнорируя преследующие его выкрики "Хватай ее!". Он не злился на Паркера и Локли. Они были тем, чем были. Он злился на Дрю за вечное желание всегда быть победителем.

Ему не нужно было оборачиваться, чтобы знать, что Дрю идет за ним, но только когда он покинул паб и отдалился, идя по узкой мощенной улочке в неизвестном направлении, Дрю наконец-то окликнул его.

Он обернулся и посмотрел на полного мужчину, беспомощного переминающегося с ноги на ногу в дверях паба.
– Что?

Несколько метров между ними казались слишком длинными, чтобы пересечь их, и Дрю, должно быть, почувствовал это, так как поколебался стоит ли подходить.

– Мне жаль. Честно. Я идиот, – руки у него дрожали, когда он говорил. – Мне жаль, – он повторил мягче, словно только сейчас понял, насколько Бен был раздражен.

– Тебе всегда жаль. Но это не останавливает тебя от следующего раза.
– Давай сходим выпить в другое место. Я буду идеальным, обещаю.

Бен смотрел на землю, а не на Дрю. Взгляни он в щенячьи глазки своего партнера, начал бы чувствовать себя виноватым, что разозлился и это бы еще больше его взбесило. Он вздохнул. Он просто хотел побыть один полтора часика.

– Возвращайся в отель, – наконец произнес он. – Встретимся там через час или около того, – отвернувшись, он зашагал прочь.

– Бен!

Не оборачиваясь, Бен поднял руку и несмело махнул на прощание, а потом засунул руки глубоко в карманы и слегка стиснул, чтобы согреть их. Наконец дождь перешел в легкую морось, щекочущую кожу. Он распрямился немного, наслаждаясь свежим воздухом, заполняющим легкие, упражнения помогали отогнать напряжение, сдавившее внутренности.

Неожиданно узкая дорога переходила в современный бульвар с четкими сблокированными домами 1930-х годов по одну сторону, и просторным парком по другую. В свете уличных фонарей с жилой части улицы вблизи от траура он увидел детскую площадку. Улыбаясь, он пошел вдоль зеленого железного забора ко входу и ступил внутрь. Минуту он внимательно всматривался в сторону качелей. Качели выделялись серой тенью во тьме, слегка раскачиваясь вперед-назад на ветру, цепи скрипели, как старые суставы. Вокруг была полная тишина. Никого поблизости, ни пьяниц, ни наркоманов, ожидающих несчастных прохожих, чтобы пристать или избить.

Он был один.

Земля под ним не издавала ни звука, он подошел к качелям и сел в серединку, оставляя крайние сиденья пустыми для призраков играющих здесь детей. Цепи сдавливали бедра, но он не возражал. Его колени немного согнулись, затем он оттолкнулся от земли и задрал ноги, чтобы не мешать качелям выполнять то, для чего они были предназначены.

Раскачиваясь вперед и назад, он всматривался в чернильную темноту парка. Медленные движения помогали расслабить напряжение в плечах. Он закрыл глаза и позволил сырому воздуху заполнять и покидать его легкие. Каждый вдох длился длиннее предыдущего. Где-то вдалеке гукнула сова, в темноте хрустнула ветка.

Когда легкие полностью расслабились, Бен запел.

1. сорт винограда и изготовляемая из него во Франции обширная группа шампанских и десертных вин; обычно имеют золотистый цвет, могут быть как сухими и легкими так и очень сладкими.

Глава 13

Глава тринадцатая

Гвен лежала в скомканном беспорядке своей постели – ноги тонули в теплых простынях, которые только что покинул Рис – и улыбалась во сне. Ее ноги были сжаты, словно продолжаz обнимать мужа. Она была по-настоящему везучей девушкой. Она даже поверить не могла, что ей потребовалось так много времени, чтобы понять это.

Чашка кофе рядом с ней остывала, и она слышала, как в ванной, чистя зубы, чудовищно напевает Рис. Гвен хихикнула. Она даже не различала мотив из-за шума воды и действий с зубной щеткой, но это не маскировало того факта, что Рису на ухо наступил огромнейший медведь. Беспокоиться о том, что его навестит и вскроет пришелец из-за голосовых связок, точно не приходилось.

Так легкомысленно подумав об этом, она нахмурилась. Она не хотела думать о вчерашних смертях. Было всего семь утра. До появления в Хабе был еще час. Еще один час относительной нормальности.

– Эй! – Рис прервал свои далекие от мелодичности рулады, позвав ее сквозь открытую дверь ванной, открывая воду из душа на полный ход. – Говорят, нас ждут ограничения. Как насчет того, чтобы сэкономить на воде тем, что запрыгнешь ко мне сюда?

Гвен засмеялась, отталкивая одеяло. Их вчерашнее свидание вышло просто замечательным, даже после всего, через что она прошла. Еда оказалась восхитительной, да и продолжение вечера тоже было выше всяких похвал. Несмотря на трудности, с которые возникли, когда она только устроилась в Торчвуд, после свадьбы они редко спорили. Может, это отчасти было связано со смертью Оуэна и Тош и пережитым страхом, что она потеряла самого Риса. Она бы не рискнула пережить всю эту боль снова. Ведь она до сих пор ощущала привкус вины, когда вспоминала о том, как предала Риса, изменив с Оуэном. Это было сумасшествием, она бы хотела, чтобы этого никогда не случалось, но теперь все было в прошлом. Ей следовало позволить этому уйти вместе с Оуэном.

– Уже иду.

Присев, она отпила кофе, потом откинула одеяло и поднялась. Потянувшись и почувствовав себя, кошкой, получившей сметану, Гвен подумала, что бывают способы начать день и похуже. Она сделала четыре шага в направлении ванной, когда раздалась трель мобильного, и метафорическая сметана тут же испарилась. В такое время утрп ей могли звонить только по работе. Честно говоря, с того момента, как она поступила в Торчуд, ей казалось, что ее мобильник звонит, только чтобы Рис уточнил, когда же она вернется домой, или чтобы Джек, Янто, Тош или Оуэн спросили, когда она притащит свой зад в Хаб. И теперь она колебалась пятьдесят на пятьдесят Джек это был или Янто.

– Подожди. Телефон звонит! – крикнула она, надеясь, что муж услышит ее через шум воды и собственное скверное пение и двинулась обратно к кровати, чтобы ответить.

На дисплее высветилось имя Янто. – Что случилось? – она инстинктивно знала ответ, еще даже до того как вопрос слетел с губ. Пришелец убил ночью еще одну жертву. Будь оно проклято. Живот скрутило, и воспоминание о чудесном вечере с Рисом было навсегда омрачено. Она должна была работать. Все должны были.

– Посмотри новости. И езжай в Хаб. Быстро.

– Выхожу.

Они повесили трубки резко, без всякой вежливости, принятой в обществе. Думая о том, что о душе можно забыть, Гвен включила телевизор и отыскала новостной канал. Было 7.15 утра. Шли начальные титры.

– Мария Бруно, покинувшая родной Уэльс в 17 лет, вернулась в Кардифф для участия в финале городского ежегодного Конкурса оперных певцов-любителей в составе судейского корпуса. На пике своей славы в 90-ые годы Бруно считалась одним из величайших сопрано в мире, регулярно исполняя партии с покойным Лучано Паваротти.

Влезая в свою футболку, Гвен смотрела на идеально причесанную телеведущую. Почему она сразу не переходит к делу?

– Ее неожиданная смерть стала большой потерей для родных и всех, кто ее знал. Она сильно скажется на мировом оперном искусстве, в которую Бруно привносила столько радости. Мы надеемся в скором времени переговорить с одним из ее коллег-судей, а прямо сейчас мы передаем прямую трансляцию из отеля Св.Давида в Кардиффе, где на месте событий находится Джуди Гловер.

Ведущая покрутилась на стуле, чтобы повернуться лицом к экрану позади себя со знакомыми видами Мэрмейд Куэй и молодой женщиной, отчаянно старающейся игнорировать бьющие по лицу капли дождя и серьезно смотрящей в камеру.

– Итак, Джуди, – продолжила ведущая из сухой теплоты студии. – Можешь ли ты пролить какой-нибудь свет на события вокруг смерти Марии Бруно?

Натягивающая джинсы Гвен замерла. Это было важно.

Рис показался из ванной с полотенцем вокруг бедер.

– Я думал, ты присоединишься…

Не смотря в его сторону, Гвен подняла руку, призывая к тишине. Ей нужно было услышать. Кроватные пружины скрипнули, когда он присел около нее.

– Да, я могу. – Репортер выглядела хмурой. – Полиция готовится сделать заявление, однако источник внутри отеля сообщил нам, что Мария Бруно поднялась в свой сюит примерно в 9 вечера. Около половины десятого ей принесли фруктовый салат. Ее муж и менеджер Мартин Мелой, снимающий соседний сюит на этаже, задержался в баре приблизительно до половины двенадцатого, прежде чем подняться к себе. Миссис Бруно была "жаворонком", и обычно ее завтрак доставлялся мистеру Мелою, который будил ее, принося завтрак. – Репортер остановилась. – Следуя этой традиции, он и обнаружил тело.

– Есть ли какие-нибудь детали, свидетельствующие, что могло послужить причиной смерти?

С носком в одной руке Гвен не отрывала глаз от экрана.

– Как вы можете видеть по количеству машин и фургонов позади меня, сегодня в этом пятизвездочном отеле собралось много полицейских. Хотя полиция еще не сделала заявлений, источник в отеле, увидевший тело Марии Бруно до приезда, сообщил, что ее смерть могла наступить насильственным путем, и возможно тело было вспорото. Еще раз повторяю, что это неподтвержденные данные. Однако судя по количеству полицейских и судебных фургонов, могу предположить, что смерть вряд ли произошла по случайным или естественным причинам.

– Бог мой, – сердце Гвен опало. Вспорото. Слишком большое совпадение, если это не их пришелец.

– Хочешь сказать, это связано с твоей работой? – глаза рядом сидящего Риса были широко раскрыты. – Твою-то мать, Гвен, она ведь звезда.

Гвен пожала плечами.

– У нас у всех кровь в жилах, Рис. Все мы смертны.

– В отличие, возможно, от того, что ее убило, хм? – голос Риса был мягок, и Гвен не ответила. В ответе не было нужды.

Телеведущая на экране коснулась переговорного устройства.

– Джуди, на этом я вынуждена попрощаться с тобой. Нам только что сообщили, что в парке на Энджел-стрит в Кардиффе найдено тело мужчины. По непроверенным данным тело было найдено утром выгуливающим собаку мужчиной у качелей на детской площадке. – Гвен увидела, как женщина заметно вздрогнула. – Полиция оцепила парк и оценивает случившееся, как смерть при подозрительных обстоятельствах. Ранние сообщения доказывают, что мужчина был вспорот с особой жестокостью.

Повтор этого слова заставил замолкнуть даже "закаленную" журналистку, а Гвен вырубила телевизор. Она достаточно наслушалась. Натянув носки, она потянулась за обувью.

– Я так понимаю, ты сегодня работаешь допоздна? – Рис прислонился к стене. Она одарила его горькой улыбкой.

– Типа того.

Возникла минута молчания, в которой промелькнули тысячи не высказанных ими вещей, услышанных и понятых.

Уже с надетой обувью Гвен потянулась и поцеловала его.

– Люблю тебя, Рис Уильямс.

– И я тебя люблю, Гвен Купер. И ты, черт возьми, будь осторожна.

На ее лице растянулась улыбка.

– Я всегда осторожна. – Это было неправдой, и она знала, что он не верит в это, но все же всегда рад слышать.

Секундой позже дверь захлопнулась, и Гвен Купер вновь полностью принадлежала Торчвуду.

Глава 14 НОВАЯ

Глава четырнадцатая

Переступив порог лифта, спустившего ее в Хаб, Гвен первым делом услышала звонок телефона. Учитывая, как мало народу знало о существовании, сегодняшний день не предвещал ничего хорошего.

Не останавливаясь, чтобы ответить, она обнаружила Янто в дверях офиса Джека. Как и всегда будучи расстроенным вмешательством извне, их босс медленно мерил шаги позади своего стола. С того места, где стояла Гвен, не было похоже, что Джеку особо удается вставить хотя бы слово. Она читала по его губам:

– Да, я понимаю. Да, сэр, делаем все, что можем…

– Дело дрянь, – пробормотала она.

– Первый министр Уэльса[1] определенно был большим фанатом, – Янто не сказал чьим. Ответ был очевиден. Явно не неопознанного мужчины в парке. – Как и несколько высокопоставленных членов ЮНИТа. Нам звонили и из Манхеттена, и из Женевы. Они хотят знать, насколько мы способны разобраться с проблемой. Такое ощущение, что всем нужны ответы и незамедлительно.

– Что с другим телом?

– То же самое. Люди Катлера оцепили место происшествия. Одежда и кожа сплавлены при рассечении. И точно как у Марии Бруно и других, голосовые связки пропали.

Гвен пожевала щеку.

– Но никто бы не стал поднимать такую бучу из-за него или тех троих бедолаг, разве нет? Что за черт?

Янто пожал плечами.

– Так устроен мир.

– Да, возможно, но это не значит, что мне должно нравиться. Я хочу найти этого чертового пришельца из-за всех них. – Гвен пыталась успокоиться, кусая губы. Огрызнувшись на Янто, она нехотя признала, что эмоционально вовлечена в дело и уже не может успокоиться, ей не хотелось, чтобы Джек или Янто заметили, как сильно ее это волнует.

– Мы все хотим, Гвен, – Янто искоса посмотрел на нее. – Ты думаешь, Джек заволновался только из-за звезды? Что для него одна жертва значимее другой?

Гвен молчала. Янто был прав. Она не могла винить его за поведение всего остального мира. Если кто и был лишен мелочности, так это капитан Джек Харкнесс. Он слишком многое видел. Он был настолько иным. Джек был – и она не могла сдержать пробежавших по спине мурашек – Джек был особенным.

По другую сторону стекла предмет их обсуждения опустил трубку и распахнул настежь дверь.

– Выключите эти телефоны. Сейчас же. – Прошагав мимо Гвен и Янто, Джек запустил руки в волосы. – Боже, я даже собственные мысли не слышу. Если мне еще хоть раз придется сказать сегодня "да, сэр" или "нет, сэр", клянусь небесами, я застрелюсь.

Гвен взглянула на офис Джека и на лежащий на столе старый револьвер времен второй мировой войны.

– Думаешь, добавление к своим проблемам еще и головной боли поможет нам разобраться со всех этой неразберихой?

Джек уставился на нее.

– И когда смеяться?

Ее улыбка стерлась. Гвен видела, что он устал, а терпение на исходе. Пока она была дома с Рисом, он работал.

– Извини.

Он отмахнулся от извинений Гвен.

– Ты не виновата. Просто слишком много бюрократии для этого времени утра, – он глубоко вдохнул и положил руки на бедра.

Позади них Янто опустил рычаг, и трель телефонов внезапно прервалась. В Хабе повисла благодатная тишина.

Наконец-то Джек улыбнулся.

– Спасибо.

Он прислонился к рабочей станции и протяжно выдохнул, его плечи, слегка расслабляясь, опали.

– Ты работал всю ночь? – спросила Гвен. Янто, стоящий у кофе-машины включил воду на кипячение.

– Говоря словами великого Лайонела Ричи, мне в самом деле пришлось работать ночь напролет[2], – Джек поднял глаза. – Но оно того стоило.

И Янто, и Гвен уставились на него.

– Сейчас не время для театральных пауз, – наконец сказала Гвен. Ее сердце бешено билось. – Что ты нашел?

– Думаю, я понял, что из себя представляет наш пришелец. Ну, или по крайней мере, откуда он появился.

Гвен посмотрела на Янто и увидела в нем отражение своего собственного возбуждения. Пятеро человек погибли, и они были не в состоянии что-нибудь сделать. И вот у них была зацепка, чтобы хотя бы начать решать проблему.

Джек прислонился к широкому компьютерному экрану позади монитора Рифта.

– Идите взгляните.

Янто и Гвен встали по разные стороны от Джека, и Гвен стало интересно почувствовал ли Янто тот же короткий электрический всплеск от прикосновения к руке Джека, который пробежал по ней. Возможно. И возможно, намного сильнее. Как бы там ни было, их отношения были более интимными. На секунду ее мозг отвлекся на мысль, посещавшую не первый раз, насколько сильно отличаются прикосновения Джека к ней от прикосновений к Янто. К ее лицу прилила кровь и, нахмурившись, она заставила себя сфокусироваться на экране. Сейчас действительно было не время для подобных фантазий.

– На что мы смотрим? – спросила она.

Под обозначающими координаты линиями громоздились воронки цветных газов и темные пятна различных форм, которые Гвен могла принять только за планеты. Единично тут и там попадались светлые сферы. Солнца.

– Разве не удивительно? – в голос Джека пробрались нотки детского энтузиазма и заинтересованности, которые Гвен так редко слышала в последние месяцы. Это заставило ее сердце наполниться теплом. Ее собственное солнце. Она посмотрела на красивого мужчину, и он на миг оторвался от экрана, улыбаясь ей. Возможно, он был их солнцем, подумалось ей. И как планеты притягиваются гравитацией, они, раз притянувшись к его орбите, не могли по-настоящему сбежать. Не считая реткон и смерть. Оба варианта не означали ничего хорошего.

– Значит, одна из этих планет обитаема? – спросил Янто. – Которая?

Джек рассмеялся.

– Да ну тебя, Янто, после стольких лет в Торчвуде это все на что хватило твоего воображения? – он покачал головой. – На этом экране тысячи планет, и сотни из них обитаемы, – он улыбнулся. – А визит на некоторые обещает неплохое веселье, – он ткнул локтем молодого мужчину рядом с собой. – Тебе бы понравилось. Красивые мальчики, красивые девушки… – он замолк и повел плечами. – Ну ладно, рядом достаточно мальчиков и девочек. Как минимум гуманоидов.

– Мы отклонились от темы? – Гвен сложила руки на груди.

– Просто предлагаю вам полный тур, – глаза Джека сузились. – Смотрите, – он показал на верхний левый угол плоского экрана. В этом уголке было темнее, звезды разбросаны менее часто и блестели слабее, словно отстаивая свое право на свечение в борьбе с поглощающей их темнотой. Гвен с трудом различила затененное темное пятно.

– Это планеты? – указывая, спросила она.

– Хах-хм, – кивнул Джек. – И думаю, наш пришелец прибыл вот с этой.

Он указал на пятно темноты, которое было так приближено к краю экрана, что почти выпадало за него.

– Не очень-то похоже на планету, – вставил Янто. – Похоже на газовый шар.

Гвен не могла понять, откуда Янто знает об этом. Для нее космос был обычным космосом. Только когда он имел отношение к Земле, она обращала на него внимание.

Джек выпрямился.

– Потому что планета сама по себе крошечная, но окутана в черную атмосферу. Не уверен, что это газ. Но чем бы это ни было, в нем живут жители планеты. Они большую часть времени проводят там в невидимости, лишенные какой-либо особой формы, чтобы описать ее, каждый – просто темная тень, потерянная в коконе "ничего", окутывающей твердую землю. – Его голос был мягок и серьезен. – Они предпочитают оставаться бесформенными, принимая гуманоидную форму только для спаривания. Прошло тысячи лет, прежде чем во вселенной узнали, что там теплится жизнь.

Янто посмотрел на Джека.

– Что ж, мы искали что-то, что может менять форму и пробираться сквозь маленькие отверстия. Думаю, если пришелец будет сохранять свое бесформенное состояние, он подойдет под критерии. Это может объяснить и эффект неожиданности. Если оно не принимает свою твердую форму до последнего момента, у жертвы нет времени позвать на помощь.

– Именно, – согласился Джек.

– Значит, они не дружественны, на этой планете? – уточнила Гвен. – Хотя, думаю, это можно сказать уже по манере вскрывать людей из-за голосовых связок.

Джек покачал головой.

– Нет, они не дружелюбны, но и невраждебны тоже.

– То есть?

– Она известна как Тихая планета. У нее нет других названий, так как населяющие ее существа не контактируют с окружающей вселенной. Они не называют себя. Поэтому и планету не назвали. – Он вздохнул. – Что-то типа заброшенного места. Я удивлен, что в моей базе данных она есть. Наверно, я обстоятельно подошел к делу в тот день.

– У них нет имен? – Гвен посмотрела на него. – Как тогда он идентифицируют друг друга? По запаху?

Джек нахмурился и поглубже засунул руки в карманы.

– Они не идентифицируют друг друга. В том-то и дело. Место называют Тихой планетой потому что там нет коммуникации. Они живут, полностью замкнувшись сами на себя, от рождения. Никаких разговоров, прикосновений. Ничего. Мысль разделить свое существование с кем-то еще отвратительна для них. – Его хмурость усугубилась. – Это то, что показывают отдаленные исследования. То есть, невозможно просто попасть туда и спросить их самих. И даже если было можно, то у нет языка, чтобы ответить, я верю на слово исследователей.

– Они никогда ни с кем не общаются? – на секунду Гвен постаралась представить, каково это. Максимум, что она смогла представить сцены из просмотренного фильма о глухонемой, слепой девочке, которая постепенно училась читать по Брайлю и писать. Но даже она могла прикасаться. Она знала других людей. – Одиноко же им должно быть.

– Думаю, нам это кажется так. Но таков их образ жизнь. Так что для них это абсолютно естественно. Наш мир должен быть для них кошмаром.

Кофе-машина забулькала, выливая остатки кипящей воды через фильтр в чайничек. Янто все еще смотрел на экран, словно увиденное каким-то образом отодвинуло все остальное на второй план, так что Гвен, неожиданно начавшая слышать каждый шум, пошла разливать кофе. Послышался мягкий топот ее ног по плиточному полу, звук разливающегося молока, а затем металлический звон ложки о керамику. Это были звуки, которые она почти не замечала – просто часть жизни. Она пыталась представить тишину – отсутствие звука. И не могла. Сдув волосы с лица, она подняла кружки и пошла назад. Янто все еще выглядел озадаченным.

– И что случилось? Если наш мир может оказаться для него таким кошмарнымм, и я могу представить насколько, как тогда один из них выживает здесь?

Джек пожал плечами.

– Что мы знаем о Рифте? Он приносит сюда вещи, которые не принадлежат Земле. И иногда забирает людей туда, куда они не принадлежат. – Он отпил от кофе. – Возможно, Рифт открылся на Тихой планете или где-то поблизости и притащил кого-то через себя.

– Все равно бессмысленно. – Бровь Гвен вытянулась. – Представь, что тебя неожиданно забрали с той планеты и перетащили туда, где все связано со звуком и коммуникацией. Телевидение, радио, постоянный шум трафика, мобильные телефоны… – она вытянула руку, словно дотягиваясь до чего-то. Даже в этом движении заключалась коммуникация. – Это любое создание доведет до безумия.

– Возможно, оно безумно, – вставил Янто. – Может, поэтому оно убивает людей.

Гвен покачала головой.

– Нет, эти убийства продуманны. Если бы существо было безумным, оно бы просто таскалось по улицам Кардиффа, вскрывая каждого встречного. Пришелец выбирает специфических жертв.

– Певцов.

– Хороших певцов, – добавил Джек. Он посмотрел на Гвен. – Думаю, ты права. Я не считаю, что этот пришелец безумный. То, что он творит, возможно, сумасшествие, но не его сущность. Черт, я даже не думаю, что он осознает суть своих действий.

– Что если, не Рифт его выкинул. Что если, он пришел, потому что сам хотел, – глаза Янто вернулись к темному углу экрана, к далекому, далекому – невероятно далекому месту.

– Это вероятность, – сказал Джек. – Но такая, которую мы никогда не сможет подтвердить, даже если сумеем поймать пришельца.

Гвен подняла глаза.

– А план, как это сделать, у нас есть?

– Ах… – выдохнул Джек и посмотрел на застывшую в ожидании команду. – Знание, что он такое, не поможет нам найти его. Всплески активности Рифта становятся сильнее сразу до нападения, что заставляет меня полагать, что существо каким-то образом прячется в самом Рифте, выходя только убивать.

Гвен посмотрела на Джека, потом взглянула на Янто, чье лицо выглядело таким же опешившим, как ее собственное.

– Прячется внутри Рифта? А это вообще возможно?

Джек перехватил ее взгляд

– Ты так же, как я знаешь, что с Рифтом все возможно.

– То есть, мы вернулись к той же точке, в которой находились вчера.

– Нет. Мы знаем, что можем поймать его. Портативная тюрьма удержит его, как минимум на час.

– А потом? Что мы с ним будем делать? – Гвен смотрела поверх чашек с кофе. – Споем колыбельную и отправим назад через Рифт.

– Давай начнем волноваться об этом, когда поймаем его.

– Что возвращает нас к главному вопросу – Янто, наконец, оторвался от экрана, посмотрев на Джека. – Как мы это сделаем?

На лице Джека расцвела ослепительная улыбка.

– Мы устроим ловушку. – Звонок мобильного раздался из кармана брюк Джека, и он застонал. – Отлично. – Отойдя от рабочей станции, он схватил чашку с кофе и двинулся в свой офис. – Гвен свяжись с Катлером и введи в курс дела. Если мы будет ставить ловушку, я хочу, чтобы он был в курсе.

– Ты уверен?

– Да, – он остановился в дверях офиса и посмотрел назад. – Я прочитал файлы о нем. И думаю, возможно, Торчвуд ему задолжал. – Его телефон просто отказывался замолчать. – Янто, собери все материалы с мест преступлений и посмотри есть ли что-нибудь полезное для нас. Любое полезное. Давайте больше не отдадим ни одного человека этой штуке.

Закрыв дверь, он наконец-то раскрыл телефон. Гвен вздохнула и взялась за свой телефон, чтобы выяснить, где был Катлер. С его заспанными глазами, совсем как у Джека, подумалось ей.

1. законодательная власть Уэльса, источником которой является монарх, находится в руках британского парламента, а часть её передана находящейся в Кардиффе Национальной ассамблее Уэльса. Партия, получившая большинство в Ассамблее, избирает первого министра, который становится главой Правительства Ассамблеи, органа исполнительной власти.

2. скорее всего имеется в виду песня "All night long"

запись создана: 27.03.2011 в 15:17

@музыка: Demi Lovato - Every time you lie

@темы: перевод, торчвуд

---

Я бредил этой идеей

Сначала немного позитива:

Несбыточная мечта

 

И да, я бредил идеей этой гифки. Не вынесла душа шиппера и я сделал ее:

знаю, что коряво, но опыт первый

---

В тишине Update

Добавлена глава 11

название: В тишине
автор: Сара Пинборо
дата выпуска: 25.06.2009
Перевод: в процессе
Частей: 8-11 из 27

переводчик: я

Данный перевод не подразумевает под собой получение материальной выгоды.

Главы 1-7

Пролог - www.diary.ru/~springbud/p144895145.htm#more1
Главы 1-2 - www.diary.ru/~springbud/p147200927.htm#more2
Главы 3-7 - www.diary.ru/~springbud/p148850120.htm#more1

Глава 8

Глава восемь

Проведя целый день в Хабе и пытаясь разобраться в данных Рифта, Янто не имел бы понятия идет снаружи дождь, снег, накрыло ли Кардифф тепловым ударом, если бы не влажные волос Гвен. Он начал чувствовать себя, как запертые под землей вивлы. Захватив кофе, он присоединился к Джеку и Гвен в конференц-зале. Может быть, и не совсем как вивлы. По крайней мере, они выбирались по ночам и буйствовали. Он был скорее кротом. Да, анализ данных был важен, но получалось так, что ему позволяли выбираться наружу только за пиццей.

– Ладно, посмотрим, что имеем, – стоя во главе стола, Джек раскладывал на нем фотографии трупов.

Янто сел на привычное место, замечая, как Гвен делает то же самое, немедленно желая нарушить эту привычку. Пустые стулья между ними пульсировали, и Янто был уверен, что как бы громко они втроем ни говорили, ушедшие голоса, которые должны были исходить из стульев, будут слышны громче даже при своем отсутствии. Отпивая от кофе и позволяя ему обжечь горло, он сфокусировался на Джеке.

– Три человека умерло на этом пространстве за какие-то 12 часов. – Пока Джек говорил, на экране позади него вырисовывалась карта Кардиффа. На ней появились три красные точки. – Как вы видите, ни один не был особенно близко к другому, но перед каждой смертью наблюдались всплески активности Рифта, так что мы знаем, что наверняка имеем дело с чем-то инопланетным.

Янто на минуту взглянул на фотографии.

– Кто третья жертва?

– Карин Петерс. – Гвен отбросила влажные волосы назад и собрала пучком. – Она умерла в одиннадцать этим утром на работе в офисе страховой компании Купера Дрейка.

– На работе? Значит, есть надежные свидетели?

Гвен мотнула головой, и в разговор вклинился Джек.

– Как и двое предыдущих, мисс Петерс была певцом-любителем. Она была в туалете одна, репетировала, когда была убита.

– В комнатах с кафелем хорошая акустика, – пробормотал Янто, рассматривая фотографию женщины, которую сделали, когда она была еще жива и все ее внутренности еще были там, где им и полагается быть. Он дал Карин Петерс лет тридцать пять и решил, что она была бы привлекательной, если бы не этот угрюмый блеск в глазах и тонкая улыбка. Он сомневался, говорит ли это фото о чем-либо, может, она была по-своему популярна среди работников офиса Купера Дрейка. Иногда лица говорят гораздо больше, чем когда-либо смогут сказать слова.

– Акустика, безусловно, сыграла роль, когда она начала кричать. Звук наверняка сразу же просочился в систему вентиляции. Мужчина, нашедший труп, говорит, что прошло минуты три с того момента, как он услышал ее крик и добрался до ванной. – Джек изогнул бровь. – Услышав крики, он ворвался, не постучав.

– Значит, чем бы это ни было, оно очень быстро делает свое дело. – Гвен откинулась на стуле.

– Три минуты, чтобы вскрыть кого-то и забрать голосовые связки. Это кропотливее, чем вырезать печень или другой видимый орган.

Джек улыбнулся.

– Звучит так, словно кто-то заказывает перекус по анатомическому меню.

– Ха, чертово, ха.

– И как оно вошло? – Янто казалось, что он собирает все по крупицам. Получать информацию из вторых рук не давало того же эффекта, как самому быть на месте. – Как миновало охрану? Это значит, что оно может превращаться в человека. – Он посмотрел с Гвен на Джека и обратно на Гвен. Если это так, то у них большие проблемы.

– Нет, – Джек покачал головой. – Маленькое окно в наружной стене сломано. Оно пробралось оттуда.

– Окно ванной в мотеле тоже было разбито, – добавила Гвен. – Это был единственный путь, по которому пришелец мог добраться до Барри Льюэлина в обход его жены. – Она взглянула на Джека.

Янто нахмурился. Откуда у него ощущение будто он что-то упустил?

– Оно пришло через витражное окно в церкви. Значит, оно приходит через стеклянные окна вместо дверей. – Он передернул плечами. – У пришельцев бывают странные привычки. – В его памяти пронеслись события последних лет. – Более чем странные.

Джек мотнул головой, но заговорила Гвен.

– Окно церкви было огромным, но окна в мотеле и офисе Купера Дрейка маленькими. Через них могло пробраться только нечто размером в ребенка.

– То есть, мы ищем маленьких пришельцев, которые хороши в карабканье наверх?

Джек кивнул.

– Или что-то, что может по желанию менять свою форму или молекулярную структуру. Что, возможно, объяснит, почему одежда жертв – тех, кто был одет в нее – сплавилась в одно целое.

– Это сужает поиск.

Упершись руками в бока, Джек хохотнул.

– Ты понятия не имеешь, сколько имеется различных созданий, которые могут творить невероятные вещи со своими формами. Человеческое тело ужасно непластичное по сравнению с тем, что есть там. И это только в нашей галактике.

– Ну не знаю, – Янто сохранял невозмутимый вид. – У человеческого тела есть свои прелести.

– Да, и нам выпала честь наслаждаться как мужским, так и женским, – улыбка Джека была заразной – мимолетная вспышка настроения.

– Для некоторых из вас, возможно, капитан Джек Харкнесс, – присоединилась Гвен. – Многие из нас выбирают либо одно, либо другое и придерживаются выбора.

– Неужели, констебль Купер? Кстати о пришельцах, я тут вспомнил ваш первый день и ту шаловливую девушку в камере…

– Давай сфокусируемся на пришельце, с которым имеем дело, ладно? – парировала Гвен, игриво поглядывая на Джека. – Что у нас еще есть?

Все еще слегка улыбаясь, Джек перевел взгляд с Янто на Гвен.

– Ты скажи.

– Ладно. Все они певцы.

– Все они хорошие певцы, – добавил Янто. – Должно быть, в числе лучших на конкурсах. Последнюю я еще не проверил, но двое предыдущих занимали первые выигрышные места в своей категории за последние четыре года.

– Карин Петрес тоже занимала, – сказал Джек. – Два года назад стала второй. Не дошла до финала в прошлом году из-за надрыва связок и не хотела плохо выступать.

– И пришелец забирает то, чем они поют.

– Но зачем? – спросила Гвен. – Потому что любит звук или ненавидит его?

Джек положил руки на стол и оперся на них.

– На данный момент это не важно. Важнее то, что певцы каким-то образом привлекают его.

– Но почему сейчас? Конкурс проводится несколько лет подряд. Почему оно не атаковало раньше?

– В этом году конкурс шире, чем в предыдущие, – Янто поднял глаза. – Вы что местную прессу не читаете? Каждое пустое место в Кардиффе занято певцами со всего Уэльса. После "Британия ищет таланты" они все подумали, что станут следующими Полами Поттс[1]. Битва насмерть для церковного хора. – Он отпил кофе, легко качая головой. – Все вдруг решили, что могут петь и получить свои пятнадцать минут славы, по крайней мере в этом конкурсе она распространяется до региональных тепловых пунктов[2]. И хотя в этом году их много, большинство худших до финала отсеются.

Только остановив поток слов, Янто заметил, что Джек и Гвен таращатся на него.

– Что?

Гвен чувствовала, как уголки ее губ расходятся в довольной улыбке.

– Просто чувствуется, что ты много об этом знаешь. Вот и все.

Янто нахмурился. Отчего ему вдруг показалось, что сделал что-то странное?

– Я иногда пою сам, – он умолк, стараясь и безнадежно проваливаясь выдержать оборонительную позицию. – Я взял билеты на финал. Было бы мило хоть раз побывать в самом Миллениум центре, а не под ним.

Джек улыбнулся.

– Два билета?

– Естественно.

Гвен продолжала смотреть на него, словно по его лицу что-то пробежало, и не знала, как это объяснить. Но потом ей стало ясно. Просто потому что у нее была более или менее "явная" жизнь вне Торчвудской команды, прежней и нынешней, Янто мог думать, что она порой забывает, что у них у всех была жизнь до Торчвуда. И иногда призраки прошлого задерживались. И иногда это не плохие призраки.

– Певец, – наконец сказала Гвен. – Жаль, я не знала раньше. Ты бы мог спеть на нашей с Рисом свадьбе. Было бы мило.

Янто улыбнулся.

– Тебе не кажется, что день твоей свадьбы и так был довольно особенным?

– Точно, – выдохнула Гвен. – Мне чертовски повезло, что я дошла-таки до алтаря. Не хотелось бы нагружать тебя, заставляя вспоминать слова песни. К тому же после всей этой беготни ты бы наверняка звучал не ахти как.

Все трое ненадолго погрузились в воспоминания, Янто уловил, как взгляд Джека скользнул по пустым стульям. Какое-то время они сидели в полной тишине, а Янто не чувствовал нужным нарушать ее. Никто не нуждался в разговоре, и Янто был уверен, что им все равно было нечего сказать.

Неожиданно Джек кашлянул.

– Итак, наш пришелец падок до пения по только ему известным причинам, может менять форму и свободно разгуливать на высотах. Ну, как минимум, есть с чего начать. Гвен, пожалуйста, просмотри базу данных по двум последним критериям. Потом передай все, что найдешь мне, я просмотрю. Мне не дает покоя эта деталь со звуком.

Гвен кивнула.

– Что с прессой? Дашь Катлеру легенду, чтобы он ею воспользовался? Не представляю, как три распоротых певца смогут миновать первые полосы, за какие бы ниточки не потянули.

– Катлер большой мальчик. Справится. Кстати, я не уверен, что хочу умалчивать что-то. Если это отпугнет пару певцов, нам останется не так о многом волноваться. Кстати говоря… – он посмотрел на большую стрелку часов. – Думаю, время для новостей.

В темноте Хаба вне конференц-зала Джек, Гвен и Янто с обрались вокруг небольшого телевизора, который выглядел белой вороной среди высоко технологичных компьютеров, заполняющих столы. Джек включил звук заканчивающихся начальных титров программы новостей и сложил руки на груди.

Убийства были в первых заголовках, и Янто решил, что раз Джек был бы счастлив привлечь прессу к делу, то сейчас он должен биться в экстазе. Диктор начал говорить прямо в камеру.

– За последние 24 часа три участника Уэльского конкурса оперных певцов-любителей были найдены мертвыми в разных частях города. Жертвы, двое мужчин и женщина, имена пока не сообщаются, прошли в финал конкурса, который пройдет через 10 дней в Миллениум центре. Хотя полиция не раскрывает детали убийств, есть версия, что это было преднамеренным убийством и не исключено, что преступления связаны между собой.

Камера переключилась со студии на здание одного из полицейских участков Кардиффа. Усталый блондин лет тридцати с лишним вышел из участка и остановился на каменных ступеньках. У него не было зонта, и, игнорируя дождь, он заговорил прямо в мерцающие огоньки и микрофоны журналистов.

– Это Катлер? – спросил Янто.

Джек кивнул.

– Кого-нибудь напоминает?

Янто мотнул головой.

– Должен?

– Он говорил, что один из его дел в 2003 году перехватил Торчвуд Один. Ты там работал. Покопайся в имеющихся записях, посмотри может, найдешь чио-нибудь. Мне любопытно. Он кажется весьма неглупым.

Янто кивнул.

– Будет сделано.

На экране Катлер взглянул в камеру, пока журналисты сыпали вопросами, его подбородок был слегка опущен, как у боксера, готовящегося к бою. Через пару минут он поднял руку, бровь слегка искривилась в нетерпеливом жесте. Он не дождался, пока толпа умолкнет, и заговорил поверх их гула, заставляя всех замолчать, если хотят услышать, что он говорит.

– Пока идет расследование, мы не можем многое сказать, но полиция Южного Уэльса подтверждает, что за последние 24 часа были обнаружены три трупа. Мы считаем эти смерти подозрительными. – Он замер, тишина мгновенно заполнилась какофонией голосов, требующих внимания. Катлер продолжил так, словно там были только он и камера. – У нас также есть вероятность полагать, что смерти взаимосвязаны. Пока мы не можем дать больше информации, просим людей не паниковать, но придерживаться обычных мер безопасности. – В первый раз за все время он полностью поднял лицо. – Это все, что я могу сказать на данный момент.

Повернувшись, Катлер зашагал обратно в участок, прочь от продолжающих обстреливать его вопросами журналистов.

Янто был уверен, что смог различить слова "певцы" и "конкурс", сказанные в спину полицейского. Если дать им детали убийства, не пройдет и короткого времени, как один из таблоидов распишет их во всей красе и не имеет значения, сколько запретов им поставит полиция. А потом начнется паника. Несмотря на то, что работа в Торчвуде была иногда просто отстойной, он не завидовал работе Катлера.

Джек закатал рукава и хлопнул в ладоши.

– Итак, приступим к работе. У нас в повестке ловля пришельца.

1. "Britain's Got Talent" – аналог программы "Минута славы" на российском канале. Пол Поттс (Paul Potts) – продавец мобильных телефонов из Южного Уэльса – стал лучшим талантом Великобритании в 2007 г.

2. автоматизированные модульные установки, передающие тепловую энергию от внешних тепловых сетей (ТЭЦ, РТС или котельной) к системе отопления, вентиляции или горячего водоснабжения жилищных и производственных помещений.

Главы 9-11

Глава девятая

На кардиффские улицы медленно падала дождливая ночь, заполняющая их движущимися тенями. Каблуки стучали по тротуарам все быстрее, люди торопились укрыться в тепле своих домов, чтобы смахнуть с себя сырость прошедшего дня. Автомобили и автобусы ревели сигналами и отравляли воздух выхлопными газами. Никто не поднимал глаз. И даже если бы подняли, вряд ли увидели бы двигающийся в поисках чего-то по городу темный силуэт.

Ханна Лафферти расстегнула пуговицы своего теплого шерстяного пальто и заскрипела зубами. Эта женщина наверное, шутит с ней. Вся остальная часть хора Женского института Милфорд-Хейвена[1] делали то же самое, что и она, а именно в изумлении уставились на своего музыкального руководителя Аннальес Джордж. Пальцы Ханны возились с пуговицами и, взглянув вниз, она не сразу узнала погрубевшую кисть по другую сторону от своего запястья. Когда успели появиться все эти узловатые вены и печеночные пятна? Почему порой медленные изменения оказываются полной неожиданностью? Неужели это от того, что людей заставляют поверить будто старость очень даже ничего?

Чувствуя онемение, которое еще с утра поселилось в пояснице, Ханна подумала, что ее руки были приделаны к правильному телу. Телу, которое старело и более не могло этого отрицать. Короткий взгляд перерос в бурение взглядом, пока хор и его руководитель погружались в молчаливое противостояние. Это было весьма долгое путешествие на очень старом микроавтобусе с одним единственным тепловентилятором на приборной доске, и никто из присутствующих не был уже таким же молодым и выносливым, как когда-то. Даже Элис Джонс, которая для своих 45 была весьма подтянута, жаловалась на боли в спине, когда они наконец-то выбрались из транспорта у отеля.

Ну а отель был вообще отдельной историей. Решив участвовать в конкурсе, не без давления со стороны Аннальес, и удивив самих себя, пройдя региональный отбор, они были невероятно довольный собой, загодя забронировав себе жилье. Никто бы не мог сказать, что Женский институт был неорганизован и остался без крыши над головой, как некоторые крупные хоры, участвующие в этом соревновании, чьи участники довольствовались тем, что оказались разбросаны далеко друг от друга по всему городу в отелях и мотелях типа "ночлег и завтрак", потому что запоздали с бронью.

Тем не менее, собравшись в неряшливой тесной приемной отеля, стало чересчур очевидно, что Мелроуз Отель не соответствует фотографиям и описанию на веб-сайте. Зубы Ханны сжались сильнее, напрягая челюсть, что было совсем нехорошо для пения. Но она ничего не могла с собой поделать. Отель отчего-то забыл упомянуть в своей рекламе, что у них нет лифта, что все двойные номера десяти дам находятся на пятом этаже, а лестницы здесь, мягко выражаясь, круты и неровны. Возможно, какие-то доктора и советовали пожилым женщинам на старости лет коротать время, таскаясь вверх-вниз по крутым и неровным лестницам ради их собственного же здоровья, но Ханна Лафферти была убеждена, что эти доктора безумцы. Старый возраст предполагал отдых и поедание того, чего хочется. Если бы это касалось только ее, то она пожаловались бы менеджеру, но казалось, остальные не хотят выражать протест, так что женщина согласилась с большинством.
Но теперь разглядывая Аннальес Джордж, ее шиньон и безупречный макияж, Ханна решила, что именно в этот момент она должна отстоять свою точку зрения.

– Как именно ты хочешь, чтобы мы все передвинули все сиденья? – в ее голосе звучало тихое бешенство. Она четко понимала, что для Аннальес организаторская работа в новинку, и она должна прекратить строить из себя босса. Она была их музыкальным руководителем; она могла корчить из себя босса, только когда они пели. Вот и все.

– Это ради акустики, – произношение Аннальес выдавало ее принадлежность к Суррею[2] и Ханна не в первый раз пожелала, чтобы она вернулась туда обратно.

Энид Эванс робко приблизилась, разматывая с шеи шарф. Уголок ее рта слегка дернулся.
– Но здесь как минимум сотни, а может и больше стульев.
– Надень шарф, Энид, – бросила Аннальес. – Тебе нужно беречь голос.

– Что ж, перестановка и сбор всех этих стульев вряд ли хорошо скажется на наших голосах, не так ли? – голос Элис раздался откуда-то сзади группы, и Ханна улыбнулась. У хора не было шанса выиграть на соревновании, и иллюзий на этот счет они не лелеяли, но у них была Элис Джонс со своим восхитительным сопрано. Некоторые могли этого не признавать, но именно Элис подняла их намного-намного выше стандартного уровня.

– Тебе не нужно их передвигать, Элис, – Аннальес, определенно тоже это понимала. – Ты можешь просто проследить, чтобы у каждого было по бутылочке воды.

Раздалось недовольное бормотание, и Ханна приподняла бровь.
– У нас в хоре нет примы, Аннальес.
– Вот именно, – поддержала Элис.

Ханна посмотрела на ряд стульев темным строем нагроможденных в местном клубе Лландаффа[3], а потом посмотрела на часы.

– Дамы, мы прибыли в холл только полтора часа назад. Сейчас 6 часов. Если мы начнем передвигать стулья, только потеряем время от репетиции. Мы можем сами создать акустику. Давайте просто начнем петь.

Недовольное бормотание перешло в одобрительное, а, умеющая проигрывать Аннальес хлопнула в ладоши и повернулась спиной к стульям.

– Займите свои места и подготовьтесь. Сформируйте линию. – Приподняв бровь и кивая, она собрала хор аккуратным полукругом в три ряда. – И помните дамы, никогда не пойте громче, чем "красиво"![4]

Какие-то полтора часа, и они запели в голос, полной грудью исполняя собственную аранжировку "Как вы решаете такую проблему как "Мария"?"[5]. Это был выбор Аннальес, и хотя Ханна тут же возненавидела мелодию, но не могла не признать, что для них она была в самый раз. Они были женщинами определенного возраста и могли поразвлечься с мелодией, не лишая ее изящества. Хотя Аннальес Джордж раздражала ее как личность, она безусловно была талантливым музыкальным руководителем.

Несмотря на паривший под высокими сводами зала холод, лицо Ханны было разгорячено, а голос вливался в пение хора, начиная свою партию, и она получала удовольствие от осознания того, что является частью потока музыка, созданного окружающими ее друзьями. Она посмотрела вниз на Аннальес, стоящую в плотной, но элегантной одежде у второго ряда пустых зрительских мест. Волосы на макушке пропали и слились с темнотой зала.

Ханна старалась сдержать улыбку, понимая, что музыкальный руководитель тут же это заметит. Аннальес настояла, чтобы отключили заднее освещение для создания еатральной атмосферы, раз уж зрительские места тут уже были. Она сказала, что это поможет в орьбе со страхом сцены, но Ханне думалось, что они могут погасить все огни, а она все равно будет переживать при мысли, что стоит на сцене Миллениум центра. Ее желудок на минуту скрутило спазмом удовольствия. Трудно было поверить, что они действительно так далеко дошли.

Голос Элис прорезался в воздухе кристальной чистотой льда, и Ханна замерла на миг, чтобы вдохнуть, наслаждаясь утонченностью исполнения. На секунду какой-то сторонний звук отвлек ее. Вытянув голову, она глянула на Аннальес, думая, что, возможно, та уронила очки или бутылку, но руководитель улыбалась и махала руками, приглашая вступить очередную партию голосов. Это было странно. Она была уверена, что звук исходил откуда-то из глубин зала. Может, ей просто показалось. Глубоко вдохнув, чтобы влиться голосом в созвучие альтов, она замерла на полпути, потому что голос Элис вдруг оборвался, перейдя в пронзительный писк.

Аннальес резко ударила своей дирижерской палочкой по железному стулу позади себя, ввергая хор во внезапную тишину. Она окатила Элис сердитым взглядом.

– Что это было? Ты пропела, как кошка, которую задавили, когда она перебегала улицу. – Губы вытянулись в тонкую полоску, и все умело запрятанные годы вдруг четко прорезались морщинками вокруг рта. – Нельзя допускать подобное за шаг до финала. Нас покажут по телевидению, Элис. Мы лицо всех женских институтов по всей стране.

Элис беспомощно пожала плечами.

– Мне очень жаль. Я не знаю, что на меня нашло. Я вдругпочувствовала… – она поколебалась. – Просто на миг я как-то странно себя почувствовала.

Ханна обернулась на младшую коллегу. Та была бледной и слегка дрожала. Ханна не назвала бы это "странно". Это было "напугано". Что могло ее так потрясти?

– Может, прервемся ненадолго? – мягко предложила Элис. – Я бы выпила воды.

И только спустя час, когда они вымотанные покидали это место, Энид указала на осколки оконного стекла по другую сторону от двери. Группа обступила их.

– Они тут были, когда мы пришли? – уставилась на них Ханна. – Мне показалось, я услышала какой-то треск, как раз до того, как голос Элис сорвался. Наверно, дети хулиганили.

Глубоко вдохнув, Аннальес поторопила их прочь из клуба внутрь обветшалого микроавтобуса.

Смотритель будет тут через минуту, чтобы все закрыть. Я ему объясню. Будь я проклята, если они заставят нас заплатить за это. Измученные женщины тащились к микроавтобусу и ждали в сырой прохладе прихода своего координатора. Ханна уже дождаться не могла восхождения на пятый этаж к своей кровати. Это был очень длинный день.

Существо висело где-то на краю мрака, очень далеко от своего истока, пустота в пустоте, мрак во тьме. Оно так устало принимать физическую форму и ощущало себя разбитым. Чувства, эмоции, проклятия, которое оно в себе носило, существо высказало своим молчанием. Слишком глубокое одиночество. Его протащило через всю вселенную и закинуло в это место, в пространство и время, где оно было покинуто и одиноко, его дразнили звуки чужого мира – мира звука, коммуникации и эмоций. Оно нуждалось в чем-либо из этого. Ему нужно было воспринять это мир как свой дом, сделать свою жизнь сносной.

Бесформенный силуэт отчаянно беззвучно завыл, эмоция вибрацией прошла по его поверхности.Это был его провал. Оно не могло получить того, что хотело. Поглощенные органы работали только на функциональном уровне, воспроизводя примитивные звуки, когда существо заставляло их приходить в действие, мысленно манипулируя ими, словно они были механизмом. Но сколько бы оно ни старалось, не могло заставить воздух резонировать, заполнять и затрагивать его пустоту, как это происходило у истинных хозяев органов. Его заполнила ярость, которая пришла в виде звука кимвал[6] и ударников и создала насыщенное звучание в голове пришельца. И пока из расщелин неба исходил звук, оно слышало только тишину, и теперь не могло отказаться от этих звуков. Оно не вернется, не может, пока не сумеет унести эти звуки ссобой.

И после бесплодных усилий и поисков по всему городу, оно ждало – ничто на краю ничего в ожидании пока голоса вновь позовут его.

1. одна из крупнейших естественных гаваней в Англии, находится в графстве Пембрукшир на западе Уэльса.

2.графство в южнойАнглии, часть региона Юго-восточная Англия, одно из так называемых «Домашнихграфств».
3. район на севере Кардиффа.
4. любимое высказывание известной шотландской оперной певицы Изобель Балли (сопрано).

5. песня из мюзикла Роджерса и Хаммерстайна "Звуки музыки" о недовольстве монахинь Нонбергского аббатства фривольностью и игривостью Марии. Интересный факт: Песня дала название британскому телешоу "How Do You Solve a Problem Like Maria?", в котором в числе судей был и Джон Барроумен.

6. или цимбал - очень древний музыкальный инструмент, состоящий из полых медныхполушарий, которыми ударяли друг о друга, наподобие наших литавров.

Глава десятая

После короткого переезда от центра Миллениум к Мэрмеид Куэй, Мария Бруно, или если короче Мэри Браун, как ее окрестили не так далеко отсюда, ждала, когда Мартин раскроет зонт, после вышла из отполированного до блеска черного седана и элегантно прошагала к пятизвездочному отелю Св. Давида. Она не обратила внимание на своего так называемого менеджера и, к несчастью, по совместительству мужа, который стремглав бросился за ней, заботясь о том, чтобы зонт прикрывал ее хорошо уложенные волосы. Наверное, он именно для этого и был годен лучше всего – исполнять роль прислуги.

Оно поборола приступ раздражения, которое хотело проявиться в лице. Никогда не стоит показывать свои чувства. Если бы только она поняла ограниченность Мартина в самом начале. Но тогда им вскружила голову любовь – трудно было даже вспоминать. А кто сомневается в предмете своего обожания? Все женщины хотят верить, что их мужчины сильные и умелые. Совсем как герои и любовники в операх, на которые она потратила так много времени своей жизни.

Автоматическая дверь разошлась, она прошла в лобби с высоко поднятой головой, махнув запястьем Марину, отгоняя него, и зонт исчез. Яркие огни осветили ее лицо, и она слегка опустила голову так, чтобы морщины на шее не были заметны. Вход в любую комнату был для Марии Бруно, как выход на сцену. Она была звездой, а на звезд всегда смотрели люди. Если бы только так называемые звезды наших дней понимали это. Возможно, тогда надевали бы нижнее белье, выходя из дома. Мир забыл, что такое "уровень", и она намеревалась напомнить ему об этом.

Хотя она должна была принять, исключительно наедине сама с собой, что некоторые из этих недолговременных звезд имели больше поклонников, чем она сейчас. Но в этом она могла винить Мартина. Он не обеспечивал прослушивания, которые нужны были ей, чтобы покорить европейскую сцену. Прослушивания. Одно только слово ввергало в шок. Кто бы мог подумать, что Мария Бруно, лучшее сопрано из Валли[1]будет нуждаться в прослушивании, пока несколько лет назад ей не пришлосьпробивать себе дорогу, ища предложения.

Ее сердце заныло, и в компенсацию она подняла подбородок. Кружащие по просторному и равнодушному вестибюлю несколько человек повернула в ее сторону головы и зажужжали между собой, проявляя узнавание. Некоторые указывали в ее направлении. Едва ли было удивительным, что ее узнавали, хотя она очень сомневалась, что хоть кто-нибудь из них слышал ее пение. Ее лицо было на постерах конкурса, растянутых на рекламных щитах по всему городу. Она притворилась, что ничего не заметила. В том, чтобы замечать поклонников "уровня" не было. Истинным звездам была присуща холодная отчужденность. И это не были ее поклонники, не в самом деле. Это были не те люди, которые ждали у дверей Королевского оперного театра в ночь, когда "Ковент-Гарден" страдал от такого мощнейшего дождя, который Кардифф даже не видывал, простаивая часами ради одного-единственного автографа. К тому же здесь она была, чтобы судить плебейское шоу талантов, просто чтобы напомнить миру о себе. Как минимум финал покажут по телевидению, а она будет там петь. Это уже кое-что. Возможно, это поможет договориться об альбоме. Да и отель был мирового класса, следовало отдать должное организаторам за это. Казалось, прошло уже много времени с тех пор, как ее так баловали.

Ее каблуки застучали по бесконечному мраморному полу, она не подождала, пока Мартин разберется с видавшим виды зонтом.

– Я прямо наверх. Увидимся утром, – она говорила, не смотря на него, вся сосредоточенная на кнопках вызова лифта. – Сделай милость, спроси может ли обслуга принести мне в номер фруктовый салат через полтора часа. – Если бы она смотрела на него, он бы увидел ее недовольство и сожаление; какая бы любовь их не свела некогда, теперь ее и след простыл. Она не хотела, чтобы он это увидел. Он что-то бормотал ей, когда дверь, к счастью, закрылась и лифт заурчал, поднимая ее на пятнадцатый этаж в сюит. Было блаженством ощутить хотя бы минуту покоя.

Часом позже после валяния в ванной женщина наслаждалась кусочком арбуза из красиво украшенного фруктового салата, который официант оставил на ее столике, пока она купалась. Тщательно вымыв лицо, она нанесла новый легкий слой макияжа с натуральным розовым оттенком помады и тушью. Она не ждала гостей, но ведь никогда не знаешь, кто может постучать в дверь, а десять вечера не то время, когда можно с уверенностью сказать, что тебя уже не потревожат. Только гася последние огни, она могла позволить своей коже свободно задышать и обвиснуть, как у любой другой 52-летней женщины даже с регулярным ботоксом. Тогда она накрутит свои волосы на бигуди, прежде чем обмотать голову шарфом и аккуратно ляжет спать на спине. Но сейчас она оставалась как бы невзначай гламурной.

Занавески в номере тревожил легкий бриз, и, подняв бокал с шампанским, Мария Бруно, смотрела на балкон и через него. Погода была холодной и режущей, а после горячей ванны ее кожа пощипывала и стягивалась. Ощущения были приятны. Немного приоткрыв дверь, она смотрела на воду, игру лунного света, подмигивающего ей, отражаясь от поверхности водной глади. Она улыбнулась, неожиданно без усилий став моложе своих лет. Как прекрасно. Уэльс был прекрасен. Почему-то спустя столько ремени она позабыла об этом.

Слева от нее блестели огни Кардиффской бухты, бары и рестораны были героически переполненны, несмотря на льющий беспросветный дождь. Если бы не холодная погода, она могла бы представить, что находится где-то на средиземноморье. Ее лицо дернулось. Но именно холодный воздух придавал Кардиффской бухте волшебство.

Закрыв глаза, она расслабила диафрагму до состояния естественного дыхания, откинула голову назад, без всякого нужного для выступления на сцене контроля. Женщина расслабила ноги, прежде чем первые нотки "Аве Мария" слетели с ее уст.

Хоть она пела тихо, протяжные ноты просочились сквозь дверь в ночь, унося красоту в просторы неба. На какую-то долю секунды Мария всем сердцем погрузилась в созданную ею музыкальную атмосферу. Когда она исполняла эту партию, песня была про нее, лично про "Аве Мария Браун" – бедную девочку, преуспевшую в жизни.

Прозвучали первые низкие ноты, и она перешла к следующей октаве, добавляя силы в голос, но не нарушая эмоциональной силы песни. Ей не нужно было иного аккомпанемента, кроме дроби дождя по веранде, и пока музыка заполняла пустое пространство между землей и небесами, запоминающиеся латинские слова бросали вызов каждому, кто называл этот язык мертвым.

"Et in hora mortis nostrae"

И в час смерти нашей. Она повторила фразу трижды, каждый раз чуть сильнее, чем в предыдущий. Она хотела бы, чтобы именно эта песня звучала на ее похоронах, желательно в одном из ее собственных вариантов. Где-то за музыкой, которая утешала ее, как никогда не утешал ни один из любовников, она с горечью подумала, сможет ли Мартин правильно это устроить.

Порыв резкого ветра всколыхнул ее волосы, а температура воздуха неожиданно упала. Шагнув назад в теплое освещение комнаты, Мария задрожала, затянула халат на теле. Понизив голос до чуть более слышимого, чем
шепот, она захлопнула раздвижную дверь. Наверно, тут было что-то от средиземноморья. Она повернулась, чтобы заполнить бокал шампанским, но рука замерла на полдороги. Там снаружи что-то было. На балконе. Но это было невозможно .Ее пение полностью прекратилось. Пальцы на ногах сжали ковер под собой, ноги Марии Бруно дрожали, пока страх карабкался по ним вверх, невидимые клешни страха сжимали ее сердце.

Она повернулась лицом к дверям. Ночь за окном становилась темнее черного. Казалось, даже свет из комнаты поглощался темнотой позади оконного стекла, ее отражение колебалось, словно что-то по ту сторону отпугнуло его.

В глазах защипали слезы, воздух в легких замер, будто этот мрак - чем бы ни был этот мрак не был – заполнял ее, просачивался сквозь нее вместе с воздухом. Одна рука инстинктивно потянулась к горлу, но ужас поселился в ее голове, а не в голосе. Ее мозг пустел, заполняясь ничем. Она старалась вдохнуть, но не издавалось ни звука. Не ничего. Хуже, чем ничего. Она была брошена сама с собой; самой в себе, будто никого никогда больше не существовало. Опустошенность. Изолированность. Ее сердцебиение стихало, пока не стало шепотом, а после эхом этого же шепота.

Телефон у кровати через комнату был насмешкой далекой вселенной. Недосягаемый. Неприкасаемый. Да и чтобы она сказала, если бы могла... Ее мысли улетучились, оставив ее в тщетных поисках потерянных слов, языка, мечущегося меду ее внутренностью и внешним миром.

Неестественная темнота по другую сторону веранды постепенно принимала густую форму антивещества. К стеклу прижалось нечто в светящихся прожилках бронзового оттенка, почти человеческих очертаний. Безволосые череп и лицо отливали гладким блеском, как глянец на керамике; обнаженное тело было покрыто острыми перемыкающимися линиями, которые создавали ощущение, что они никогда не удержали бы в себе дыхание. Две точки светили алым лазерным светом из центра овальной головы, прямо над бесформенной дырой, которая должно быть, была ртом.

Какое-то время они разглядывали друг друга, Мария потерялась в ярости красных лучей, которые проникали через стекло так, словно его и вовсе не было, и предпочитала это даже больше, чем устрашающее одиночество, заполняющее ее. Она вновь тяжело вдохнула, чувствуя, что звук покинул ее, чувствуя вибрацию в своем идеальном горле, но не слыша ничего.

Существо за окном мотало головой из стороны в сторону, странный рот разевался шире и шире, пока зияющая дыра полностью не заполнила лицо и все, что видела Мария, было бесконечной черной пустотой. Крик существа эхом отозвался в замкнутом пространстве души Марии, и, слыша, как крик проникает в ее внутренности, Мария знала, просто знала без всяких слов, что больше никогда не будет петь. Ею господствовала ужасная опустошающая пустота. Все остальное ушло и с этим мысли стали неуместными. Минутой позже, когда существо разбило окно и пришло за ней, Марии показалось, что ее собственный крик внутри головы был бесконечным

1. сельская местность на западе Англии.

Глава одиннадцатая

– Ты уверен, что я тебе тут больше не нужна?

Джек перевел взгляд от стола на Гвен – ее кожаная куртка уже была застегнута на молнию до подбородка, а ключи находились в руке.
– Разве мой ответ «нет» не разобьет твое сердце? – он улыбнулся ей сквозь боль в шее – результат сосредоточенного изучения имеющихся материалов по делу, которые она передала ему.

– Не знаю, как насчет моего сердца, но Рис точно разобьет твое лицо, – она распустила длинные волосы по плечам. – Сегодня он готовит петуха в вине[1].
Бровь Джека поползла вверх.

– Даже не думай, Джек, – предупредила его Гвен. Она прильнула к дверной раме с явной неохотой уходить, и хотя Джек понимал, что ему выпал шанс разделить с компанией длинную и расстраивающую ночь вопросов без ответов, он осознавал, что у Гвен есть то, что в Торчвуде нуждалось в особой опеке. Реальная жизнь.

Он видел, скольким людям они попортили жизни, не позволяя им сфокусироваться на реальной жизни, той, что дала им жизнь и существовала много раньше, чем они узнали про Рифт, вивлов и капитана Джека Харкнесса. Иногда было так легко позволить странностям, с которым они ежедневно сталкивались, затмить простую красоту обыденности. Но именно обыденность не позволяла им сойти с ума и была тем, к чему они могли вернуться, если продержатся достаточно долго. Он взглянул на часы, почти удивившись указываемому времени.
– Уже десять вечера. Он сейчас готовит обед?
– Ему конечно понадобилось время, но Рис наконец-то понял, что у нас не нормальный рабочий график. Когда я говорю, что могу задержаться, он знает, что ждать меня раньше этого времени не стоит.
– Тогда лучше не разочаровывать его.
Гвен замешкалась, брови слегка напряглись.
– Ты уверен, что с тобой все будет ок?
Джек улыбнулся. Гвен слегка подсела на Торчвуд. Ее стремление остаться было отчасти из интереса и отчасти из желания быть в центре водоворота, даже если ничего не происходило. Он увидел это в ее лице, еще когда она в форме констебля впервые столкнулась с Торчвудом, разглядывая их с крыши многоэтажной парковки. Она прошла долгий путь с тех пор, но ее любопытство только возросло после всего, с чем пришлось столкнуться.
– Я справлюсь. Янто принес мне пиццу. Так что я не умру от голода, пока ты будешь лакомиться петухом в вине, – он подмигнул ей, пока она закатывала глаза. – И по-любому, – он пожал плечами, когда взгляд упал на документы, разбросанные по столу – некоторые с заметками на полях, некоторые отпечатанные на компьютере, – мне нужно побыть в тишине, чтобы разобраться со
всем этим.
Лицо Гвен помрачнело.
– Давай уповать, что чем бы это ни было, оно отдохнет этой ночью. Нам нужно поймать его Джек. И быстро.
– И мы поймаем, – он надеялся, что это прозвучало увереннее, чем он чувствовал на самом деле. – А теперь беги.
Шлепнув по стене на прощание, Гвен повернулась и через несколько минут Джек услышал хлопок двери лифта, оставляющего его в Хабе одного. Джек стоял за своим столом, и тишина грозилась задушить его, словно он вновь оказался погребенным в могиле.
Тяжело присев, итак подавленный предстоящей работой, он зашуршал бумагами, на короткий миг жалея, что не попросил одного из них остаться подольше, даже просто поспать здесь, пока он работает. Чтобы только успокоиться мыслью, что рядом есть еще одно живое существо.
Он смахнул чувство прочь. Это было лишь потакание своим слабостям и жалость к себе, ни на одно из которых у Джека не хватало терпения. Он слишком хорошо знал по опыту, что присутствие рядом людей не спасает его от глубоко укоренившегося в нем одиночества. Он был иным, и как бы команда ни любила и ни уважала его, он никогда не станет одним из них. Он не может умереть. Это меняет восприятие его людьми.
Неосознанно он посмотрел через окно на лестницу. Пол внизу был вычищен, но для него он навсегда остался в памяти с красными пятнами на больнично-белом от истекающей кровью Тошико, подстреленной, но еще старающейся помочь остальной команде. Если бы он мог забрать себе ее смерть, он бы забрал, и хотя Гвен с Янто это понимали, – они тоже ничем не могли помочь – но его воспринимали иначе. Пришельцем в своем роде. По многим причинам он был уродцем. У него было то, чему завидовали многие люди, но для него это было сродни бесконечному проклятию.
Он уставился в монитор и прислушался к вибрации тишины.
Тишина.
Кровь быстрее побежала по его венам.
– Тишина… тут кое-что… – тихо пробормотал он под нос. Вся жалось к себе улетучилась так же внезапно, как пришла, пальцы застучали по клавишам, цепкий взгляд из-под челки сфокусировался на плоском мониторе с новейшими данными.
Что если… задумался он. Что если, истории были правдой… Его пальцы давили на клавиши с удвоенной силой.
Одиночество, изолированность, звук, эмоции, изменение формы. Он набрал слова для нового поиска, выделяя на экранной карте отдаленное пространство во вселенной. Он не был уверен, что раса или планета существовали на самом деле, только слышал о них в байках и легендах. Но если они существовали… если они существовали, возможно, ему выпал шанс выяснить, с чем они имеют дело.

Пока Джек работал, непритронутая пицца остывала, его глаза не отрывались от монитора. Ночь обещала быть долгой.

1. блюдо французской кухни

запись создана: 13.03.2011 в 20:00

@музыка: Michael Buble - Cry me a river

@темы: перевод, торчвуд

---

В тишине

Добавлена глава 7

название: В тишине
автор: Сара Пинборо
дата выпуска: 25.06.2009
Перевод: в процессе
Частей: 3-7 из 27

переводчик: я

Данный перевод не подразумевает под собой получение материальной выгоды.

Предыдущие главы

Пролог - www.diary.ru/~springbud/p144895145.htm#more1
Главы 1-2 - www.diary.ru/~springbud/p147200927.htm#more2

Главы 3-4

Глава третья

Дворники на старом "Форде Эскорт" тихо заскрипели, под мерные удары метронома разбрызгивая капли дождя в стороны. Вглядываясь в ночь, Диллис Льюэлин сжала лежащую на коленях сумку чуть сильнее. На этом участке дороге и на несколько миль вперед не было даже осветительных фонарей. Она слегка выдохнула в напряженной атмосфере. Казалось, это было путешествие длиною в вечность.

Покинь они ферму в три, как она предлагала, уже добрались бы до Кардиффа. Но Барри сперва четырежды убедился, что все поняли его инструкции, прежде чем схватить ключи от машины – за ворота они выехали только в семь. Как будто их мальчики не знали ферму как свои пять пальцев. Они работали на ней, едва научившись ходить. И она, и Барри настояли на этом. Их ферма была семейным делом, и ничего не должно было меняться.

Бровь изогнулась при ее тщетной попытке разглядеть хоть что-то в темноте, но все что она видела, были капли, стекающие по окну с пассажирской стороны. Она окинула взглядом циферблат на приборной доске. Время отсвечивалось 23:15, и она подавила стон. Барри без сомнения обвинил бы ее в их позднем прибытии из-за "B&B", но она просто не могла не остановиться на обед, даже если Happy Cook[1] "была настоящей обдираловкой". Из-за болезни ей приходилось принимать много лекарств. А прими она их без еды, ее бы начало тошнить. И это была не вина Барри, что она ему ничего толком не объяснила. Их брак не был их тех, в которых что-то обсуждалось. Он был из тех, который протекает сам по себе.

Сидя рядом, он упер взгляд на белую полосу на дороге, пунктиры которой молчаливым образом гармонировали с дворниками. Барри напевал октавы нижние и верхние снова и снова. И даже при звуках этих простых упражнений любой мог понять, какой красивый у него голос. Это был голос настоящего валлийца, полный природной силы твердой земли и долин, что вынашивали его, столетия истории и силы слышались в каждом звуке. В пении Барри Льюэлина не было ничего жеманного, не то что у этих вест-эндских фигляров – исполнителей из Лондона. Когда ее Барри пел, люди обращали внимание.

И все же, смотря на отточенный чуть склоненный подбородок мужа, впервые его голос казался ей тускловатым. Она не могла перестать думать, что он счастлив, что в этот раз они не поют вместе, и это омрачало ее. Много лет назад пение в церкви свело их вместе: она – лучшее сопрано, он – лучший тенор, и оба подавали надежды.

Она подумала, что ее собственные волосы поседели и, смотря на складки и морщинки на лице мужа, гадала, куда же делись те двое молодых людей, которые любили заниматься вместе музыкой. На самом деле тогда они много чего любили делать вместе, но двадцать с лишним лет брака и тяжелая фермерская жизнь могла создать трещину и в самом прочном союзе.

Вдалеке показались сверкающие огни Кардиффа, что сделало темноту вокруг автомобиля еще более давящей. Хотя возможно, ее душила атмосфера внутри машины. Рассматривая узлы и вздутые вены, которые появились на тыльной стороне рук за последние месяцы, она размышляла, находил ли Барии ее все еще привлекательной. Она верила, что, хотя они никогда по-настоящему не говорили и не смеялись друг с другом, как показывали по телеку, все же их отношения базировались на молчаливой любви.

Когда стартовало национальное соревнование по пению, в глаза Барри вернулись искры, они снова улыбались друг другу. И неплохо справлялись, заняли второе и третье место в своей категории в двух из четырех проведенных конкурсах. Она знала, что была слабее, но всегда думала, что это не особо имеет значение.

По крайней мере пока не хватил "удар". Ее сухие пальцы потянулись и прикоснулись к небольшой впадине у левого уголка рта. Больше никакого пения. Помимо того, что она потеряла некоторые способности воспроизводить звуки, ее проклятый мозг не гарантировал, что она запомнит все слова песни. Она чувствовала себя беспомощной уродливой идиоткой. Об этом они тоже не говорили. Они просто прошли через это. Но она была уверена, что увидела, как сверкнули глаза мужа, когда доктор сказал, что ей нельзя принимать участие в конкурсе в этом году. Его взгляд разбил ей сердце. Он безумно хотел победить, а она не понимала этого. Неужели эту так мало нужно?

Для Диллис было очевидно, что Барри почти рад ее "удару". И об этом они вновь не поговорили. Хотя в эти дни она не всегда могла подобрать правильные слова, совсем как когда она пошла на почту и продолжала убеждать бедную Энид у стойки дать ей фунт бананов, вместо первогласных, классных – не гласных, марок, за которыми пришла. Возможно, этот побочный эффект был благословением. Диллис казалось, что единственным способом сохранить брак было – не общаться. Если вы начнете говорить, на чем вы остановитесь?

– Черт! – на миг про октавы было забыто. Голос Барри был полон фермерской земли, пока он боролся с рулем, когда машина вдруг дернулась, тряся их вдоль дороги. "Эскорт" пересек белую линию, выезжая на полосу встречного движения, и Барри наконец-то затормозил у барьера c другой стороны дороги.

С минуту они сидели, переводя дыхание. Диллис ослабила крепкую хватку на сумке, а Барри привалился на руль.

– Чертово колесо спустило, – он медленно повернул голову в ее направлении, а его взгляд был полон теплоты и трепета, когда он потянулся и сжал ее колено. – Ты в порядке, любимая?

Диллис кивнула и улыбнулась. Дернувшийся ремень безопасности причинил боль плечу, сердце колотилось о грудную клетку, но теплота и забота в прикосновении мужа почти что сделали аварию стоящей того. Возможно, она была несправедлива к нему. Возможно, "удар" вынудил мозг играть с ней злые шутки. Возможно, осталось немного любви.

– Уверена? – Барри внимательно посмотрел на ее голову, словно подумал, что шок может привести к еще одному "удару". "Удару", после которого она будет волноваться только о бананах и марках.

– Все нормально, честно, – она сжала его руку.

– Хорошо. Оставайся тут, я сменю покрышку. Не вовремя мы попали в это "B&B". – Его взгляд переместились в сторону, а улыбка на лице была глуповатой. Смотря, как он выбирается из машины, Диллис знала, что ему жаль. Жаль, что выехали поздно, жаль, что с ней случился "удар", жаль, что ему нравилось петь одному. Странно, как много всего можно сказать в браке, даже не разговаривая толком.

Хотя они были на въезде в город, дорога была темной, Барри работал при свете фары и отбрасывал длинные тени на шоссе. Дождь перешел в легкий туман, обволакивающий ее щеки, а пригнавший его бриз нашептывал холодом ей в шею. Задрожав, Диллис сильнее закуталась в пальто.

– Ты сам в порядке? – спросила она.

– Да, просто сменить бы покрышку, – раздался отдаленный голос Барри с другой стороны. Домкрат стукнулся о твердую землю, и Диллис слышала сосредоточенное дыхание мужа, пока он накачивал домкрат, машина приподнялась. Где-то вдали гукнула сова, с обеих сторон дороги послышался шелест деревьев, темные очертания которых оттеняли полуночную синь неба. Напоминает дно океана, подумалось ей, когда она повернулась посмотреть на деревья. Там, должно быть, что-то было, но этого просто не было видно.

Позади низкого металлического защитного барьера были толстые сучковатые деревья, затененные ветви которых сплетались и хрустели, создавая природный барьер. Границу нельзя было переходить. Диллис оглянулась на сломанную машину и плотный асфальт дороги, а потом на защитный барьер с другой стороны шоссе. Они были захвачены в ловушку на дороге. Она вновь задрожала, на этот раз пытаясь отогнать гнетущее чувство. Просто смешно. Она ведь не ребенок. Нечего бояться темноты.

Барри показался из-за машины, доставая запасное колесо и заменяя им проколотое. Он улыбнулся ей.

– Если хочешь согреться, можешь пособирать куски резины, что мы оставили по всей дороге и отбросить их в сторону. Наверно, опасно их там так оставлять.

Диллис кивнула, осмотрев дорогу вокруг себя. Может, ей стоило остаться в машине. Блуждание в такой мгле не казалось особо привлекательным. Она тяжело сглотнула и только потом поняла, что весьма развлеченный Барри наблюдает за ней.

– Не говори, что ты боишься темноты, Диллис Льюэлин, после стольких-то лет. Мы с тобой пересекали поля в кромешной тьме, чтобы вернуть баранов и коров в загоны. Что с тобой не так, женщина?

Он шутил, не корил ее, и она немного посмеялась и дернула плечами.

– Наверно, огни города пугают меня.

– А я ведь предупреждал, – он пристроил колесо. – Может, споем?

– Ой, не глупи.

– Раньше ты не думала, что петь со мной глупо, – он прикрутил первый шуруп. – Ну же, только ты и я. Если забудешь слова, просто напевай мелодию.

Диллис посмотрела на кусочек оторванной резины, валяющейся посередине дороги. Ей действительно стоило убрать его.

– Ладно, что споем? – она сделала три невесомых шага в сторону от машины.

– Травиата, ария "О счастье", – достиг ее голос Барри. – Наше лучшее.

Она улыбнулась. В позапрошлом году они взяли второе место этой песней. Судьи сказали, что никогда не слышали такого великолепного исполнения арии у любителей.

Они даже не скоординировались. Барри и Диллис Льюэлин просто начали петь в ночи. Ее легкие раскрылись и позволили словам произноситься бессознательно. Диллис начала расслабляться. Она подняла первый увесистый кусок резины и отшвырнула в сторону. В подлесье что-то захрустело, звук поднялся высоко до верхушек деревьев.

Диллис пристально смотрела, звуки в ее горле дрожали. Позади нее даже в полусогнутом положении голос Барри порхал как птица в небе, достигая небес. Это было прекрасно. Даже в лучшие свои времена она не доходила до такого уровня пения. Диллис могла пропеть мелодию, но когда пел Барри, было ощущение, словно вся недосказанность передалась в музыке.

Хруст послышался еще от одного дерева, будто некто наблюдающий за ними перепрыгнул с одного дерева на другое. Сделав два шага назад, Диллис подняла глаза, ее пение прервалось. Барри не замечал ее молчания, его часть дуэта все еще заполняла тишину ночи, пока он устанавливал колесо.

В деревьях что-то было. Что-то плохое. Мороз пробежал по пальцам рук и ног Диллис, ее начала бить дрожь. С широко раскрытыми глазами она взглянула в темноту свисающих ветвей. Между скрученными, затененными очертаниями было пятно абсолютной черни. Черноты по другую сторону пустоты. Ее рот раскрылся, она старалась дышать, но, смотря в это абсолютное ничто, казалось будто все что она знала, иссохло внутри нее. За спиной пение Барри прервалось, звук растаял, покинул ее уши.

Барри. Ее мозг ухватился за это слово, сконцентрировался на нем. Барри, не бананы, не первогласные бананы, а Барри. Она попятилась к машине.

Словно сквозь себя она видела, как опала улыбка мужа, когда он притопнул, вытирая руки о брюки. Его губы двигались, но она не слышала его слов. Ее сердце хотело выскочить из бесшумной пустоты. Чувствуя, что ее губы шевелятся, зная умом, что кричит и только надеясь, что нашла правильные слова в мертвой тишине мозга, она оттолкнула супруга к переду машины, прежде чем вкарабкаться внутрь нее.

Только когда она закрыла дверь и с отчаянием опустила защелки, она услышала, как снова и снова хрипит: "Двигай… двигай… двигай…". Обернувшись назад, она была почти уверена, что нечто спрыгнуло на середину дороги и стало приобретать какие-то черты именно тогда, когда Барри тронулся, свернул на правильную сторону дороги и помчался к городу.

Долгие пять минут ни один из них не заговаривал. Барри целенаправленно смотрел на дорогу, а Диллис схватилась за сиденье, усиленно вглядываясь в зеркало заднего обзора. Затем, когда она доехали до ярких огней Кардиффа, она почувствовала, что ужасная пустота покинула ее, а сердце стало биться в нормальном ритме. Она откинулась на сиденье и выдохнула. Каждый звук казался, новым, чистым и прекрасным.

Барри обернулся на нее.

– Господи, Диллис. Что это было только что?

Она смотрела сквозь лобовое окно. Он бы не поверил ей. Она слышала это в резкости его голоса. "Там было что-то…" Что это
было? Как ей объяснить? "Там было что-то в деревьях. Что-то плохое".

Она не смотрела на мужа. Она знала, что увидит. Мужчину, кусающего губу, когда по-настоящему хочет заорать, мужчину, напуганного, что в голове его жены происходит нечто нехорошее, не имеющее отношения к последствиям "удара". По любому, к тому моменту, когда они устроились в небольшом мотеле типа "ночлег и завтрак" недалеко от залива, разделенный на двоих момент счастья полностью прошел. Спали они в тишине.

Глава четвертая

Хоть день был серый и пасмурный, яркое освещение больницы по-деловомускрывало любой намек на дождь. Заглянув через небольшое стеклянное окно дверимежду коридором и реабилитационной, Гвен изучала четырех свидетелей. Еслистулья остальных были расположены полукругом по направлению к телевизору или пообе стороны от столов с настольными играми, певцы сидели в ряд близко-близкодруг к другу так, что если кто-то чесался или двигался, то задевал другого.
Гвен нахмурилась, две тоненькие линии прорезались междубровями и замерли там, где в один прекрасный день они останутся навсегда. Что-тов том, как сидели эти люди, напомнило ей о детстве, когда хочешь быть максимальноблизко к лучшей подруге, чтобы хихикать и обсуждать мальчишек. Но ни один из этих четырех не был ребенком. Наоборот,очень даже далек от того возраста.

В конце ряда сидела женщина, голова опущена, длинные светлые волосы прикрывают лицо над тесно обтягивающим тонкую фигуру платьем. Наверняка она была самой молодой из четверки – далеко за двадцать. Гвен вспомнила, что в описании, которое она получила от следственной группы, блондинка была обозначена как Магали Ист. Рядом с Магали сидело двое мужчин, Пол Дейвис и Джон Геоган, ни один ничем особо не примечателен, обоим за сорок. Еще одна женщина сидела с другого краю. Седовласая, хотя скорее моложе, чем выглядит. Это должно быть была Рианнон Кейв.

Гвен свела брови на переносице. Телевизор был включен, но ни один из четверки, похоже, не смотрел дневное ток-шоу. Двое просто молча уставились на кусочек стены перед собой. Хотя их губы шевелились, не было похоже, что эти двое говорят друг с другом. Гвен выдохнула, окно запотело. Они были странными, но как минимум, были в сознании.

Она в нетерпении топала ногой, ожидая, пока придет Джек с медсестрой и подносом с чаем. Медсестра описала психическое состояние всех четверых, как "хрупкое" и сказала, что они встревожили других пациентов руганью, когда ранним утром вышли из своего кататонического транса. Они знали, что их привели в реабилитационную комнату для беседы с полицией, а Гвен понимала, что чем дольше она тянет, тем взволнованнее становятся свидетели, если они такие ранимые, какими кажутся.

Гвен взглянула на часы и вздохнула. Джек отсутствовал больше, чем требовалось, чтобы пойти к торговому автомату даже в общественной больнице. Коридор смотрел на нее пустой глазницей, только худенькая медсестра шуршала юбкой, заполняя баночки на тележке лекарствами. Она не подняла глаз.

Гвен прикусила губу. Не было никого толка в пустом сновании туда-сюда, как констебль в ожидании босса. Она вполне могла начать сама. Медсестра была хорошенькой, и Джек стопроцентно ей приглянулся, а он не так уж и щепетилен по поводу флирта на работе, вполне мог и отвлечься. Ее губы слегка вытянулись улыбке. Чертов Джек со своей сексуальной внешностью. Если бы только они нашли какую-нибудь инопланетную технологию, которая бы удалила это его качество, они все могли бы пораньше разбежаться.

Покидая бледную зелень стен больничного коридора, она толкнула дверь и тут же линии над переносицей разгладились. Смех Филлипа Шофилда[2] заполнил ее голову, и она обернулась на телевизор в углу. Боже, телевизор просто орал, но четырех свидетелей это вроде бы не особо беспокоило.

Пододвигая к ним стул, она мило улыбнулась.

– Привет, – произнесено мягко. – Я Гвен Купер. Я хочу задать вам пару вопросов о вчерашнем вечере, если вы не против.

Блондинка в конце ряда закачалась взад-вперед, но подняла голову и зафиксировала залитые кровью усталые глаза на Гвен.

Шофилд и его гость засмеялись у нее за спиной, создавая барьер между Гвен и людьми напротив.

– Ничего, если я выключу телевизор? Он очень шумный.

Все четверо как один решительно помотали головами. Женщина повзрослее, Рианнон Кейв, подалась вперед.

– Мы хотим его слышать. Мы хотим звук.

Она выплюнула слова резким свистом, и Гвен слегка откинулась. В глазах женщины было отчаянное сопротивление, граничащее с безумием. Когда она откинулась на сиденье, ее рот дернулся, челюсть двигалась так, словно она ее сжала и с вызовом посмотрела на Гвен.

С минуту Гвен не произносила ни слова, оценивая ситуацию. Они определенно были взволнованы тем, что увидели сильнее, чем она полагала. Может, ей следовало подождать Джека. Она поняла, почему медсестра назвала их "хрупкими". Насколько могла судить Гвен, они были более чем "хрупкими". Они были почти сломанными.

Четыре пары глаз уставились на Гвен, каждый из свидетелей так сильно сжимал руку рядом сидящего, что казалось их суставы вот-вот прорвутся наружу через кожу. Словно боясь, что кто-то разлучит их друг с другом. Наблюдая за ними, на Гвен нашло озарение. Агрессия в глазах Рианнон была лишь замаскированным глубинным страхом. С чего бы еще им так цепляться друг за друга?

Несмотря на смутное непонятное ей чувство отвращения, Гвен наклонилась вперед.

– Я понимаю, что это было огорчительно для вас, но мы должны попытаться и узнать, что случилось с Ричардом Гринвудом.

Магали Ист напряглась, и Гвен стало интересно не царапают ли ее ногти мягкую ладонь мужчины по соседству. Если да, то он вроде не замечает.

– Мне просто нужно, чтобы вы попытались вспомнить, что случилось вчера ночью в церкви, когда вы репетировали.

Никто из четырех не заговорил, но Гвен почувствовала, как их напряжение и боль усилились. Они исходили от четверки волнами. Она продолжила, понижая голос и подсознательно успокаивая их этим.

– Если вы сможете сказать мне, что за человек сделал такое с вашим другом, мы сможем поймать его.

Магали Ист дернулась и затянула на себе одежду. Ее глаза смотрели куда-то позади Гвен.

– Оно пришло через окно, – голос Магали звучал как битое стекло, будто вобрало в себя воспоминания. – Это было… было… – губы дернулись, и она вдруг всхлипнула, полусогнулась, голова почти касалась колен, когда она расплакалась.

Гвен посмотрела на других трех: на лицах смятение, выражение сменяется, отображая ход воспоминаний в голове. Несмотря на желания оставить их в покое, Гвен настаивала. Ей нужно было знать. Торчвуду нужно было знать.

– Что это было?

Мужчина рядом со всхлипывающей Магали потряс головой и нахмурился.

– Я не помню. Я не помню. Я не помню

Рианнон Кейв открыла рот.

– Там был силуэт… черный силуэт, – она заколебалась. – Более чем черный. Он был ужасный. И потом я почувствовала… я почувствовала…

– Я не помню. Я не помню. Я не помню, – выкрикнул мужчина, и Гвен вздрогнула, пытаясь расслышать, что сказала Рианнон. Всхлипы Магали Ист стали громче, и ее боль тронула сердце Гвен. Что случилось с этими людьми? Что такого они видели, что произвело такой эффект?

– Что вы почувствовали, мисс Кейв?

Не говоривший до сих пор мужчина мотнул головой и произнес:

– Покинутость

Магали Ист подалась вперед, уложив голову на колени соседа. Все четверо прижались еще сильнее.

– Было тихо, – мужчина помрачнел.

– Как будто никого больше не было. Никогда, – свободная рука Рианнон Кейв взметнулась ко рту, глаза расширились. – Я хочу выбросить это из головы, – она ухватилась за Гвен, – Я хочу забыть. Пожалуйста, уберите это.

Оттолкнувшись в стуле, Гвен поднялась, стараясь аккуратно, но решительно высвободиться из тисков.

– Простите, я… – ее ноги почти запутались в кофейном столике, пока она пятилась. Звук в комнате рос, плач и крик сливались в единое целое.

– Я не помню. Я не помню. Я не помню. Я не помню…

– Уберите это! Пожалуйста!

– Так одиноко. Тишина…

Гвен потеряла надежду успокоить их самостоятельно, нужно было пойти за помощью. Они нуждались в седативах. В чертовом ретконе. С чем, черт возьми, они имели дело?

Рванув за дверь, Гвен столкнулась с приближающимися Джеком и медсестрой.

Лицо медсестры вытянулось.

– Что вы наделали, несчастная? – она не стала дожидаться ответа, ворвалась в реабилитационную, на ходу звоня в звонок, чтобы позвать помощь.

– Мне жаль, Джек. Я просто задала пару вопросов…

Джек схватил ее под руку и потащил вниз по коридору.

– Расскажешь по дороге.

– По дороге куда?

– Катлер звонил. Сказал, нашли еще одно тело.

Счастливая, что эти невыносимые муки остались позади, Гвен перешла на рысцу, чтобы идти в ногу с Джеком. Она вернется, пообещала себе Гвен. Как только сможет. И принесет с собой реткон.

Новая Глава 5

Глава пятая

На другом конце города Эдриенн Скотт въехала на своем БМВ в маленькую парковку позади центра для детей-аутистов Хаванна и немного задержалась, отключая мотор. Она взглянула на знакомые кирпичи стены прямо перед собой. Казалось, она знала каждый шероховатый дюйм, привыкла к этому месту за более чем четыре года. Это было ее место. По понедельникам, средам и пятницам при любых обстоятельствах. Возможно, пользование одним и тем же место на стоянке было ее данью аутизму, ее собственной нуждой в постоянстве.

Темный тугой узел волос погрузился в подголовник. Ей нужна была минута-другая покоя, прежде чем войти внутрь. Райан был ее сыном, и она любила его. Она была уверена, что должна любить его в какой-то степени, но было чертовски трудно, когда в ответ получаешь лишь тревогу. Она была его матерью, он вырос в ее утробе. И он не переносил ее прикосновений. Как такое возможно, миллионы раз спрашивала она себя, узнав диагноз Райана, хоть и понимала всю бессмысленность вопроса.

Не только ее прикосновения, напомнила она себе. Любые прикосновения. Но она была его матерью. С ней все должно было быть иначе. Часы на приборной доске сообщили, что наступило десять часов, и она неохотновыбралась и прошла внутрь, чувствуя себя намного взрослее своих тридцати пяти лет.

Войдя внутрь, она сдержанно улыбнулась Сильвии из приемной, надеясь, что избежит беседы. Не важно, что говорила женщина, это всегда заставляло Эдриенн чувствовать себя виноватой. Она могла слышать безобидные фразы:"Как работа? Что хорошего? Прекрасный день, правда? Какие планы на лето? Какой симпатичный костюм…", – но под каждым предложением словно пряталось: "Плохая мать. Тебе следовало оставить своего ребенка дома. Плохая мать".

Cильвия все еще говорила, когда Эдриенн повернулась к ней спиной. Большая часть персонала центра не любила ее, она была уверена в этом. Она казалась им холодной; не обязательно уметь читать мысли, чтобы понять такое. Что ж, возможно, так и было. Возможно, последние шесть лет сделали ее такой. Некоторые люди просто не могли общаться с иными детьми. Ее не могли судить за это. В конце концов, именно за счет таких плохих матерей, как она, у них была работа.

Тупая боль от напряжения уже поселилась в ее плечах, она пошла по знакомому маршруту в комнату Райана, стараясь не заглядывать в открытые двери по пути, но никак не могла удержаться. Такова ее кара: один час три раза в неделю. Она хорошо наказала себя.
Она миновала 11-летнюю Элинор, чьи длинные волосы всегда были тусклы, не важно сколько раз их расчесывали и которую Эдриенн навсегда запомнит, как слюнявую девочку. Свернув за угол, она посмотрела в комнату Майкла уверенная, что он старается вставить пластиковый квадрат в круглую дыру, просто потому что оба предмета были одинакового броского красного цвета. Сиделка Райана, Чери, сказал ей, что Майкл может часами сидеть с квадратом в руке, просовывая его в круг. Эдриенн было интересно, сможет ли ребенок когда-нибудь осознать иронию. Все эти дети были квадратными столбиками внутри круга. Ей никогда не дано было понять, как работающие здесь сиделки не заканчивают свои дни в полном отчаянии. Она была плохой матерью. Она не вынесла Райна более восемнадцати месяцев.
За три двери до комнаты ее сына маленькая девочка, которую она не узнала, уставилась на стену и закричала, когда сиделка попыталась вытереть стекающие по лицу сопли. Эдриенн отвернулась в отвращении, первая "ласточка" ее головной боли громко застучала в затылке. По крайней мере, Райан не кричал. Прямо у дверей, в которые должна была войти, она провела наманикюренными пальцами по гладким волосам и пожелала, чтобы у нее было больше энтузиазма при встрече с ее прекрасным сыном. Нет, Райан не кричал. Он был слишком занят пением. Беспрерывным. День напролет. С момента, как проснется и пока не заснет, едва ли прерываясь, чтобы вздохнуть. Может, будь он потише, она бы выдержала. Может.

Из дверей лилась идеальная имитация Аледа Джонса "Идущие по воздуху"[3]. Диск 1, дорожка 4. Даже она знала их последовательность наизусть. Чертов бывший муж с его коллекцией классической музыки, которую он снова и снова прокручивал, когдаРайан был маленьким. Ей даже не нравилась музыка. Слишком знакомая песня миновала ее барабанные перепонки и направилась прямо к отбойному молотку боли в ее затылке, добавив мелодию к его ритму. Проклятый аутичный мозг ее ребенка сохранил каждую ноту, каждое слово, пока его тело не развилось достаточно,чтобы воспроизводить их.
Когда Эдриенн вошла и изобразила улыбку для Чери, пение Райана даже не дрогнуло.

1. магазинчик-бистро.
2. известный британский телеведущий
3. песня к мультфильму Рэймонда

Глава 6

Глава шестая

Мотель типа ночлег и завтрак "Бэй Вью Беверли" не был настолько близко к Кардиффской бухте, чтобы взвинчивать цены, но на достаточной дистанции, чтобы гарантировать стабильную занятость. И все же Гвен не была вполне уверена, что владельцы смогут противостоять обвинению в недобросовестной рекламе, если дело дойдет до суда. По ее мнению, чтобы называться находящимся на бухте, нужно было предоставлять вид хотя бы на какую-то часть бухты, пустьтолько на мансарды.

Владельцы, мистер и миссис Беверли, обоим по пятьдесят с хвостиком, сидели, потягивая чай в маленькой, чересчур заставленной комнате спятью или шестью постояльцами, которым не посчастливилось оказать в мотеле вмомент утреннего происшествия. Проходя мимо них, становилось ясно, что все потрясены. Даже с расстояния Гвен видела, как старая чайная чашка дрожит в руке мужчины, когда полицейский садился напротив. Она понимала их волнение. Гвен все еще чувствовала себя не вполне в порядке после разговора в больнице.

– Убедись, чтобы мы забрали копии всех документов, – Джек поднялся по узкой лестнице. – Сомневаюсь, что найдем там что-то стоящее, но сейчас все сгодится.
Кивнув, Гвен взглянула на огромный голубой ковер. Он был местами изношен, а плинтус хоть и чистый, но был тонким и дряблым и требовал быть замененным. Наверно, дела у "Бэй Вью Беверли" шли не так уж и гладко. Интересно, как отразиться на этом убийство? Не удивительно, что чета выглядела такой взволнованной.

Полицейский фотограф коротко кивнул ей, проходя мимо вниз по лестнице. Цвет его лица сливался с бледным оттенком пластикового костюма. Что бы там ни находилось, оно вряд ли было "приятным". Она подозревала, что там. По крайней мере, она, Джек и полицейский имели представление, с чем имеют дело. Который бы из Беверли ни нашел тело, у него такой привилегии не было. Когда B&B снова войдет в строй?

Кучка офицеров в униформе дружной рысью прошли мимо них по узкой лестнице с хмурыми лицами, явно недовольные необходимостью уступать место преступления команде из загадочного Торчвуда.

Поднявшись наверх, Гвен пошла за Джеком по овальному узкому коридору и сквозь дверь с наклеенным керамическим значком: розы и сирень вокруг черной цифры семь. В ее голове мелькнула неосознанная мысль, говорил ли кто-нибудь когда-либо чете Беверли, что поход в Икеа не нанес бы особого вреда дизайну их помещений. Такая внутренняя несерьезность к ситуации удивила ее, и она не знала, рада или потрясена этим фактом. Мотнув волосами, она попыталась взять себя в руки и сосредоточиться.

– Так, так, – детектив Катлер стоял в центре спальни сдвоенного номера, руки глубоко погружены в карманы, пиджак расстегнут. – А вот и Малдер со Скалли.

Он улыбнулся и, хотя его глаза были приветливее, Гвен подумалось, что с утра пораньше он выглядит так же, как и поздно ночью. Его костюм был аккуратен, а рубашка заправлена, и все же что-то в нем заставляло Гвен полагать, что он только что выпал из кровати. И он все еще был не побрит. Оглядев его широкую грудь и помятое лицо, ей пришлось-таки признать, что в нем было нечто притягательное. Вообще-то, какая-то часть ее очень бы хотела увидеть его выпавшим из кровати. Или упавшим в нее.

Словно подтверждая, что он разделяет ее мысли, Джек одарилдетектива широкой улыбкой.
– Нам нужно заканчивать так встречаться.
Катлер изогнул бровь.
– Поверьте, я был бы счастлив, – он кивнул в сторону маленькой объединенной ванной-туалета. – Он там. – Отступая, он предоставил комнату Джеку и Гвен. – Выглядит не очень. Его зовут Барри Льюэлин, 49 лет, въехал поздно ночью вместе с женой. Приехал для участия в певческом конкурсе. Как и предыдущий. И как вы видите, умер так же.

Гвен вошла в двери и на миг замерла. Ее желудок сжался, кислота начала прожигать путь наверх к грудной клетке; тяжело сглотнув, она подавила позыв. По многим причинам это преступление было хуже, чем то, что они видели вчера ночью в церкви Св. Эммануила. Если конечно возможно сравнивать двух людей, вскрытых от горла до копчика.

– Как Янто удается всегда оставаться в Хабе? – тихо спросила она.
Джек сжал челюсть.

– У нас желудки посильнее.
– Меня радует твоя уверенность.
В отличие от церкви ванная была крошечной. Умирая, мужчина забрызгал кровью все стены, алые отметины отчетливо бросались в глаза на белизне кафеля. Накабинке, где жертва скорее всего старалась противостоять ужасному нападающему,остались Размытые следы отпечатков пальцев. Душ выпал из держателя и бесполезно свисал на шнуре над телом.

Барри Льюэлин был обнажен. Наверняка при жизни он был сильным человеком, но лежа на полу тесной ванной-туалета, его ноги казались худощавыми и иллюзорными, слишком бледными из-за потери крови, их белизна сливалась с керамическим покрытием унитаза, которого касались ступни. Мускулы вытянутых предплечий ослабли и казались обвисшими. Как и у жертвы из церкви, торс Барри Льюэлина был вскрыт напополам, кожа походила на расстеленное на полу вокруг органов полотенце.

Гвен боролась с желанием схватить в спальне простынь и прикрыть его. Было что-то невероятное жалкое в обнаженных мужчинах средних лет, и факт, что этот был изрядно изуродован, не отменял этого. Ее радовало, что его голова повернута в другую сторону и не приходится смотреть в мертвые глаза. К мертвому взгляду она так и не привыкла. Ей на миг стало интересно, чтобы он сказал, используй они воскрешающую перчатку. Посмотрев на его выпотрошенные внутренности и изуродованное горло, она подумала, что он скорее всего послал бы всех подальше. Несмотря на свой же черный юмор, ее трясло. И даже помимо того факта, что воскресающая перчатка чуть не погубила ее саму, она была рада, что она была тем видом инопланетной технологии, которой они более не могли воспользоваться.

Джек посмотрел в распоротое горло мужчины.

– Пропали? – спросила Гвен.
Джек поднялся
– Аха.
– Гортань и голосовые связки? – уточнил Катлер из-за их спин. – Я тоже заметил.
И Гвен, и Джек отвернулись от трупа, став лицом к Катлеру. Тот пожал плечами.

– Возможно, это в вашей юрисдикции и ваша проблема, и честно говоря, дай Бог, чтоб так и было, но мне все равно любопытно. – Детектив присел на край не расстеленной кровати. – Я хорошенько просмотрел полицейские фотографии вчера вечером, – он улыбнулся, а Гвен подумала, неужели именно это задумчиво-потерянное выражение лица делает его таким привлекательным.

– Фотографии помогли уснуть? – спросил Джек.

– Ха, нет, – Катлер нахмурился. – Но я понял, что убийца не стал бы разрезать беднягу просто так.
– И вы были правы, – прервал Джек. – Думаю, вы знаете об анатомии больше, чем наша Скалли, но мы были бы благодарны, если бы вы держали свои открытия при себе.
Катлер поднял руки.
– Поверьте, я не собираюсь красть у Торчвуда его славу – он вздохнул. – Но если это просочится наружу… – он взъерошил и так беспорядочные волосы. – А мы все знаем, что это просочится. И когда это произойдет, я окажусь под обстрелом прессы. Так что чем быстрее вы найдете ответы, тем счастливее я буду.

Джек кивнул.
– И я. Поэтому сообщите, что нашли ваши парни, пока мы добирались.
– Не так-то уж и много, – уныло улыбнулся Катлер. – В 9:15 утра жертва находилась в душе. Он пел, по показаниям пары из соседнего номера. Минут через пять они услышали звук разбитого стекла, это могло быть окно ванной. – Он взглянул на Джека. – И тогда Льюэлин прекратил петь. Через пару минут он начал кричать, но недолго. Соседи услышали, как жена колотит вдверь ванной, тогда они пошли и позвали хозяев. – Он сделал паузу. – Онипозвали нас. Я позвал вас.

Джек посмотрел на открытый чемодан на полу, на тюбик с кремом для лица на маленьком трюмо.

– Так где его жена?

– В больнице. Бессмысленно пытаться с ней говорить. У нее обширный "удар". В прошлом году уже был один. Думаю, картина вывернутого наизнанку мужа вызвала очередной "удар".
Гвен уставилась на него отчасти из-за его бесчувственности, и отчасти выговаривая себе за то, что находит его настолько сексуальным, хотя совсем недавно вышла замуж. И все же она думала, – рассматривая, как морщины на его лице собираются там, где могла бы быть ямочка, если бы он по-настоящему от души рассмеялся, – что нет ничего плохого в том, чтобы смотреть.

Катлер перехватил взгляд.

– Извините. Бестактность – составляющая моего обаяния.
Гвен вернулась на место преступления. Она хмурилась.
– В ванной сломано зеркало. Словно в него ударили.
– Я подумал, наверно, это Льюэлин поломал при сопротивлении, – отозвался Катлер.
Выражение лица Джека стало мрачным.
– Ну, или что бы этот ни сделало, оно становится злее.
Нависла длинная пауза, которую нарушил Катлер.

– Ох, замечательно. "Что бы" не "кто бы". Я думал, что покончил со всем этим дерьмом после последнего раза. – Он поднялся и посмотрел на Джека долгим взглядом, который перетек в сардоническую улыбку. – Удачи с этим.

Он был в дверях спальни, когда его мобильник зазвонил: ни звучной мелодии, ни веселого рингтона, обычная телефонная трель разрезала тишину.

– Катлер, – телефон теснее прижался к уху, он взглянул на Джека и Гвен цепким взглядом из-под спадающих на глаза волос. – Где? Ладно, держите место закрытым, людей выведите. Я уже еду.

Смотря, как он закрывает крышку телефона, Гвен знала, что именно он скажет, еще до того, как прозвучали слова.

– Еще один.

Снаружи разразились небеса.

Глава 7 НОВАЯ

Глава седьмая

Эдриенн Скотт рассматривала дождь по другу сторону от армированного окна, искажающего ее отражение. Ее левый глаз лениво сполз под нос, превращая ее тщательно накрашенное лицо в провисший круг, а правый – разглядывал сам себя и мешок под глазом, который дорогие кремы уже не могли замаскировать. Она выглядела жесткой и уродливой. Стильный узел, который влетел в копеечку был тугим, стершим всю мягкость с ее худого лица. Замечательно для зала суда, но, возможно, не так замечательно для обычной жизни. А может быть,это было ее истинное лицо.

Плохая мать.

Капли за окном стали крупнее, тихо колотясь в укрепленное стекло, а рот ее альтер эго слегка задрожал, прежде чем смешаться сподбородком. Может быть, такой ее видит Райан: уродливый монстер, которого следует избегать. В каком-то роде ей хотелось, чтобы так оно и было. По крайней мере, видь он ее хотя бы как монстра, это бы означало, что она присутствует в его жизни и не так раздражающе, как все остальные, с кем ему поневоле приходится иметь дело. Но Эдриенн не обманывалась этой мыслью. В маленькой, мертвой части ее сердца она знала, что ничего не значит для Райана. Вообще ничего. Она была такой же неуловимой, как прозрачное отражение на окне, бессмысленно старающееся задержаться там подольше.

Позади нее Райан аккуратно перешел с "Прогулки по воздуху" на " Где же ты любовь?" из мюзикла "Оливер"! Даже несмотря на Чери, пытающуюся влить ему в рот жидкость, каждая нота одна за другой звонко и текуче вырывалась из его рта. Каждый раз, когда ее мальчик пел, чарующая эмоциональная среда, созданная его голосом, делало для каждого почти невозможным поверить, что он может быть так отгорожен от людей. Никто не мог так петь без огромного запаса эмоций, заползающих к ним под кожу.

В прежние времена – по сути пару лет назад, хотя Эдриенн казалось, что целая жизнь прошла – некоторые его песни заставляли ее плакать ночи напролет. Даже после его переезда на постоянную основу в центр Хаванна она приезжала домой, к месту крушения своего брака, сворачивалась калачиком на кровати и ждала рыданий, чтобы выпустить влагой в подушку сохранившиеся в памяти прекрасные звуки своей боли. Его голос удручал ее сильнее, чем лишенное выражения лицо, и долгое время она убеждала себя, что пение было проявлением его захваченных в ловушку чувств. Он любит ее и нуждается в ней, просто не знает, как выразить это. Ее не волновали слова врача. Она была его матерью. Она знала. Она хотела больше тестов. Больше исследований. Они все ошибались.

Только когда Майкл привел ее к нему в комнату – Райан даже не обратил внимания на злых, ругающихся родителей – и заставил ее послушать его, по-настоящему послушать, а потом дал послушать свои диски, правда прорвалась наружу. Она наконец-то увидела. Ну, или услышала. Не важно. Ее сердце разбилось в тот день, все ее надежды и мечты когда-нибудь достучаться до своего светлого ангела затонули в музыке. Майкл и доктора были правы все это время. Все прекрасные переходы голоса Райана, были улучшенной копией оригинальных певцов. Словно ее маленький, талантливый, потерянный ребенок был механическим компьютером. Он поглощал звуки и возвращал их. В идеальном звучании. Он совершенствовал песню, но без своих личных эмоций, какими бы они ни были.

Майкл был прав, но она не могла простить его за это. Тот день был последним, когда она разговаривала с ним. Возможно, далеким был не только Райан. А тот факт, что она являлась одним из лучших адвокатов в Кардиффе позволил разводу произойти быстро и без заморочек. Их брак был расторгнут по максимуму безболезненно.

– Ужасная погодка, правда? – мягкий голос Чери нарушил задумчивость Эдриенн, и она обернулась. Сиделка старалась всунуть бутылочку с соком прямо в рот Райана. – Я надеялась у нас будет "бабье лето".

Чери подняла радостное круглое лицо, несмотря на то, что сок изо рта ребенка полился на подбородок.

– Ну, знаете, такая погодка, о которой все предупреждают, но она так и не наступает.
Эдриенн одарила ее усталой улыбкой.
– Да, я понимаю.

Райан присел на кровать и замер, его голубые глаза уставились в пустоту, которую видел лишь он, губы все еще издавали звуки даже с всунутой в уголок рта бутылочкой.

Эдриенн не знала, каким образом голос Райана не пропал и исказился к этому часу. Однако Райан был единственным ребенком в отделении, который спал двенадцать часов каждую ночь, регулярно как часы. Возможно, его телу были необходимы именно двенадцать часов сна и двенадцать часов бодрствования. Эдриенн часто думала, что эти двенадцать часов, когда Райан был совершенно потерян в темноте собственного разума, должно быть, были самыми любимыми для него. Если он был способен любить что-то. Механизм работы разума и сердца маленького Райана Скотта были сущей энигмой.

– Не выйдешь в отпуск в этом году? – спросила Эдриенн, притворяясь, то не видит, как сок течет по рэгбистской футболке сына. Она никогда не приходила во время кормления. У нее просто были не настолько стальные нервы – еще одно доказательство ее бесполезности для такого мальчика, как Райан.

– Нет, – Чери перехватила струю до того, как та упала на ковер. – Моя мама ждет операции на бедро, так что буду присматривать за ней, когда смогу. Не хочу оставлять ее, – она одарила Эдриенн широкой, открытой, лучезарной улыбкой. – Я могу мечтать об отдыхе на зимнем солнце, но полагаю, что придется подождать до следующего года, когда смогу урвать себе недельки две в Магалуфе[1], как и все остальные.

Все еще прислонившаяся к окну Эдриенн позволила своему лицу стать на минуту мягче. Они болтали так, словно это было абсолютно в порядке вещей, что маленький мальчик фонирует пением их разговору, игнорируя игрушки, которые изо дня в день не сдвигаются с места, потому что он в них не нуждается.

– Ты всегда заботишься о матери? – выдохнула Эдриенн. – Не понимаю, как ты это делаешь, Чери.

– Не так-то трудно. Я делаю покупки и все такое, – сиделка подняла глаза, и Эдриенн ненавидела этот взгляд полный заботы и сострадания. Ее естественный защитный барьер возрос и принял боевую позицию, заставляя выпрямить спину и нахмурить лицо, будто она была на сложном перекрестном допросе.

Чери смотрела на нее несколько минут и Эдриенн пришла мысль, что она научилась прорываться сквозь барьер куда дальше, чем того хотела Эдриенн.

– Вам тяжелее, – Чери замолкла и грустно посмотрела Райана.– Он настолько замкнут в себе, ничто не трогает его, как бы мы ни старались.

– Я просто хочу, чтобы он, черт возьми, заткнулся, – слова выскочили раньше, чем она смогла остановить их, Эдриенн была поражена едкой горечью собственных слов.

Чери слегка кивнула.

– Я понимаю. Это так прекрасно. – Она вытерла сок и присела на пятки. – Но это автоматика. Сомневаюсь, что он слышит это, как говорит доктор Чипра. Доктор говорит, он поет, чтобы сохранить свою тишину, чтобы держать звуки из мира подальше от себя. – Чери провела рукой по светлым волосам мальчика с нежной любовью, которая заставила Эдриенн завидовать. – Бедная крошка.

Эдриенн смотрела на них и мечтала найти в сердце что-нибудь еще, кроме всепоглощающей тоски.

1. город расположен в непосредственной близости от курорта Пальма-Нова и является наиболее шумным городом Майорки.

запись создана: 28.02.2011 в 23:03

@музыка: Shirley Bassey - Where do I begin

@темы: перевод, торчвуд

---

С 8 марта, девочки!

С праздником всех вас, девушки. Пусть ваши жизни будут фиестой, дороги усыпаны цветами, вместо слез бриллианты и всегда желанные мужчины рядом.

И маленький бонус - кликабельно

запись создана: 07.03.2011 в 23:08

@музыка: Shirley Bassey - Yesterday when I was Young

@настроение: shining

@темы: праздник, 8 марта

---

Любимые цитаты Дж/Я

Я все еще люблю пэйринг Джек/Янто и посему читаю любую литературу про них, в т.ч. фанфики. И так как, по моему глубоко субъетивному мнению, фанфикшн далеко превзошел оригинал, почти все любимые цитаты из фиков.


Спасибо всем авторам и переводчикам за труды. Они очень помогают забыть про то, что иногда третьи сезоны сильно разочаровывают.


Предупреждение: присутствует мат и всякий рейтинг. Однополые отношения.

Read more

... Обвинительный тон, наложившийся на стресс от необходимости лукавить всю прошедшую неделю, стал последней каплей, и Янто набросился на Джека.

— Твою мать, Джек! Ты в каждом моменте моей жизни. В каждом траханном моменте. Нет больше ничего моего, что являлось бы только моим. Ради всего святого, ты не можешь позволить мне иметь даже самую крохотную вещь, которая была бы лишь моей?!

— Эй, я никогда не говорил…

— Тебе не обязательно это говорить! Ты — капитан Джек Харкнесс! Ты больше, чем сама жизнь, ты из будущего, ты перетрахал больше людей и пришельцев, чем есть во всем траханном Кардиффе. Ты идешь по жизни улыбаясь, и все склоняют колени пред тобой. Особенно я. Господи, Джек, я всегда даю тебе то, что ты хочешь.
— И Лиза? Это тоже то, чего я хотел?

— Ну, разумеется, ты и ее приплел, — пробормотал он, запуская руку в волосы. — Джек. Пока она была здесь, кто делал тебе кофе, выполнял твою бумажную работу, ходил за тебя в химчистку, позволял тебе трахать себя на твоем столе? И теперь ты вторгся в единственную часть моей жизни, которая была закрыта от тебя, и ты победил. Ты всегда — траханный победитель.
— О, так вот как? А в тот момент, когда ты и вся моя команда убили меня, я тоже был победителем? — голос Джека был опасно тих.
Янто неожиданно испугался.
— Это было…
— Что, другое? — Джек придвинулся к его лицу. — Скажи, как я всегда выигрываю, если ты продолжаешь предавать меня?
Янто сглотнул.
— Я предан тебе, Джек.
— Да? — рот Джека был всего лишь на расстоянии пальца ото рта Янто. — О, сейчас твое поведение — сама преданность. Ты отдаешь мне свое тело, свое время, свой интеллект. Но что ты чувствуешь, Янто? Что должно случиться, чтобы ты повернулся против меня в третий раз? — Джек поднял руку и провел пальцем по щеке Янто. — Какую ложь ты собираешься мне преподнести? Этим твоим очаровательным маленьким ртом? — его большой палец скользнул по нижней губе Янто, который потянулся и сжал запястье Джека.
— Я верен тебе, Джек, — сказал Янто снова. — Я твой человек. Ты не понимаешь этого? О чем бы ты меня не попросил, я это делаю.
Джек посмотрел в глаза Янто, и былая воинственность покинула его.
— Почему? — прошептал он.
Янто молчал. Джек хрипло пробормотал:
— Я спрашиваю тебя, Янто. Ты только что сказал…
— Я люблю тебя, ты, ублюдок, — рявкнул Янто. — Я люблю тебя до такой степени, что забываю все: свое собственное имя, чего я хочу, каждого, кого я вижу, любое место, где я был. Я люблю тебя больше собственной жизни. Ты пугаешь меня, ты, траханный ублюдок. Я люблю тебя.
Джек задохнулся, округлив глаза...

(Притча во языцех blue_fjords, в переводе Москвичка)

1. Подлинный идиотизм – трахаться с человеком почти два года, хотеть его до дрожи в коленях, скучать по нему, как скучают в цепях по свободе, в пустыне – по воде, а ночью – по свету солнца, и не знать самого простого. Не знать.

2. …и совершенно не стыдно заорать от наслаждения, толкаясь ему навстречу. Так давно не было! Так сейчас хочется…

3.
– Тебе перламутровую хрень в зад, Харпер! – не выдерживаю я, и Янто вздрагивает. Выключаю звук – спишут на помехи! – и шепчу в мгновенно налившееся алой краской ухо. – Мы с тобой обойдемся без перламутра. Но если есть желание, то я знаю здесь отличный салон…
– Меня бы больше устроил малахит, сэр, – чертовски мне это в нем нравится – способность вот так не теряться. Янто щурится мечтательно, не забывая притом обрабатывать двойной объем данных. – Малахит выгодно подчеркивает…
– Мою задницу? Ну, спасибо тебе! – я смеюсь, жалея, что времени так мало. Его всегда так безбожно мало!

4. …а Джек вдруг притягивает меня к себе за плечо. Взъерошенный, с блестящими глазами, пятнами лихорадки на скулах, он так красив, что я вновь задаю себе вопрос: почему он выбрал меня?

(Здесь и сейчас. Смолка Сентябрьская)

1.
— Когда она трогает себя, думаешь, она представляет тебя?
— Джек. – Предупреждения Янто только распаляли Джека, и он шел еще дальше.
— Думаешь, она на тебя мастурбирует? Я – да. В постели. В душе. За столом.

2. Пожалуйстанетрогайменя, Пожалуйстанетрогайменя – Джек мысленно повторял свою мантру. Янто находился слишком близко, недопустимо близко. Джек сжал подлокотник.

3.
— Но если посмотреть с другой стороны, первый раз у нас будет дважды, – улыбнулся Джек, не обычной своей ослепительной улыбкой, а просто широкой и счастливой.

4. Джек внимательно посмотрел на него:

– Ты знал, что мы все забудем… и это единственная причина, почему ты позволил всё это, так? Почему?

5.

Над головой мерцали и искрились звезды, по всему небу, так далеко, сколько они могли увидеть.
– Просто дух захватывает, – вздохнул Джек. Его голос был будто зачарован.
– Абсолютно, – согласился Янто таким же зачарованным голосом.
Только потом Джек понял, что Янто смотрел не на звезды.
(Кровь и розы. choccy-grl, в переводе Alunakanula)

1.
- Этот тип к тебе клеился! И тебе это нравилось! «Рад знакомству, мистер Джонс», «Вот моя визитная карточка, мистер Джонс», «У вас отличная задница, мистер Джонс»!
Джек орал так, что даже Мавануи забилась в свое гнездо и предпочла не высовываться.
- О моей заднице он точно ничего не говорил! – защищался Йанто.
- Да у него на лице все было написано! Откуда он вообще взялся?

2.
- Ничего, - Йанто нежно запустил пальцы Джеку в волосы. – Мы это переживем. Просто помни, что я тебя люблю и ни на кого не променяю.
- Ладно.

3. После того как на следующее утро посыльный доставил в фиктивный туристический офис Торчвуда изысканный букет с карточкой, подписанной «Тони Мейер», Мавануи еще сутки не показывалась из гнезда.
(Девять месяцев. Jane Doe)

1. Этот его взгляд нужно объявить вне закона. И великолепно – теперь в полиции Кардиффа считают, что я – жиголо.
(Радиопьеса.blue_fjords, в переводе Ольги)

1. В том, что Янто сказал ему в ответ, были, должно быть, виноваты наркотики.
— Я влюблен в него. Неужели вы настолько тупы, что, даже увидев это, – Янто вытащил из пачки фотографию, на которой они с Джеком промозглым вечером в обнимку возвращались домой из кино, – не поняли, что я выберу Джека, чтобы вы там не имели мне предложить?

2. ... Одной рукой он обхватил Янто за пояс, притягивая себя к нему, а другую – положил Янто на затылок, притягивая его к себе.
— Я купил нам новое постельное белье, – пробормотал Джек, когда они оторвались друг от друга.
Янто фыркнул.
— Это главные новости? Что ты простыни купил?
(Пернатое чудо гнездится в душе. blue_fjords. в переводе ОльгаФ)

1.
— Я бы хотел, чтобы все умотали отсюда – без разницы куда – а я смог бы трахнуть Джека на столе в комнате для совещаний.
Янто закрыл рот так, что челюсть щелкнула, и вытаращил глаза.
…В комнате повисла тишина. С каждой ее секундой Янто радовал глаз все более сочными оттенками румянца.
(Что-то типа веритасерума.blue_fjords, в переводе ОльгаФ)

запись создана: 04.12.2010 в 23:53

@музыка: Vintage cafe

@темы: джек, цитаты, янто, торчвуд

---

Don't Worry Mama (ranobe)

Название: Мама, не горюй!
Автор: Нарисэ Конохара (Narise Konoharа)
Иллюстратор: Юки Шимизу (Yuki Shimizu)
Дата выпуска: 2005
Переводчик: я
Статус: в процессе
Жанр: яой
Рейтинг: NC-17
Саммари: история новых Робинзонов по-японски.
Дисклеймер: все герои и произведение принажлежат их авторам и правообладателям. Моих прав на них не было, нет и не будет.

Перевод не подразумевает получение материальной прибыли.

Отрывок 4

Отрывок 4

Дом, в котором они оставались с Имакурой, был близок к доку, но для себя Юйчи выбрал один из пяти, стоявших в четверти мили дальше. Дом был выбран из-за того, что находился в хорошем состоянии, а сзади был вырыт хороший колодец.

Сидя скрестив ноги посреди гостиной, Юйчи раздумывал о своем положении. Прошли четыре дня, но за ними так никто и не приехал. Он оставил подробную информацию куда и когда они едут, так что будь желание их найти, с этим проблем не возникло бы. Возможно, за ними хотели приехать, но не могли.
Юйчи начал волноваться. Может, произошло какое-то несчастье… А что, если случилось что-то с семьей, из-за чего они не начали поиски. Если так, то сказать, сколько он еще здесь пробудет, было невозможно.

Однако в голову пришла ужасная мысль, что все это имело бы место, будь он на острове один. Но тут был еще и Имакура. И если эта жирная свинья была так испорчена своей мамочкой, то она бы ни за что не сидела сложа руки. Что-то было не так.

Сидеть без дела означало слишком много думать. Юйчи по себе знал, что это ни к чему хорошему не приводит. Дабы подавить чувство страха, он решил почистить новый дом и начал с того, что отделил нужные вещи от бесполезного хлама.

Он уже успел покопаться в соседних домах и нашел тарелки, чайник, кастрюли и свечи. Также отыскал жаровню и мешок древесного угля. Еще в детстве в доме деда он видел, как пользовались жаровней, и знал, что ее можно использовать вместо печи. Разобраться в ней было трудно, но легче, чем построить очаг из камней, как их учили несколько лет назад в летнем лагере.

Уборка отвлекла его от дурных мыслей. Лишь раз он остановился, подумав, что лодка может прибыть в любое время, а он, возможно, зря тратит время. Но после решил, что приготовления очень пригодятся, если придется прождать неделю, и вновь принялся за дело.

Открыв окно, он впустил свежий воздух. Вытирая грязные циновки грязной же тряпкой, он подумал, насколько все стало легче, когда он остался один. Будучи с Имакурой, ему приходилось принимать его в расчет… и мириться с его злоупотреблением. С плеч как будто упал огромный груз.

Выбранный Юйчи дом стоял на холме лицом к доку, откуда были видны и док, и океан, так что ему не нужно было спускаться вниз, чтобы наблюдать за лодкой. Однако он все еще должен был искать пищу и не мог весь день потратить на ожидание. Юйчи разорвал циновку, найденную по соседству, и, используя уголь, написал на ней «СОС» на случай, если проплывающие мимо суда посмотрят на берег. Вечером перед туманом он отправился на давешний огород и нарвал морковки. Он поозирался в поисках чего-нибудь еще и был вознагражден обнаружением картофеля.

Этой ночью он закатил пир с картофелем и морковью. Обжигающе горячая картошка стала восхитительным дополнением к его рациону. Абсолютно сытого его накрывал сон. Свернувшись на футоне, который выветривал целый день, он решил выпарить назавтра немного соленой воды, так как с солью еда станет еще вкусней.

Юйчи широко зевнул. Разрыв с Имакурой было лучшим, что случилось с ним на острове. Давно следовало так поступить, и Юйчи ругал себя, что терпел босса слишком долго.

Следующим утром на рассвете, Юйчи двинулся прямо к доку. Там он воздвиг самодельный флаг с сообщением на заржавевшем почтовом ящике. По пути назад он бросил взгляд на дом Имакуры, но не заметил ни малейшего звука или движения. Остаток утра он провел на крыльце, наблюдая за волнами. Около девяти он заметил, что Имакура приступил к своему ежедневному бдению в доке. Небо было ясным, вокруг щебетали птицы, море тихо поблескивало, но о лодке на горизонте не было и речи.

Днем Юйчи проголодался и направился в огород. Откапывая картофель, он услышал хруст – где-то вдалеке проскакал серый заяц. Ночью он починил брешь в большой бамбуковой клетке, проигнорированной ранее. Она была так хлипка, что он сомневался сработает ли клетка. Однако с ее помощью он поймал зайца, которого тут же зажарил на огне. Съеденная без специй зайчатина была первым мясом в течение долгого времени на острове, и ничто из съеденного до этого мига не было так превосходно. Поедая мясо, в его голове всплывало лицо Имакуры. Он беспокоился, чем же тот питается. Но, приняв во внимания все свои трудности, он ожесточил сердце и заставил себя не думать об Имакуре.

Так прошло несколько дней. По утрам он наблюдал за горизонтом, по вечерам – добывал пищу. Спустя совсем короткое время жизнь Юйчи вошла в режим. Он обнаружил, что вместо того чтобы сразу есть зайца после поимки, лучше продержать их, пока не появится необходимость в еде. Из соседнего дома он принес птичью клетку и разместил в ней живность. Кроме того, огород был полон овощами. Как только он понял, что недостатка в еде у него больше нет, он перешел в фазу ожидания.

На седьмой день забвения Юйчи приготовил свое обычное блюдо из моркови и картофеля. Затем с картой в руках отправился на самую высокую точку острова. Холм был не очень высоким, и дорога заняла всего окло часа. С этой высокой точки ему виднелся широко раскинутый океан. Дул сильный ветер, и Юйчи убирал волосы с лица, смотря на бесконечно распростершуюся водную гладь.

Он подумывал собрать плот и сбежать с острова, но вдруг вспомнил, как шкипер рассказывал об опасностях, таящихся в стремительно меняющихся подводных течениях. Вместо того чтобы бездумно рисковать, стоило дождаться, пока за ними придут.

– Странно, почему никто не пришел… – он не хотел говорить этого вслух, но слова сами сорвались с губ. Он заметил, что последние несколько дней все чаще заговаривает сам с собой. Прошла неделя с тех пор, как их забыли на острове. Почему их не ищут? Почему не идут за ними? Что их удерживает?

Неужели семья совсем не беспокоится о нем? Юйчи покачал головой, чувствуя себя невероятно одиноким. Заставив себя настроиться на лучшее, он спустился с холма.

На обратном пути он прошел через док, Имакуры не было. Посмотрев сквозь сад, он снова никого не заметил. У Имакуры было много воды и, хотя он не ел в течение нескольких дней, в его огромном теле было много запасов жира. Умереть он не мог. Скорее всего, просто устал наблюдать за водой.

Вернувшись, он приготовил из пойманного кролика суп с морковью и картофелем. На этот раз все было заправлено солью. Но стоило глотнуть немного супа, как перед глазами всплыло толстое лицо Имакуры. Юйчи беспокоился, нашел ли тот себе еды. Вдруг вспомнив, как Имакура растоптал морковь, он начал корить себя, что волнуется о ком-то, кто вовсе этого не заслужил. Этой ночью ему не спаслось. Мысли метались между вопросами: почему никто не пришел их спасти и когда за ними придут? Одиночество и тишина лишь распаляли пожар в его голове. К беспокойству примешалась тоска одиночества. Хоть он и утомился от экскурсии, но сон не шел.

Первое, что делал Юйчи каждое утро. Ставил засечки на столбе. Утром он поставил восьмую засечку в знак восьмого дня пребывания на острове. Следуя рутине, он вымыл лицо и задался вопросом, чем заняться. Запасы овощей были полны, им был пойман еще один кролик, и к тому же оставалась часть супа, приготовленного вчера. Пару дней о еде можно было не беспокоиться.

– Думаю, начну с перекуса, – снова вслух сказал Юйчи, разжигая огонь в жаровне. Согрев вчерашний суп, он налил его в миску. – Вкусно.

Никто не ответил. Впервые он столь долгое время проводил без разговоров.

– Интересно, он что-нибудь ел, – Юйчи вздохнул. В горшке все еще оставался суп. Чувство вины поедало его, совсем как он съел свой суп. – Сомневаюсь, что он ел что-нибудь нормальное. – Он уставился на суп в горшке. – Я не видел его со вчерашнего дня.

Вновь он засомневался, не умер ли Имакура. И подумав об этом, стал еще больше волноваться. Один раз он всерьез хотел убить этого мужчину, но, имея пищу и не поделившись с ним, его смерти от голода Юйчи себе не простил бы. Наконец, он поднял горшок, верно решив, что, сидя тут, он будет только множить свое беспокойство, пока не увидит его. Хотя на самом деле ему просто хотелось поговорить с кем-нибудь, неважно с кем. Он мог сказать «Привет», отдать суп, проигнорировать злопыхательство и уйти.

Он спустился на четверть мили вниз по берегу. У дома Имакуры было очень тихо. Юйчи был уверен, что Имакура здесь, так как тот не пошел в док. Однако он мог бы пойти на поиски еды. И если его нет, то нет. Юйчи постучался.

– Привет.

Ответа не было. Юйчи обернулся, думая, что Имакура мог выйти. Вдруг он услышал слабое стенание. Резко толкнув дверь, он вошел. Комната была темной даже с утра пораньше. Посреди комнаты валялось что-то круглое. Имакура лежал на животе, и лишь голова была повернута к Юйчи. Его лицо было белым, а губы бледными. Увидев вошедшего, Имакура неудержимо залился слезами.

– Что произошло? – Юйчи бросился к нему. Лицо толстяка запачкалось в слезах и соплях. С бесцветных губ слетали бессвязные слова:

– Мой живот… ужасно болит… не прекращает. И у меня диарея. – На руки Юйчи упала слеза. – Так больно…

Он свернулся калачиком и все равно был огромен, но дрожал, как маленький зверек. Увидев его, Юйчи не мог простить себе, что не пришел раньше. Он хотел облегчить страдания мужчины.

– Что ты сделал? Много воды выпил? Или съел что-то не то?

– Я был очень голоден… И съел…

– Громче. Я не слышу.

– Я съел траву и мой живот…

Услышав слово «трава», Юйчи был потрясен.

– Я был очень голоден и не мог остановиться…

Пока Юйчи ел зайца, человек, раздавивший морковь, от которой отказался, пал до того, что питался травой из сада. И теперь он стоял над плачущим мужчиной, опущенным голодом так низко. Тут Юйчи вспомнил, что в комплектацию походного багажа входили некоторые лекарства их компании.

– Стой. Точно. У меня кое-что есть. Помнишь портативные аптечки компании? Они еще плохо продавались. Кажется, там есть что-то от живота. Пойду принесу.

Но, когда он собрался выйти, Имакура схватил его за запястье.

– Нет… Не уходи.

Юйчи остановился, увидев безумное выражение лица Имакуры.

– Я только сбегаю принесу.

Имакура бешено замотал головой.

– Нет. Ты не вернешься. Ты не поможешь мне, и я умру в одиночестве в этом Богом забытом месте. А я не хочу, чтобы так случилось…

– Я не брошу тебя умирать.

Хватка Имакуры стала еще сильней.

– Но ты ненавидишь меня. Ненавидишь настолько, что ударил. – Имакура вновь завыл. – Я не хочу быть один. Больше не хочу. И умереть здесь не хочу…

Юйчи понял его страх. Пусть Имакура рос в одиночестве и привык быть один. Но сколько бы он не увещевал, мужчина не слушал. На смену жалости резко пришла злоба из-за его ребяческого поведения.

– Просто заткнись. И хватит плакать. – От его крика Имакура сразу же успокоился, как послушный ребенок. Вернув ему вменяемость, было поздно отступать. – Я же сказал, только возьму лекарство и вернусь. Отпусти меня. Если не отпустишь сам, я действительно не вернусь.

Имакура медленно и неохотно отпустил его. Он смотрел на Юйчи красными мокрыми глазами, затрудняя его уход. Но чтобы помочь мужчине, ему нужно было лекарство. Юйчи на всех порах пробежал полмили вверх по холму и обратно. Когда он вернулся, на лице Имакуры выразилось облегчение, и он вытер нос рукой. Прием лекарства на пустой желудок мог только ухудшить его состояние. Юйчи предложил поесть немного супа.

Даже диарея была не в состоянии побороть голод. Увидев суп, мужчина накинулся на него, и было похоже, что собирается выпить его в один глоток. Юйчи посоветовал успокоиться, пригрозив, что больше не поделится с ним, если тот ослушается. Имакура повиновался и спокойно поел. После еды и приема лекарства Имакура лег на футон.

– Тебе получше?

Имакура кивнул и ответил «Да» совсем как ребенок.

– Когда лекарство подействует, диарея пройдет.

– Хорошо, – вежливо ответил Имакура.

Наблюдая за слабым и послушным боссом, Юйчи подумалось, что в нем есть и хорошая сторона. Быстро мотнув головой, он отогнал эти мысли. Если поедание травы привело к диарее, ему придется наведаться утром и принести чего-нибудь легкого. Имакура продолжал пялиться на Юйчи, отчего последний чувствовал неловкость. Юйчи поднялся, Имакура взволновался и последовал его примеру.

– Ты уходишь?

– Иду в ванную.

– А…

Толстяк расслабился и снова лег.

Выходя из комнаты, Юйчи уловил запах. Посмотрев в кастрюлю, он обнаружил маленькие коричневые комки, плавающие в грязи. Подумав, что Имакура ел это, ему стало еще грустнее. Из туалета он вернулся с тяжестью на сердце и увидел Имакуру, зарывшегося в футон и стенающего «почему это со мной происходит? Что я сделал, чтобы заслужить такое? Я хочу к маме. Мама…» От этих слов у Юйчи по коже мурашки побежали.

– Вылезай оттуда! – заорал он. Имакура вынырнул из футона. Юйчи подвел указательный палец к переносице мужчины. – Послушай. Для человека в тридцать лет не нормально звать «маму». Это лишь показывает, какой ты маменькин сынок. Ты должен прекратить полагаться на нее и жить самостоятельно. Я все думал, почему ты такой безответственный, и теперь понял: ты полностью полагаешься на мать. Тебе нужно самому нести за себя ответственность.

Имакура прикусил губу и схватил футон жирными пальцами.

– Я самостоятельный. Я зарабатываю.

Юйчи пнул циновку, Имакура вскочил.

– Это не вопрос денег. Разговор идет о мышлении.

Имакура тихо дулся, но было видно, что он хочет высказаться.

– В детстве я все время болел, поэтому мама до сих пор очень беспокоится обо мне. Хотя я и чувствую, что она заходит слишком далеко. – Наконец-то он осознал свою проблему.

В первую очередь нужно перестать зависеть от матери. Не полагайся ни на кого, кроме себя. Начни контролировать свои поступки. Ты ленив мысленно, поэтому такой жирный. – Услышав слово «жирный», выражение лица Имакуры ожесточилось. – Ты уже взрослый мужчина, а все еще ешь шоколад.

При слове «шоколад» Имакура согнулся. Возможно, он впервые осознал, как больно сделал Юйчи своим поступком и пополз обратно под защиту футона. Внезапно он нашел в себе силы проговорить:

– Мое мнение о тебе резко изменилось за эти несколько дней. Я считал тебя милейшим человеком. И понятия не имел, что ты настолько груб и невоспитан.

При этих прозвучавших из-под футона словах Юйчи рассмеялся.

– Это настоящий я. Время, проведенное здесь с испорченным идиотом вроде тебя, разбило видимость, созданную с таким трудом. – Юйчи фыркнул. – Ну и как, понравилась первая порция порки? Больно было? Хорошо. Значит, наперекор мне ты больше не полезешь. Мы в серьезной ситуации. Совершенно одни, забыты и нет никаких причин церемонничать. Если будешь делать что-то, что мне не понравится, я вправлю тебе мозги.

Имакура побелел и втянул голову в футон. Юйчи, смеясь, хлопнул по его округлой спине.

– Да шучу я. Если не будешь безобразничать, бить тебя я не стану.

Имакура медленно высунул голову, чтобы проверить не лжет ли Юйчи. Последний щелкнул по его лбу, отчего гигант крупно задрожал.

– Жара у тебя нет. А боль в животе скоро должна пройти.

Он обернулся на звук чего-то мягкого, стукнувшего по крыше. Неожиданно полил дождь. Он застлал все вокруг, сведя видимость снаружи к нулю. Всего пару минут назад погода была абсолютно ясной. Дождь еще раз доказал, как стремительно менялась погода на острове. У Юйчи был зонтик, но он не захватил его с собой, думая, что осадков не предвидится.

– Идет дождь. Вернусь-ка я к себе, пока не стало хуже.

При этих словах Имакура тут же поднялся.

– Ты собираешься бросить своего больного напарника? – Он помотал головой. – А что, если мне вдруг станет хуже, и я умру?

Юйчи не оценил его актерского мастерства.

– Если ты достаточно здоров, чтобы нести такие речи, то смерть тебе не грозит.

– Нет. Не уходи.

Отчаянный тон Имакуры заставил Юйчи остановиться, но он знал, что отступать нельзя, иначе сегодняшний урок пропадет втуне.

– Пожалуйста, останься здесь. Пожалуйста, – попросил Имакура голосом, полным тоски. – Я боюсь одиночества. Здесь пусто и совсем не с кем поговорить.

Юйчи был потрясен, услышав, как некто, кто в прошлом лишь указывал ему и оскорблял, произнес «пожалуйста». Даже зная, что не стоит его поощрять, Юйчи был тронут несчастным видом стоящего перед ним человека. Он понимал его одиночество. В конце концов, он сам решил навестить Имакуру, так как искал общения – неважно с кем. Снаружи проливной дождь перерос в ливень. Юйчи знал, что, вернувшись, он будет томиться от безделья, поэтому отказался от мысли об уходе. Когда Имакура спросил: «Ты останешься», он ответил: «Да».

Напряжение с лица Имакуры сошло, он улегся в футон. За какие-то полчаса он уснул и дышал ровно, как добрый зверек. Юйчи разглядывал дождь за окном. Когда Имакура уснул, Юйчи вновь почувствовал одиночество. Но рядом с ним был человек, так что фактически одинок он не был. Мысль ободрила, хоть напарником и был кто-то, кого думал, что ненавидел. Вдруг он слабо задрожал, закрыл дверь и окно, но в комнате стало темно, как в гробу. Он лег на циновку. Капли дождя одиноко нарушали тишину. Юйчи подумал, что он впервые целенаправленно слушает дождь. Он свернулся на полу, но почувствовал боль в спине. Ему пришлось пойти в кладовку за футоном, но там его не было. В доме не было футонов, кроме того, на котором спал Имакура.

– Куда он их дел…?

Должно быть, голос Юйчи разбудил мужчину, потому что он повернул голову.

– Где все футоны?

– Я испачкал их и выбросил, – ответил Имакура словно во сне.

Юйчи попытался представить, в каком же состоянии были футоны, раз их пришлось выбросить. Он что, разорвал их или еще что-то в этом роде? Но решил, что лучше про детали не знать.

– Ты хочешь футон?

– Хотелось бы, но могу поспать и на циновке, если понадобится.

Не успел Юйчи докончить фразу, как Имакура выполз из своего футона.

– Возьми этот.

– Тебе будет негде спать.

– Мне не нужно. – Удивительное предложение от человека, отказавшегося несколько дней назад поделиться шоколадом.

Имакура был готов пойти на все лишь бы он остался. Но Юйчи был не из таких – он не мог выгнать больного человека из футона и занять его.

– Оставь себе.

– Нет, иди ты.

Никто не хотел сдаваться. Полушутя Юйчи предложил:

– Ну ладно, тогда придется спать вместе.

– Я согласен.

Имакура тут же влез в футон, но разместился с одного краешка. Пустой наполовину футон смотрелся странно. Именно Юйчи предложил такой вариант и теперь не мог отказаться. Он залез к Имакуре, но чувствовал неловкость. Интересно, знай Имакура, что он гей, стал бы так запросто приглашать его к себе. Юйчи сомневался в этом. Юйчи считал начальника 300-фунтовым бегемотом. Ему нравились худые красивые мальчики, а Имакура был полной противоположностью. Если бы Имакура был нормального размера и с лучшим характером, Юйчи определенно захотелось бы нарушить свое принудительное воздержание. Он подумал о парнях, с которым спал… даже одноразовых. Все они были стройными и с мальчишескими лицами. Среди его друзей были любители толстяков, которые со страстью доказывали преимущества своих партнеров, но Юйчи никогда не понимал этого.

Юйчи вдохнул. Слышался сладкий, дразнящий аромат, от которого сердце дрогнуло. Было похоже на аромат младенца. Он вдохнул глубже, стараясь втянуть побольше. Он попытался остановиться, ругал себя, что это всего лишь запах Имакуры, но не мог противиться странному влечению. Затем он начал замечать детали, к примеру, тепло огромной, прижимавшейся к нему спины. Он не хотел быть так близко к мужчине, но лишь настолько мог отодвинуться и не выпасть из футона.

Несмотря на ужас их ситуации, он думал, что трещину в их отношениях, не так-то легко будет залатать. Юйчи заметил, как дыхание Имакуры выровнялось. Он осторожно приподнялся и посмотрел в лицо мужчины. Чем больше он думал, тем яснее понимал, что он вполне способен унять злобу, вызванную поведением Имакуры. Его лицо было не так уж и плохо. Так судил объективный ум. Нет, нет. Вы только посмотрите на этот четверной подбородок. У него их четыре… четыре! Вот если бы он похудел, был бы не плох на вид. Не сумев подавить любопытство, он дотронулся пальцем до одного из сгибов подбородка мужчины. Имакура широко открыл глаза.

– Что?

– Э… там что-то было.

Он быстро убрал палец.

– Я устал, потому что вчера всю ночь бегал в сортир.

Когда он повернулся, в его полуоткрытых глазах засветилось недовольство. Юйчи потер палец. Кожа Имакуры была нежной. Ему стало интересно, был ли таким только подбородок или все тело. Он услышал, как шумно глотнул.

Юйчи снова лег и, нарочно ерзая, коснулся до руки Имакуры. Кожа была белой, а рука напоминала бескостный кусок мяса. Однако пальцы словно упирались в подушку. Юйчи спал со многими мужчинами, но у ни одного не было такой замечательной кожи. Если все тело покрыто такой кожей… он снова тяжело глотнул. Интересно, каково это обнять его всего обнаженного. Голову заполнили опасные мысли. Он что, с ума сошел? Забыл, кто с ним рядом? Это же Имакура! Толстый монстр Имакура. Как можно даже думать о вожделении к нему?

Юйчи положил голову на сплетенные руки. Его гордость была под угрозой. Нужно было прочистить мысли, сделав образ Имакуры менее желаемым. Позвав на помощь воображение, он создал в мыслях голого Имакуру, снабдив его пятью подбородками и талией даже больше, чем в реальности, почти как у статуэтки Будды. Он никогда не видел его чресла, но на основе услышанного сделал их крошечными. Он думал, что так добьется нужной цели, но, хотя в обычной жизни он дважды не взглянул бы на Имакуру, в воображении набросился на него.

«Эй, я не липофил», – не важно сколько он повторял себе это, мысленно он приподнимал ноги Имакуры и вставлял член в его плотный зад. Юйчи поспешно встал и бросился на улицу. Зайдя на задворки дома, он спустил штаны. Все еще фантазируя, как вставляет Имакуре, он дважды кончил. Его устремленный к небу член выглядел под дождем довольно печально. У него не было принципов. Он был ненормален. Они были в ужасном положении. Вернувшись, он попробовал успокоить себя этим. Имакура спал глубоким сном. Рот полуоткрыт, слегка похрапывает. Полный и беспомощный, как новорожденный. Юйчи пришел в ужас, поймав себя на мысли, как мил Имакура. «Нет… вовсе нет… нисколечко». И все же он не мог отвести глаз от мужчины. Да и подавить желание не мог. Он вновь прикоснулся к руке Имакуры. Она была настолько мягкой, что не хотелось отпускать. Глаза Имакуры раскрылись, но вряд ли что-то заметили и снова закрылись.

@темы: ranobe, перевод, яой, Narise Konohara, NC-17

---

В тишине

название: В тишине
автор: Сара Пинборо
дата выпуска: 25.06.2009
Перевод: в процессе
Частей: 1-2 из 27

переводчик: я

Данный перевод не подразумевает под собой получение материальной выгоды.

Пролог - www.diary.ru/~springbud/p144895145.htm#more1

Глава 1-2

Глава первая

Гвен Купер вышла из церкви св.Эммануила и пошла к черному SUV, резко застегивая молниюна своей обтягивающей кожаной куртке и слегка подрагивая под дождем. Чертовапогода. Дождь шел уже несколько дней, и не было никаких признаков просвета. Надгородом грозно нависали тяжелые бурые тучи.

Джек Харкнесс хлопнул дверцей и обернулся на нее, погрузившую подбородок в воротник куртки.

– Всего лишь погода, Гвен. Мягкая, естественная, повторяющаяся миллионы лет, старая добрая земная погода, – улыбнулся он. –
Наверняка такой ливень уже проходился по тебе. Прими его в объятия.

С минуту она разглядывала его.

– Спасибо за такое откровение, Джек. Оно невероятно согрело и высушило меня.

– Тебе нужна хорошая куртка, – он посмотрел на свое шерстяное пальто времен войны, которое заканчивалось где-то в районе голени.

Брови Гвен поползли вверх.

– Только через мой труп я соглашусь на такое предложение.

– И я. И все же каковы шансы?

Не сумев сдержать улыбку, Гвен покачала головой.

– На самом деле через твой труп мы уже перешагнули. Не перегни палку.

Было в Джеке что-то, что всегда заставляло ее чувствовать себя хорошо, даже после всего, что случилось. Она смахнула промокшие пряди с лица.

– Пошли посмотрим, в чем причина веселья.

 

На какое-то время дождь был забыт, Гвен погрузилась в окружающую их активность. С момента присоединения к Торчвуду ее полицейская жизнь стала казаться далеким воспоминанием, но она все еще воспринимала ситуацию как коп. Казалось, вокруг пригородной церкви толпилось слишком много полицейских из-за заявленного одного трупа. SUV втиснулся между двумя полицейскими машинами со все еще включенными фарами, освещающими людей в пластиковых костюмах, бегающих между фургонами британской транспортной полиции[1], три констебля в форме обносили место преступления ограждением.

Бок о бок Джек и Гвен один за другим поднимались по ступенькам к арочной двери, их самоуверенного вида хватило бы, чтобы остановить любого, кто попытается перекрыть им дорогу. Гвен не заметила мужчину между ними и дверью, но не Джек.

– Мы Торчвуд. Мы ведем это дело.

– Торчвуд? –притаившийся в тени дверного пролета человек с торчащим кончиком зажженной сигареты говорил с характерным северо-лондонским акцентом.

– Гвен Купер и капитан Джек Харкнесс, – строго сказала Гвен, но мужчина во тьме даже не шелохнулся, продолжая преграждать им путь. Она уставилась на него. – Пожалуйста, пропустите нас, теперь это наше дело.

– Так, так, так, – сухо рассмеялся мужчина и показался из темноты. – Я думал, вы все сгинули в Кэнери-Уорф, – он выкинул наполовину скуренную сигарету и притушил ее ботинком. – Никогда не думал, что выпадет такой шанс. Детектив Том Катлер. Отдел убийств, – он хмыкнул. – Командирован из Хаммерсмита[2].

Гвен сверху донизу оглядела мужчину. Костюм был неряшлив, и он явно не брился день или два. Его глаза были глубоко посажены в глазницах, словно пытались похоронить себя так глубоко, чтобы не видеть мир. Она видела такой взгляд раньше. Пьяница?

– Что вы натворили, что вас направили сюда?

Его взгляд стал жестче, но широкая улыбка прилипла к лицу, с ниспадающей светлой всклокоченной челкой.

– Это не ваше дело, даже если вы Торчвуд, – он слегка нагнулся, – И поправьте меня, если ошибаюсь, но вы вроде как не особо популярны среди рядовых. – Он кивнул в сторону работающих на мокрой дороге мужчин и женщин, многие из которых бросали подозрительные взгляды на двух облаченных в темное чужаков.

– Это часть работы. Многие из них знают, что к концу дня мы будем в одной команде, – улыбнулся Джек, но Гвен видела, что он хочет пройти внутрь и осмотреть место преступления. Время шло. Но она была еще заинтригована, и вопрос вырвался изо рта, прежде чем она смогла остановить его.

– Что вы знаете о Торчвуде?

– Столкнулся с неприятным делом в Хаммерсмите в 2003 году. Торчвуд приехал и разобрался. – Подняв воротник пиджака и обернув его вокруг шеи, детектив Катлер освободил путь, выйдя под дождь. – И тогда я был счастлив впустить их. Там было то, что я не хотел брать под свою ответственность.

Улыбка опала, и Гвен увидела призраков в глубине ввалившихся глаз мужчины. Возможно, он пил, и возможно у него для этого были веские причины.

– Как то, что случилось с этим бедолагой. Угощайтесь, берите это дело. Оно все ваше.
– Катлер повернулся к ним спиной и заторопился с лестницы. – Медэксперты еще внутри, ждут вас. Если не захотите тело, они заберут, – кинул он поверх плеча. – Удачи вам.

Гвен смотрела ему вслед.

– Неужели так много людей в органах знают про нас так столько всего?

– Иногда в реальной жизни чем меньше человек знает, тем он ценнее, – Джек смотрел на удаляющуюся фигуру с возрастающим интересом. – Думаю, Торчвуд Один посчитал его хорошим союзником в полиции. И не похоже, что они применяли реткон. – Он улыбнулся Гвен. – Они оставили все на старое доброе доверие. Вот дела.

Гвен изогнула темную бровь.

– Доверие? Оно никогда не срабатывает.

Джек нахмурился.

– Ну, полагаю, когда любовь проходила, у них был свой постоянный выход из ситуации. Может быть, детектив Катлер везучее, чем думает.

Выражение лица Гвен потемнело, когда она бросила последний взгляд на поглощаемую тьмой фигуру.

– В любом случае, что бы там с ним ни случилось, его это сильно выбило из колеи.

– Он оправится. В конце концов, – Джек повернулся к церкви лицом. – Давай уже уберемся с этого богом проклятого дождя.

– Всего лишь вода, Джек, – Гвен отыскала свою улыбку. – Старая, добрая земная вода. Прими ее в объятия.

 

Четырьмя минутами позже улыбка Гвен погасла. Светлую церковь наводнили облаченные в пластиковые спецовки медэксперты и констебль, который усиленно вглядывался в густой лес, но не в сторону места преступления. Гвен его не винила. Какое-то время ни она, ни Джек не говорили. Дождь барабанил по крыше в унисон стуку ее сердца, а потом все стекало в живот. Крови было много.

– Я понимаю, почему детектив Катлер был рад передать дело. – Ее рот не мог решить, хочет ли он быть влажным или сухим, а ноги слегка дрожали. Человек был без сомнения мертв, и несмотря на все, что она видела, присоединившись к Торчвуду, Гвен попала в ситуацию, оказавшись перед выбором вырвать или нет. Она убрала волосы с разгоряченного лица и глубоко вдохнула. Будь она проклята, если потеряет контроль, и ее вывернет перед медэкспертами. Раньше в участке они любили такие вещи.

Джек покрутился вокруг тела, его глаза досконально изучили труп. Он не поднимал головы.

– Все ок, доктор. Мы заберем его.

Эксперт откинул пластиковый капюшон и опустил маску, открывая бледное лицо человека среднего возраста.

– Уверены?

Джек бросил на него взгляд из-под темной челки.

– Если конечно, вы можете сказать мне причину смерти…

Эксперт покачал головой.

– Нет, извините. Никогда ничего подобного не видел. Бессмыслица какая-то, – он замолчал. – Если разберетесь, можете сказать мне, в чем было дело?

– Не можем.

– Так и думал. Чертов Торчвуд. – Он повернулся уйти, а Гвен на миг вспомнилось, каково это было работать полицейским, когда она думала, что все опасности исходят от людей. Она с таким трудом осознала все, что знала теперь. Боже, она надеялась, что Джек больше никогда не станет кормить ее ретконом. Даже если иногда Торчвуд напоминает ей о боли и злости, сейчас появилось ощущение, словно мир осветился всеми лучами света сразу.

– И еще одно, – поднялся Джек. – Он был один?

Эксперт помотал головой.

– Нет, он репетировал с пятью другими. Какая-то группа по классическому вокалу. Один находился в туалете, когда все произошло, а остальных четверых увезли в больницу.

– Ранены? – уточнила Гвен.

– Нет, но в абсолютном шоке. Ни один не может говорить. Они просто сидели на передней скамье, прижавшись друг к другу. Если бы тот, который был в сортире, не позвонил в полицию, они бы наверняка до сих пор тут сидели.

– Спасибо, – сказал Джек и взглянул на Гвен, которая кивнула ему. Она без слов знала, что к их уходу она должна разузнать имена свидетелей.

Повисла неловкая пауза.

– Что ж, тогда оставлю это вам, – вздохнул эксперт. – Полагаю, он вам тут тоже не нужен, – указал он на стоявшего в дверях церкви констебля.

Джек тепло улыбнулся мужчине.

– Спасибо. Когда мы закончим, предупредим тех, кто снаружи. Мы собираемся забрать тело с собой. Ох, и еще одно. – Он вытащил откуда-то из глубины шинели блокнот и ручку и нацарапал номер. – Передайте это детективу Катлеру. Скажите ему, я хочу знать, видел ли он нечто подобное.

– Скажу. – Пластиковые тапочки, надетые поверх обуви, шуршали, пока он спускался к ждущему внизу полицейскому. Когда после отдавшегося эхом хлопка церковной двери воцарилась тишина, Джек уперся руками в бока.

– Ну и что ты думаешь?

Гвен глубоко вдохнула, вновь посмотрела на труп, лежащий в луже свернувшейся крови с заведенными в стороны руками и ногами. Она искренне старалась не видеть кусок нотного листа, ставшего багровым, уроненного в момент нападения, пропитавшего теплую красноту, ноты заплыли друг на друга. Музыка навсегда покинула этот лист. Она старалась не смотреть в раскрытие глаза, чье выражение передавало последние чувства убитого: пустой ужас, страх и кошмарное неверие, что подобное может происходить с людьми.

Посмотри она на все это, ее бы вывернуло. Эти вещи загрязнили бы мысли чувствами, а на это не было времени. Джеку от нее требовалось большего. Особенно когда команда стала намного меньше и получила гораздо больше пустого пространства. Она прикусила щеку, удовлетворившись тем, что резкая боль позволила ей сфокусироваться на необходимости работать. Осторожно,
чтобы не испачкаться в крови, она обошла тело, изучая.

Мужчине было за сорок, лысеющий, судя по бледным щекам, упитанный, наверняка слегка переваливающая черту здоровья полнота, но оценить размеры серединной части его тела было по-настоящему трудно. Что-то разрезало его от подбородка до таза, одним аккуратным сечением. Его одежда, кожа и брюшная полость были вывернуты и лежали на его распростертых руках, как если бы он расстегнул рубашку и широко развел ее полы вокруг себя на полу. Его кишки сползли к тазу, гладкое серое подобие прогнившей колбасы, но из того, что она видела, все остальные органы были на месте. Не то чтобы она была экспертом по вскрытиям.

– По мне, не похоже это на атаку вивла, – наконец выговорила она.

Джек кивнул.

– Ты права. Это не дело рук вивла. Вивлы агрессивны. В их атаках только агрессия и жестокость. А это… – он присел у головы трупа. – А это точено. Я хочу изучить надрезы, когда вернемся в Хаб. Спорю, он был вскрыт одним движением. Невероятно. – Он взглянул на Гвен. – Что-нибудь изъято?

– Исключая его кожу и жизнь?

Джек приподнял бровь.

– Это серьезная деталь, Гвен. Посмотри на тело.

Она посмотрела на красное мессиво.

– Я не чертов доктор, Джек. Откуда мне знать? – Я не Оуэн – вот, что она хотела сказать, но это никого бы из них не порадовало. И в целом, здесь было не место для таких разговоров. Она поняла это по промелькнувшей в темных глазах капитана Джека тени.

– Что ж, тогда тебе нужно потратить немного времени на изучение карты человеческого тела, которая висит на стене в прозекторской. – Его голос был мягкий, но в нем вибрировала боль. Ее печаль была и его печалью. Иногда она ненавидела себя за необходимость переживать все взлеты и падения из-за сущности Гвен Купер.

Она нежно улыбнулась и присела рядом с ним.

– Буду считать это приказом. – Она посмотрела на вспоротый труп. – Так чего не хватает?

Джек указал на горло мужчины чуть ниже места, где оно было разрезано.

– Гортань и голосовые связки.

Гвен пригляделась. По зрелом размышлении, шейная область мужчины вокруг позвоночника выглядела пустой, но она не видела признаков травм.

– Они были вырваны?

Джек мотнул головой.

– Адамово яблоко в порядке, а гортань со всем остальнымдолжны быть ниже. Но выглядит так, будто их вообще не было. Что сделало бы пениеочень затруднительным, – он нахмурился. – Я не знаю ни один человеческийинструмент, который бы мог извлечь их так аккуратно.

Он коснулся почти незаметного блутуз устройства в ухе.

– Янто. Ты там?

Он замолчал, а Гвен подумала о Янто Джонсе, сидящем в тепле Хаба и, вероятно, попивающим кофе. Ей стало любопытно, что он станет делать с этим телом. Скорее всего, в меню ужина пицца входить не будет.

– Был ли всплеск активности Рифта на улице Гадалфа этим вечером? Мы в церкви св. Эммануила, – все еще сосредоточенный на звонке Джек поднялся, Гвен последовала его примеру. Он кивнул, автоматически реагируя на то, что сказали в наушнике. – Хорошо, мы будем в Хабе примерно через полчаса. Мы привезем с собой труп. Подготовь прозекторскую.

Разговор с Янто закончился, Джек повернулся к Гвен.

– Что бы это ни сделало, оно определенно пришло сквозь Рифт. Где-то час назад был всплеск. Янто сказал, что он начал расти за пару улиц отсюда, а тут сконцентрировался. Появился и исчез за минуту.

Улыбающаяся Гвен игриво уперлась одной рукой в джинсы бедра.

– Я могла бы сказать тебе это как только мы пришли сюда. Без всяких потерянных голосовых связок и всплесков Рифта.

– Неужели? – глаза Джека заискрились. – Поделитесь-ка, констебль Купер.

Посмотрев вверх, она указала на некогда впечатляющий витраж в стене. Он был разбит, цветные осколки посыпались внутрь и спрятались в тени у стены.

– Ни один преступник-человек не стал бы забираться сюда в окно на такой высоте, если можно воспользоваться чертовой дверью. – Широко улыбаясь, она изогнула бровь и качнула бедрами, идя по проходу мимо Джека по направлению к выходу. – Я скажу полицейским, что они могут прийти и прибрать тут, сказать?

Джек улыбался и глядел вверх на окно.

– Думаю, пицца сегодня с меня, да?

Гвен рассмеялась и вышла под дождь.

 

Глава вторая

Лифт тихо заурчал, опуская Янто Джонса в тайное сердце Хаба.

Пиджак его костюма был пропитан влагой лившего всю ночь дождя, но он не замечал. Он нуждался в глотке свежего воздуха, который бы дал немного дополнительной энергии, и хотя пончики, что он нес в пакете, вряд ли были особо полезной для мозга едой, они идеально сочетались с чашечкой горячего кофе, который он поставил вариться.

Его плечи слегка ныли от долгого сиденья, уставившись в компьютерный монитор, и несколько минут после того, как поднялся он не мог сфокусироваться. Не удивительно, что Тош носила очки. Янто заметил, что с ростом количества дней без нее восхищение погибшей коллегой росло. И не то чтобы в нем не было уважения к ней при жизни.

Его лицо приятно покалывало от дождя, но чтобы расслабиться требовалось больше чем пять минут ходьбы. Казалось, он будет разбираться в тонкостях компьютера Тош вечно. Он был технологическим тормозом, а Тош играла в высшей лиге. Даже с ее маленькими всплывающими подсказками многое из того, что она делала, оставалось вне его понимания.

 

 

Тяжелая металлическая дверь откатилась, открываясь, и он ступил в теплое освещение Хаба, проигнорировал компьютерную станцию и направился к прозекторской и он ступил
в теполое аясь.подсказками многое из того, что она делала, оставалось вне его
понимания.яд ли были особо полезной . Всплывающие подсказки вызвали улыбку, хоть каждая воткнула иглу в сердце. В духе Тош продумать каждую возможность.

– Кардифф вновь живет звуками музыки, пока город готовится к пятому ежегодному конкурсу любителей оперы…

На телеэкране медленно шли новости, и, опустив пончики, Янто поискал пульт. Он порой любил фонирующий звук, когда работал и это был как раз такой случай, но Джек явно такого не приветствовал.

– …лучшие певцы страны прибудут на подготовку к финалу, который состоится в присутствии состава жюри через 11 дней в Центре Миллениум…

Янто вырубил телевизор и пошел на яркий аромат свежего кофе к закипающей машине. В руках с кофе он спустился в прозекторскую и замер на месте, увидев тело.

– Боже.

Джек поднял глаза.

– Не угадал. Это Ричард Гринвуд. 45 лет, из Ньюпорта.

– Что с ним случилось? – Янто напрочь забыл про кофе, смутно осознавая, что Гвен забирает его из рук. – Не говорите, что вивл.

– Что ж не буду, – Джек обошел стол к другой стороне вскрытого трупа и осторожно поднял оторванный от спины кусок кожи. – Тем более это не так. Что бы это ни было, оно не вивл. – Он свел брови. – Его разрезали одним движением от горла и вниз, но посмотри это поразительно…

– Думаю, мне прекрасно видно и отсюда. – Стоя, где стоял и наблюдая за двумя коллегами пристально вглядывающимся в изуродованное тело, Янто не знал завидовать или немного нервничать из-за способности Джека и Гвен так переносить этот вид. Он знал свои лимиты.

– Я поняла, – воскликнула Гвен. – Кожа и одежда, – она подняла глаза. – кажется, они сплавлены вместе.

Джек кивнул

– Странно, да?

Гвен подошла к столу с другой стороны и приподняла кожу мужчины. Его голубая пропитанная кровью рубашка тоже приподнялась.

– Видите?

Янто стиснул зубы и кивнул

– Просто… замечательно.

Джек приподнял бровь.

– Придает совершенно новый смысл рубашке.

Прислонившись к стене, Янто потянулся к своему напитку. Кофе не выглядел таким же привлекательным, как десять минут назад, но его обжигающий вкус был именно тем, в чем нуждался организм, чтобы бороться с накатывающим чувством тошноты. О пончиках, безусловно, следовало забыть.

– Причины нападения? – умышленно игнорируя тело, Янто посмотрел на Джека.

– Мы знаем не так много. Нужно глубже изучить жертву. Он работал в банке, вовремя выплачивал по кредиту, женат, но детей нет. Более чем обычный Джо.

– За исключением того, что сейчас он мертв.

– Аха, и чтобы ни убило его, оно забрало гортань и голосовые связки в качестве сувенира.

Тошнота была побеждена любопытством. Янто взглянул на вскрытое горло.

– С чего бы кому-то такое делать? – он умолк. – И каким образом?

Джек пожал плечами.

– Думаю, именно это мы и должны выяснить. – Он потянулся за своим кофе. – Что там с Рифтом?

– Наблюдался всплеск активности Рифта после той электрической бури четыре дня назад, но в основном низкоуровневые показатели. Я сделал пару дополнительных анализов и могу сказать… – Янто перевел глаза с ожидающего взгляда Джека на Гвен и обратно, – Только помните, что я не эксперт, я думаю, что, возможно, буря была не совсем природным феноменом.

– Что ты имеешь в виду?

– Я думаю, что над Кардиффом прошла гроза, но ее электрическая составляющая пришла из Рифта, и они смешались. Возможно, и сама гроза была инопланетной.

Джек, хмуро посмотрел на Гвен.

– Мы не проверили показания по буре вовремя?

– Не смори на меня, – мотнула темной гривой Гвен. – Я была дома в постели с Рисом, и мы создавали собственную электрическую бурю.

Внимание Джека вернулось к Янто, и его лицо неожиданно залилось краской.

– Мы были здесь, но мы были… заняты.

Джек вдруг заулыбался.

– О, правда?

Боковым зрением Янто видел, как Гвен переводит взгляд с него на Джека, и сосредоточился на питье своего кофе. Не то чтобы она не знала про них с Джеком, но все равно каждый раз было странно открыто демонстрировать это.

Гвен хихикнула, нарушая неловкость ситуации.

– Значит, мы все упустили из виду.

На Джеке расцвела его лучшая мальчишеская улыбка.

– Или имели… в виду. Зависит от перспективы.

– И что теперь? – услышав из перешучивания, Янто забыл про стыд.

– Давайте положим труп в холодильник на ночь, и посмотрим, сможешь ли ты найти связь между активностью грозы из Рифта и сегодняшним всплеском. По крайней мере, мы будем знать, что имеем дело с прибывшими, – Джек посмотрел на Гвен. – Ты иди домой. Мы можем пойти в больницу и поговорить со свидетелями утром.

– Ты уверен?

– Конечно, я уверен, – он подмигнул. – Давайте выбираться отсюда.

Янто поднял свой кофе.

– Пойду займусь анализом.

– Не так быстро, большой мальчик. – Джек кивнул в сторону трупа. Можешь взяться за ноги. Нам нужно переложить его на тележку.

Застонав, Янто схватился за ботинки, надеясь, что не скорчил рожу. Было то, к чему он никак не мог привыкнуть, работая на Торчвуд.

1. национальное формирование для работы на железной дороге, оказывает свои услуги операторам железной дороги, сотрудникам и пассажирам, передвигающимся по территории Англии, Уэльса и Шотландии, организует полицейскую охрану лондонского метро.

2. западная часть лондонского округа (боро) Хаммерсмит и Фулхэм, расположенная на северном берегу Темзы, вверх по течению от Фулхэма и Челси, между Кенсингтоном (к востоку) и Чизиком (к западу).

 

@музыка: Gordon Haskell - How wonderful you are

@настроение: sleepy

@темы: перевод, торчвуд

---

С Днем Рождения Vylomy!!!

 

Извини, что так поздно, но работа и т.д.

 

С Днем рождения тебя! Желаю тебя покорить еще сотни и тысячи высот и всегда оставаться такой же талантливой!

Меня радует мысль, что мы знакомы, хоть и виртуально.

Будь счастлива

 

!

@темы: с днем рождения

---

В тишине

название: В тишине

автор: Сара Пинборо
дата выпуска: 25.06.2009
Перевод: в процессе
Частей: пролог
переводчик: я

Данный перевод не подразумевает под собой получение материальной выгоды.

Пролог

Пролог

Тяжелые дождевые капли настойчиво стучали в окно, ища путь для проникновения внутрь. Наблюдая за этим с другой стороны комнаты со своей кровати шестилетняя Кейт Хили подтянула одеяла повыше, подведя их под самый нос. Глаза расширены, дыхание учащенное. Всего лишь дождь, она понимала это, но лежа тут в темноте, когда родители далеко на первом этаже, ей казалось, что капли дождя звучат, как пальцы мертвых холодных детей, которые стучат по стеклу, желая пробраться под ее теплую кожу.

Спать. Она старалась уснуть, потому что Шона из школы сказала, что монстры не приходят, когда ты спишь, а Кейт ничего не хотела так, как чтобы монстры оставили ее в покое. На миг она зажмурилась, а когда открыла глаза снова, расслабилась, потому что никакие силуэты не расхаживали по темноте ее комнаты. Никаких мертвых детей. Или монстров. Или может, мертвые дети и были монстрами. В темноте все было монстром.

Слегка дрожа, Кейт жалела, что у нее такое живое и красочное воображение. Она не вполне понимала смысл этой фразы, но что бы это ни значило, оно заставляло ее бояться тех вещей, о которых люди вроде ее родителей даже не думали. Монстры. Мертвецы. Плохие вещи, живущие в темной стране под ее кроватью и вылезающие по ночам. Она видела, как мама и папа дружно качали головой и винили ее в наличии живого и красочного воображения, за то, что будила их посреди ночи, когда им нужно проснуться с утра на работу. Но она ничего не могла поделать с собой, как бы сильно ни хотела. И как она могла объяснить, что в темноте мир меняется. А ее это пугало.

Снаружи подул ветер, унося дождь в другом направлении и даря окнам маленького домика с террасой немного покоя. Кейт выдохнула, а ее сердце стало стучаться почти нормально. Мертвые пальцы ушли, по крайней мере на данный момент. Если бы только она могла видеть другую часть комнаты, ночные часы были бы намного легче. Она покосилась на пустое место на прикроватном столике, где когда-то стоял ночник.

Большие девочки не спят с включенным светом. Вот что сказал ее отец, унося его вопреки всем ее рыданиям. Она почти что пошла и достала его из чулана, когда никто не видел, но отец умел быть по-настоящему страшным, когда злился, и она оставила ночник там, где он был, пока не пришел грубый мужчина и не унес его на всеобщее благо. Отец забрал ночник четыре дня назад, и она не спала нормально с тех самых пор. Было темно. В темноте оживали плохие вещи.

Крепко обхватив плюшевую овчарку Лаки, она свернулась, подтянув колени к подбородку. Несмотря на то, что ее глаза зачесались, она не могла заставить себя закрыть их, зная, что стоит ей это сделать, как все тени в комнате сольются в одну ужасную субстанцию, намеренную задушить ее. Она моргнула. Настолько быстрым движением, что ни одна тень не успела бы задвигаться.

Снизу до нее донеслась мелодия телевизионного детективного шоу, которые обожала мама, напоминая Кейт, что ее спальня не была отдельной темной вселенной, а являлась частью теплого и светлого дома. Мысль немного успокаивала, и пока громкая музыка перетекала в диалог, который она не слышала, Кейт сосредоточилась на внутренних звуках – не дожде и мертвых детях – а живых, человеческих звуках, раздающихся в 9 часов вечера в четверг в Кардиффе. Она была большой девочкой. И она покажет им, что не нуждается ночью в свете.

Поезд прогромыхал вниз в сторону Маелог плейс, и когда она напрягла свой слух, смогла уловить постоянное бренчание двигателя машины, везущей людей в город и прочь из него. Звуки успокаивали ее. Не было ночной тишины. Было не время для монстров. И если бы она только могла уснуть, до того как оно наступит. Чуть ранее она слышала пение хора в церкви Св. Эммануила, и когда поезд завершил свое задыхающееся движение, она поняла, что пение снова зазвучало. Звук доносился слабо, но Кейт могла разобрать голоса мужчин и женщин, когда они брали верхние ноты. Кейт не знала песню, но она была хорошей. Даже свернувшаяся калачиком в своей борьбе с ночным мраком она слегка улыбнулась.

А затем, почти незаметно, что-то мелькнуло в ночном воздухе. Несколькими улицами ниже послышался лай собаки, к которой присоединилась еще пара, прежде чем они зарычали, погрузившись в подавленное молчание. Кейт нахмурилась. Снаружи пронзительно закричали и зашипели кошки. Звуки пения из церкви в ее голове увядали, стук двигателей поезда и шум дождя превращался в ничего.

Бамп. Что-то приземлилось на крышу, и полные ужаса глаза Кейт посмотрели верх, рот немного приоткрылся. Оно было слишком тяжелым, чтобы оказаться птицей или кошкой. Что это? Пот с ладоней стекал на шерсть Лаки. Мамочка. Она хотела к мамочке. Нечто на крыше задвигалось, и Кейт замерла.

С каждым шагом на крыше ее дома звук покидал мир Кейт. Холодная тишина просочилась сквозь щели в черепице и спустилась на чердак, ее когтистые лапы добрались до маленькой девочки, обволокли ее мозг и впились в него острыми когтями, сжимая сильнее, чем она цеплялась за плюшевую игрушку. Ее горло пыталось издать крик, но его не было. На один ужасный миг она не понять как.

Часы за изголовьем кровати тихо прекратили свое медленное тиканье, хоть люминесцентные стрелки и продолжали молчаливый бег. Ее сердце остановило свой панический бой в ушах. Даже внешнее нытье замолкло. Голова была пуста, оторвана от простого регулирования звуков и шумов собственного тела. Одна. Опустошена.

Монстры нашли ее во мраке и не собирались отпускать.

Вдруг она глубоко вздохнула и села, с шумом набирая воздух в легкие. Часы громогласно вернулись к жизни, шелест листьев и простыни бесновался в радостном звуке, и что бы там ни было на крыше, оно покинуло дом.

Кейт не пошла к окну. Она не могла заставить себя сдвинуться с места даже когда услышала дребезг стекла и угасание голосов хора. И не тогда, когда вопли человеческих агоний заполнили улицу и ее голову. Она не была большой девочкой. Она хотела свой ночник.

Спустя пятнадцать минут она, наконец, отыскала свой крик, когда тихие улицы заполнил вой сирен. На этот раз никакое материнское успокоение не могло ее утихомирить. Кейт Хили спала этой ночью с родителями, крепко обняв мать Кару за спину. Она спала там всю неделю и никакие крики отца не могли заставить ее уйти с этого места.

Кейт Хили познала страх, который превратил опасения мрака в детскую забаву. И он был окутан тишиной.

@музыка: Lou Bega - Lonely

@темы: перевод, книга, торчвуд

---

Не в себе

Оригинальное название: In Two Minds
Автор: laligin

Ссылка на оригинал: http://laligin.livejournal.com/37037.html#cutid1

Фэндом: Torchwood

Рэйтинг: PG-13

Пэйринг: Jack/Ianto

Количество слов: 5601 (в оригинале 7000)

Статус: завершен

Саммари: Янто в беде. Проблема в том, что никто этого даже не заметил.

Оговорка: герои и персонажи принадлежат их правообладателям, текст автора, мой только перевод. Ни на что не претендую.

Разрешение на перевод получено

 

Читать дальше

НЕ В СЕБЕ

Тот, кто сражается с монстрами, должен следить как бы не превратиться в одного из них.
Ницше

– Джек?

Джек подпрыгнул и внимательно присмотрелся. После минутной паузы произнес:

– Извини, я… задумался

– Не поранься, – сухо сказал Янто, потом, улыбаясь, протянул ему лист. – Детектив Свенсон, сообщает об еще одной смерти. Причина та же, ранения похожи, и она говорит, что готова поспорить на 50 фунтов, что у него в мозгу имеется такой же имплантат, если ты готов побиться об заклад, конечно.

– Я никогда не бьюсь об заклад на очевидные вещи, – сказал Джек, изучая детальный рапорт. – Окей, позови остальных, поедем посмотрим сами.

Янто кивнул и повернулся к двери, потом обернулся, чтобы увидеть, как Джек поднялся и схватил свою шинель.

– Джек? Она также сказала, что если мы не разберемся с этим, она перестанет давать нам приоритет на местах преступлений по крайней мере в ближайшие три года.

Джек закатил глаза и сказал:

– Поверь мне, мы разберемся. Как только узнаем, что это.

С улыбкой на лице Янто пошел сказать остальным, что появилось еще одно тело – объявление, которое было встречено смиренными
взглядами и неохотным сбором амуниции, пока Янто отправился подготовить SUV.

~*~

Тело, как и восемь предыдущих (те, которые как они знали, были причастны к делу – их могло быть куда больше) было бесцеремонно выброшено в случайном месте (они еще не поняли систему: два было в бухте, три – в канавке на задворках улицы, одно – в самом центре строительной площадки, еще одно в пустом подготовленном к сносу здании и восьмое – на крыше Миллениум центра (Джек отнесся к этому конкретному трупу с особым раздражением); и вот последнее – вываленное прямо у стены тюрьмы на свежем воздухе. Полиции удалось отыскать тент, чтобы прикрыть тело и проявить массу сноровки, чтобы ничего не сдвинуть с места, т.к. они знали, что Торчвуд захочет увидеть все воочию.

Оуэн быстро осмотрел тело. Это заняло меньше времени, чем обычно, потому что он знал, что ищет. Тош сканировала местность в надежде засечь и опознать остаточную энергию. Ничего не отличало это тело от других, на которые их вызывали, но в этот раз они приехали намного быстрее. По словам полицейских, потерпевший появился из ниоткуда (женщина, вызвавшая полицию, сообщила, что проходила мимо тюрьмы, и, обернувшись на шум, увидела лежащий на земле труп). Такие вещи требовали большой энергии, но как говорила Тош, пока они прибывали, от нее не оставалось ни следа.

– Ну, полагаю, вы все обновили свои теории по этому делу? – спросил Джек, когда Янто вез их обратно в Хаб.

– Этих людей ничего не связывает, – ответила Гвен, – Вообще. У них нет абсолютно ничего общего.

– За исключением того факта, что-то приложился к их головам инопланетной хренью, – вставил Оуэн, – Каждый раз одной и той же.

Тош заторопилась поправить его.

– Не одной и той же. Я сравнила все данные, и каждый раз орудие убийства слегка отличалось от предыдущего. Крохотные отличия: усовершенствования. Например, последнее было меньше и выказывало меньше признаков того, что перезагружено.

– И все же оно сработало.

– Да, – нехотя согласилась она, – но в этот раз, кажется, умышленно. Будто его запрограммировали на перезагрузку и отключение по окончании дела. Это и вызвало кровотечение, убившее парня.

– Хочешь сказать, что имплантат или что бы это ни было, с каждым разом усовершенствуется? – уточнил Джек.

– Да, – снова сказала Тош и сказала бы большее, если бы не встрявший Оуэн:

– Подопытные кролики! Все они были молоды и здоровы – каждый из них. Твою-то мать.

Несколько саркастично Тош сказала:

– В таком случае где-то в Кардиффе должна быть тайная инопланетная лаборатория.

– Или над ним, – предположил Джек, – или под, но думаю, мы бы знали об этом. Пока Янто выруливал к невидимому лифту, чтобы высадить пассажиров, Джек продолжал: – Тош, когда спустишься, проверь по сканнерам необычные скопления инопланетных технологий. Янто, я помогу тебе спустить тело.

Трое остальных молча сошли и направились к лифту.

– Ты не участвовал в обсуждении, – отметил Джек, пока Янто заезжал в гараж.

– Верно замечено, сэр, – тихо ответил Янто, паркуясь, сошел и включил свет, когда дверь гаража автоматически захлопнулась. Он прошел к багажнику SUV, чтобы достать тело, но Джек остановил его.

– Я хочу знать, что ты думаешь, – тихо произнес он, потом улыбнулся и погрозил: – Не заставляй меня все делать самому. Я оценю, если поделишься своим мнением.

Янто улыбнулся и сказал:

– По правде говоря, Джек, у меня на самом деле нет теории. Я уверен, рано или поздно мы докопаемся до истины, но не могу придумать ничего полезного. Поэтому нет никакого смысла гадать.

Джек ухмыльнулся.

– Ты мог бы не быть таким уклончивым?

– Должно быть, мог бы, если бы подумал над этим, – ответил Янто. Капитан приблизился, приобнял Янто за спину и улыбнулся еще шире, когда тот ответил, кладя руки Джеку на шею.

– Мы должны перенести труп, – тихо сказал он Джеку, но не возражал, когда тот поцеловал его вместо ответа. Следующие несколько блаженных минут его внимание было поглощено обнимающим, крепко прижимающимся и нежно целующим его Джеком. Но в конце концов он оттолкнул Джека и выпутался из его объятий со словами: – Ладно. Мы можем продолжить это позже.

– Ловлю на слове, – улыбнулся Джек и последовал за ним к багажнику. – Ноги или голова?

– Ноги, – строго ответил Янто, Джек вздохнул, но послушно взялся за головную часть мешка с трупом. Они достали его из SUV и потащили к лифту в Хаб. Джек с трудом произнес:

– Знаешь, нам действительно нужна больничная каталка.

Янто посмотрел через плечо, чтобы понять куда они идут.

– Я уже говорил. Завтра ее починенную вернут. Но я все еще советую запретить Оуэну устраивать гонки между каталкой и компьютерными креслами.

– Так вот в чем было дело? – казалось, Джек удивлен. – Он сказал, что отвозил тело в морг и споткнулся.

Янто лишь фыркнул, а Джек покачал головой и пробормотал проклятие в адрес Оуэна, когда голос последнего вспыхнул в коммуникаторах.

– Какого черта, вы так долго?

Они остановились, и Джек переместил свой край трупного мешка так, чтобы суметь поднести одну руку к коммуникатору.

– Оуэн, ты хочешь сам после этого таскать свои трупы?

– А, ну, просто поторопитесь, – проворчал Оуэн и отключился.

~*~

Бросив оунэвское тело в прозекторской, Джек пошел проверить продвижения Тош в анализе устройств (сканнеры ничего не выявили) и работу Гвен по выискиванию связей между жертвами. Янто по просьбе Гвен оправился готовить всем кофе.

Остальную часть дня в Хабе было тихо. Оуэн и Тош начали обсуждать имплантаты, когда он принес последний. Проходя мимо спустя пятнадцать минут, Янто увидел, что они поглощены 3D симуляцией человеческого мозга на компьютере Тош.

Гвен копалась в распечатках данных по девяти жертвам, сравнивая их второй час кряду. Как она сообщила Янто, принесшему ей третью
чашку кофе, с момента возвращения в Хаб она выяснила, что жертвы жили в Кардиффе, были в возрасте от 24 до 31, не женаты и имели цифру «3» в государственном страховом полисе. Помимо этого, за исключение того, что все были умерщвлены вживленным в мозг инопланетным имплантатом в течение последних 24 часов, их ничего не связывало. Она была уже склонна поверить в теорию Оуэна, что рождало уйму новых вопросов.

Прими они теорию Оуэна о «подопытных кроликах», не особо продвинулись бы вперед. Они не могли узнать, что за устройство тестировалось, пока в этом не разберется Тош. Оуэн упивался версией о контроле над разумом, хотя сама Тош больше предполагала, что это было своего рода мониторинговое устройство, наподобие чипов, которые периодически используются в разного рода операциях. Янто и Гвен еще не определились, кого поддержать.

Наконец-то Джек приказал сворачиваться, и все начали собираться. Тело было отправлено в морг, когда Оуэн решил, что узнал о нем все, что мог, остальные сохранили незавершенные дела и отключили компьютеры. Янто видел, как все уходят в сторону лестницы, и плюхнулся рядом с Джеком на диван.

– Почему так, – спросил Джек, водружая ноги на кофейный столик, а руку закидывая на спинку дивана, чтобы Янто мог прислониться, – что дни, когда ничего не происходит, самые изнурительные?

Янто улыбнулся и подразнился:

– Если ты устал, я пойду домой.

– Только попробуй, – угрожающе сказал Джек. – Ты обещал продолжение, помнишь?

Янто пробормотал:

– А я всегда держу обещания, – он позволил поцелую Джека прогнать нахлынувшие воспоминания о Лизе.

~*~

Утром Джек и Янто занимались разбором мелких происшествий в Кардиффе, предоставив остальным продолжать работать над основной проблемой. Они собирали всю информацию о необычных вещах и провели пару допросов. Около десяти, когда они собирались провести очередные опросы, позвонила Тош и сообщила, что около замка из Разлома выпал голографический прожектор, который голографирует в настоящее время пустыню там, где должны быть деревья и не могли бы они разобраться с этим?

Вздохнув, Янто вызвался добровольцем продолжить беседы и встретиться с Джеком в Хабе. Когда он съехал на обочину, чтобы высадить Джека, то был неожиданно вознагражден поцелуем в щеку, улыбкой и торопливым «Ты слишком хорош для меня», прежде чем Джек выскочил и захлопнул дверь. Янто улыбнулся сам себе и все еще продолжал улыбаться, когда наконец припарковался и поспешил на встречу.

Он сделал шаг-другой и Кардифф исчез.

~*~

Ему потребовалось несколько минут, чтобы сориентироваться. Но к тому моменту он уже был привязан к гладкой поверхности не в силах даже повернуть голову, не помня переходного момента из вертикального положения в горизонтальную неподвижность в Кардифф… о Боже. Кардиффской инопланетной лаборатории. Он действительно ненавидел, когда Оуэн оказывался прав.

– Объект в сознании. Начать тестирование.

Янто закрыл глаза. И начал кричать, потому что он не хотел закрывать глаза. А еще хуже было то, что крик не раздавался. Вместо этого он был напуган собственным голосом, произнесшим: «Обеспечен контроль над голосом». Сказано было не по-английски и не по-валлийски, что напугало его даже больше того, что он понимает язык, на котором они говорили. Он снова открыл глаза, ремни ослабли. Дезориентированный и окончательно перепуганный он обнаружил, что сидит, затем встает, встречаясь лицом к лицу с похитителями, борясь за контроль над собственным телом.

– Реакции нервных окончаний в полном порядке. Все системы функционируют превосходно.

Янто посмотрел перед собой, все еще пытаясь закричать, пока вокруг него кружили гуманоидного вида фигуры. Их глаза и формы были скрыты под костюмами из белой материи и тонированных защитных масок. Они использовали устройства для проверки его пульса, дыхания, подносили их к глазам, ушам и вискам, а он беспомощно поворачивался и двигался.

– Отлично, – медленно сказал один. – Контроль адекватный. Объект каким-то образом подготовлен, и мы не можем извлечь необходимую информацию. Следует провести оперативное расследование. Продолжать вести его рутинный быт и использовать все наши достижения для сохранения обмана.

– Нужно внести несколько изменений, – не согласился один из похитителей. – Нельзя рисковать потерей контроля, пока имплантат полностью не подготовлен. В любой ситуации, где взыграют его естественные гормоны, имплантат перестанет работать.

Все пятеро замолчали.

– То есть?

– Нельзя позволить, чтобы его интимные отношения с главой Торчвуда продолжались

– Харкнесс весьма недоверчив, – вставил другой. – Неожиданный разрыв заставит его заподозрить неладное.

– Из этого можно извлечь выгоду, – отозвался первый.

Казалось, они договорились между собой, и один из них махнул Янто, чтобы он вернулся и лег на стол, закрыл глаза, ведя борьбу за контроль вплоть до того, как вырубился.

~*~

Час дня встретил Янто, раздающим в Хабе ланч. Ему самому было плохо от того, как легко его кукловоды могли перенять стиль его жизни, что никто даже не заметил. В самом деле Гвен, Оуэн и Тош его вообще едва ли замечали, не думая твердя благодарности и возвращаясь к работе. Только Джек, стоящий в дверях офиса, уделил ему внимание.

– Ты опоздал на час. Что тебя так задержало?

– Они оказались разговорчивыми, – заставили произнести с улыбкой Янто, внутри молящего Джека расспрашивать его дальше и понять, что все не так уж и в порядке. Его голос продолжил: – Ничего нового они не сказали. Я собирался как раз разложить отчеты по файлам, но если ты хочешь прочесть их…

Вдруг Янто ощутил ужасное чувство, что надежда выскальзывает из рук. Он знал, что отчетов нет, но понимание того, как спокойно лгут
кукловоды, заставляло его волноваться. Беззвучно плача, он молил Джека ухватиться за эти слова. Разве ты не видишь? Бог мой, помоги мне! Но он оставался неуслышанным. Вместо того, чтобы примчаться на помощь Джек сказал:

– Нет, спасибо. Скажи, если что-то существенное всплывет. О, и спасибо за ланч.

Нет, пожалуйста! Джек, сделай что-нибудь!

Янто беспомощно смотрел и слышал, как его заставляют сказать:

– Не за что, сэр, – с небольшим наклоном головы. – Я буду наверху, если вдруг кому-то понадоблюсь.

А потом он развернулся и, не торопясь, пошел наверх, изо всех сил желая вернуться назад, броситься на Джека и заставить понять, что нуждается в помощи. Его отчаянию не было предела.

~*~

День для Янто прошел мучительно медленно с небольшим моментом триумфа, когда он обнаружил, что похитители не знали его кодов. В остальном он был вынужден вести себя более или менее нормально, пока другие не разошлись по домам. Тогда ноги привели его вниз по лестнице, и Джек, сидящий за столом, поднял глаза и улыбнулся. Янто заставили ответить улыбкой.

– Привет, красавец, – игриво сказал Джек, в блаженном неведении, что Янто внутри рыдал и стенал, призывая Джека на помощь и болезненно понимая, что Джек ничего не слышит.

– Есть планы на вечер? – спросил Джек, откидываясь на спинку кресла и любуясь огибающим стол и приближающимся к нему Янто. Отстраненно смотря через свои собственные глаза, Янто выкрикивал сотни отрицаний, пока его голос приносил извинения изогнутыми в мягкой улыбке губами. Довольное выражение лица Джека трансформировалось в разочарованное.

– Ладно, – тихо произнес Джек, – если ты так устал…

– Как ты и говорил, – ответил Янто, когда его плечи пожались, – дни, когда ничего не происходит, самые изнурительные.

Это натолкнуло Янто на неприятный вопрос: как многое кукловоды «исследовали»? И как долго? Он думал об этом без особых надежд на ответ, пока его тело ложилось в кровать и кукловоды отключили его мозг так же легко, как и свет.

~*~

Несколько следующих дней поработители настойчиво пытались отыскать коды для отключения внутренней системы безопасности. Он знал, что у них уже есть доступ в систему видеонаблюдения, а посредством Янто они могли входить и выходить через основные двери. Но судя по тому, куда они пытались найти доступ, он догадался, что пришельцы хотят отключить внутреннюю защиту и, используя вещественный транспортер, с помощью которого похитили его самого, вывезти из Хаба инопланетные технологии. Их останавливало только незнание кодов отключения внутренних заслонов и доступа к архивам системы безопасности. И они злились.

~*~

 

На четвертую ночь после своего похищения Янто наконец-то остался в Хабе один. Для других день прошел хорошо: Тош продвинулась в анализе имплантатов (не без помощи Оуэна) и была близка к выявлению сигнала, который временно изолировал доступ контролеров к имплантатам. Джек, как он понял, перестраивал сканнеры на обнаружение инопланетной технологии, схожей с имплантатами, в надежде найти новых жертв до их смерти, ну или хотя бы расположение лаборатории. Все были успокоены отсутствием новостей о смертях и решили пойти выпить, чтобы отпраздновать это. Янто заставили отстаивать право остаться и прибраться в помещении. Он был раздражен, что все так быстро согласились с этим.

Но вместо уборки, кукловоды пользовались его глазами, высматривая пароли Тош и Джека. Они усадили его за компьютер, вошли его руками в учетные записи и удерживали пальцы на кнопках, стирая файлы. Он пытался сопротивляться, но вместо этого был загнан на задворки сознания наблюдать, как шансы на спасение уничтожены его же собственными руками.

Пришельцы пытались проникнуть в архивы безопасности, и он немного позлорадствовал, когда его руки сжались в кулаки при выскочившей надписи «Доступ запрещен». Наконец, он выключил компьютер, и его тело было перенаправлено к столу Джека; пальцы рыскали по документам в ящиках, как бы сильно Янто ни сопротивлялся, слепо проклиная похитителей и стараясь побороть контроль.

– Янто, что ты делаешь?

Он взглянул на Джека, застигнутый по локоть в личных документах капитана и надеясь, что уж это-то заставит Джека осознать неладность (Боже, молю, прояви милосердие).

– Ищу кое-что, – произнес предательский голос, а Джек сложил руки, выглядя мало убежденным.

– Что? – спросил он тихо, а контролеры Янто позволили паузе слегка затянуться, думая над ответом, и под конец выбрав единственное, что они знали, точно было в столе.

– Твой список с кодами.

Джек обошел стол, приближаясь, руки Янто выбрались из ящика и задвинули его.

– Проблема в том, – спокойно сказал Джек, – что ты уже знаешь все коды, которые должен знать.

Внутри Янто ликовал, даже когда Джек схватил его за подбородок и заставил взглягуть в глаза, мягко спрашивая:

– Зачем ты лжешь мне?

Рука Янто схватила джеково запястье и, отводя его, заговорил:

– Я не лгу.

– Я не верю тебе, – выдохнул Джек, смотря вниз на свое запястье в захвате Янто. Злость прошла так внезапно, что Янто был сбит с толку на мгновение. Но кукловоды не были.

– Извини, – ласково сказал он. Свободная рука поднялась и погладила Джека по щеке. Сознание Янто вновь завыло. Нет, Джек, нет, умоляю. Боже, нет, не сдавайся, помоги мне! Однако голос ровно выговорил:

– Мне следовало спросить, знаю. Я просто забыл комбинацию от сейфа и хотел перепроверить предметы. Не думал, что бы станешь возражать.

Джек снова вздохнул, закрыл глаза и повернул лицо навстречу ласке Янто, пробормотав:

– Зачем ты хочешь перепроверить предметы? Что тебя беспокоит?

– Обычная паранойя, – услышал себя Янто и всхлипнул: Джек, ну сделай же что-нибудь!

Джек поднял глаза и встретился с ним взглядом.

Неожиданно свободная рука Джека метнулась к шее Янто и притянула его для сильного страстного поцелуя. Тогда Янто задумался, не станет ли его вялая реакция ключом для осознания Джеком происходящего, но кукловоды отреагировали им не так, как он ожидал. Наоборот, когда Джек приблизился и крепче сжал Янто в объятиях, он почувствовал, как сильнее прижимается к Джеку и поворачивает голову, давая тому больший доступ к своему рту, отвечая на поцелуй далеко не так, как предполагал. Контроль над собой все еще принадлежал не ему.

Джек откинул его на шаг, припер к стене и сам прижался к нему, целуя Янто до бесчувствия. Когда он прервал поцелуй, оба тяжело задышали. Он провел губами по шее Янто, мурлыча:

– Приходи ко мне сегодня. Сейчас.

– Я… я не в том настроении, – услышал Янто свой голос. Джек замер напротив его шеи, потом поднял голову и уставился.

– Даже после такого поцелуя?

Янто заставили взъерошить волосы Джека, губы растянули в улыбке.

– Не сегодня. Я хочу пойти домой и отдохнуть.

– Можешь здесь поспать, – мягко предложил Джек. – В моей норе есть сменная одежда.

Головой Янто покачали, руки поводили по волосам Джека так, как никогда до того, и капитан порассматривал его еще немного, а потом отпустил и отступил, распутываясь из объятий Янто.

– Хорошо, – сказал он. – Уходи.

Внутри Янто распался на части, но признакам этого не позволено было проявиться. Наоборот, он направился к дверям без возражений, с одной только быстрой улыбкой и «Спокойной ночи» Джеку.

– Янто, – внезапно позвал Джек, и он обернулся. – Ты… Ты не…Дело ведь не в ком-то другом, да?

Страданиям Янто суждено было умножиться, так как кукловоды скривили его губы и произнесли за него с коварной улыбкой:

– С чего ты так решил?

Его заставили повернуться и уйти, прежде чем Джек успеет еще что-либо сказать, но Янто успел заметить вспыхнувшие в глазах Джека эмоции, быстро им подавленные. Мелькнула мысль, что гнев подстегнет Джека раскопать правду. Но все зашло так далеко, что Янто попридержал надежды, чтобы они вновь не рассыпались в прах.

После подобного поражения он уже не смел надеяться на спасение даже в своих мучительных снах этой ночью, не умея забыть выражение оскорбленной ярости, мелькнувшее на лице Джека, когда он не стал отрицать, что спит с кем-то на стороне.

~*~

Следующим утром, приступив к привычной рутине в Хабе, он нашел Джека, сидящим за столом конференц-зала с закинутыми на стол ногами. Он смотрел мультики на прожекторе и ел рисовые чипсы прямо из пакета, как попкорн. Джек не смотрел и не заговаривал, пока Янто смахивал пыль, собирал файлы, папки и валяющийся вокруг мусор. Только когда Янто собрался уйти, он сказал:

– Знаешь, это забавно.

– Что? – услышал свой вопрос Янто, уныло мечтая только о том, чтобы рассказать обо всем Джеку.

– Люди, – объяснил Джек. – Мы никогда ничему не учимся. Люди продолжаю твердить: "Будь осторожен в желаниях" или "Слишком хорошо для правды", но никто по-настоящему не слушает этого. Мы просто продолжаем желать и желать и удивляемся, если что-то идет неправильно.

Он съел очередную порцию хлопьев и указал на мультфильм, говоря полным ртом:

– Вот, что забавно. Каждое новое желание этого малыша все только усугубляет, и мы предвидим это. Привыкли к такому. Ожидаем. Мы знаем, что это случиться, потому что так бывает в реальности и всегда сбивает нас с ног. Мы никогда ничему не учимся. Если ты хоть раз попытаешься быть счастливым, вручить всю свою веру и надежду кому-то или чему-то, вся вселенная сговориться, чтобы разрушить любое твое мгновенье совершенства. Даже детские телешоу знаю об этом.

Он все еще не оборачивался. Потом тихо сказал:

– Этого достаточно, чтобы сделать человека злым, – он поднялся, кладя пакет с чипсами на стол, и пошел к двери. Он остановился и посмотрел, когда пакет с хлопьями упал, рассыпая содержимое по полу, потом поднял глаза на Янто, встречая его взгляд.

– Я искренне надеюсь, что он того стоит, Янто, – пустым голосом сказал Джек и вышел, ничего не добавив.

~*~

К тому времени, когда Янто закончил пылесосить пол конференц-зала (не стандартная процедура, но он был слишком несчастен и убит
горем, чтобы беспокоиться, что его кукловоды не могут справиться с настолько обычной задачей), подтянулись остальные. Когда все расселись по своим местам, он принес им первый за день кофе, и тут раздался крик Тошико: «Вся моя работа!», – когда обнаружила, что все файлы стерты.

Его быстро приблизили к ней, изо рта посыпались вопросы и предположения. Он почти перестал обращать на что-либо еще внимание, свернувшись где-то в глубине сознания, оставляя все это захватчикам.

Но Тош исподлобья уничижительно взглянула на свой компьютер, проклиная его себе под нос, затем взяла свой ноутбук и начала загрузку файлов с него, нетерпеливо объясняя Янто:

– Все в порядке. Я сделала копии. Просто раздражает заново все переписывать.

– Умница, – тихо сказал Джек, прислоняясь к двери своего кабинета. – У меня та же проблема, но я не делал никаких копий. Пришлось всю ночь восстанавливать все с самого начала. Хорошо, что у меня отличная память на такие вещи.

Тош одарила его смущенной улыбкой, когда он тяжело взглянул на Янто, затем повернулся, вошел внутрь и сел перед компьютером. Ноги Янто быстро понесли его наверх. Он почувствовал, что внутри вновь возгорелась искра надежды.

~*~

Захватчики до сих пор не могли попасть в его учетную запись, и хотя они, несомненно, изучали все через видеонаблюдение со своей базы, все же упустили момент, когда Тош разослала всем предупреждения, что запускает кое-какие тесты, которые могут конфликтовать с другими системами, и они должны чаще обычного сохранять результаты своих работ. Янто вернули к неизменной рутине вплоть до приготовления кофе для поддержания уровня энергии сотрудников в середине дня.

Его руки даже не успели положить первую чашку на стойку, как появился Джек, закрыл дверь и сказал:

– Янто, нам надо поговорить.

– Полагаю, нам больше нечего сказать друг другу, – заставили с оттенком злобы произнести Янто.

– Ох, еще очень много всего, – ответил Джек. – Не о нас, возможно, но определенно про это дело.

Янто был повернут, бровь приподнята для изображения удивления. Джек выглядел рассерженным.

– Не потрудишься объяснить, в какие игры ты играешь? – произнес он резко, и руки Янто развелись в жесте пораженной невинности.

– Не понимаю, о чем ты, – выговорил он.

Джек шагнул, обвиняющее тыкая ему лицо пальцем.

– Ты все прекрасно понимаешь. Вчера я вернулся и застал тебя, копающимся в моих вещах. Когда я спросил тебя, что делаешь, ты накормил меня байками о забытых кодах. Так вот когда ты ушел, я проверил свой компьютер. И что я, по-твоему, обнаружил – вся моя работа по сканнерам пропала. Не сбой компьютера, просто стерто много файлов. Сегодня пришли остальные, и то же самое произошло с Тош, именно тогда, когда она поняла, как изолировать и заблокировать сигнал имплантата. Странное стечение обстоятельств, не так ли?

– Я все еще тебя не понимаю?

– Не прикидывайся идиотом, Янто, тебе это не идет, – резко сказал Джек. – Ты сделал всё, что мог, чтобы уничтожить все наши находки против этой технологии. И я хочу знать зачем?

Джек, просто сложи дважды два! Боже, не будь таким глупым! Янто боролся, чтобы закричать ему, понимая, что находится в очень опасной ситуации. Если Джек не сделает последний рывок – и не придет к верному заключению – тогда его захватчики могут разнервничаться и решить, что он не стоит того риска, чтобы продолжать игру. Пришельцы уже доказали, что от убийства их ничто не удерживает, и они достаточно рассержены провалом. Если Джек не придет ему на помощь как можно быстрее, он может считаться трупом.

О Боже, Джек, помоги мне!

– Ты думаешь, я как-то причастен? – услышал он свой сильно рассерженный голос. – Святые небеса, Джек, я знаю, ты расстроен, но это уже чересчур. Не думаешь же ты, что…

Неожиданно ограничения испарились, он запнулся, все оборвалось, что было так странно после долгого контроля. Он открыл рот для крика и из него посыпались слова, которые уши распознали, как:

– Джек, помоги, помоги, помоги мне! Они забрали мой мо… зг, и я не могу, не могу, но это не я. Господи.

Он выпрямился, чувствуя на лице хмурое выражении и не умея убрать его. Джек без выражения разглядывал его.

– Я…

Но контролеры Янто сомневались. Джек продолжал молча за ним наблюдать.

– Ты меня о чем-то спросил? – тихо спросил голос Янто. Джек замер, потом мягко ответил:

– Не важно, – он колебался. – Думаю, я получил ответ. В любом случае, я был не прав, что сердился на тебя.

Янто вынудили кивнуть, про себя он заскулил «Джек? Прошу…» А Джек повернулся и прошел в комнату. Его собственное тело развернулось к стойке. Он вновь сопротивлялся, кричал и плакал, но его миг свободы миновал.

~*~

Джек закрыл за собой дверь и прислонился к стене комнаты, прикрывая лицо и стараясь взять себя в руки. Ему удалось остаться беззвучным, и как только он смахнул слезы с глаз, побежал к Тошико сообщить, что система подавления сигнала работает.

~*~

Десятью минутами или около того спустя Янто кружил вокруг рабочей площадки, расставляя по столам чашки с кофе, ничего не говоря и настолько занятый зарыванием в собственное горе, что даже не заметил, как никто не встречается с ним глазами. Когда он повернулся к лестнице, Гвен, кусая губу, загородила ему путь. Смутно он различил свой голос, уточняющий может ли он чем-то помочь, когда отовсюду потянулись руки, сжимающие его и выкручивающие его руки за спину. Джек и Оуэн схватили его за воротник и лацканы и потащили в прозекторскую. Он кричал и вырывался.

– Что вы делаете? Отпустите меня!

Как бы сильно кукловоды не заставляли вырываться, его дружно игнорировали, усадили на операционный стол и привязали ремнями. Оуэн налаживая ограничитель шеи, замер и пробормотал «Прости, приятель», Джек извинений не приносил.

Захватчики Янто перестали сопротивляться, когда поняли, что ему не сбежать. Вместо этого потребовали объяснений у каждого из членов команды, повернули голову к Гвен и Тош, стоящим с широко распахнутыми глазами наверху лестницы. Дрожащим, напуганным голосом он спрашивал:

– В чем дело? Пожалуйста, что произошло? Почему вы это со мной делаете? Ответьте мне! Джек! Прошу…

Джек игнорировал его, но Гвен достаточно сомневалась, чтобы спросить:

– Джек, ты точно уверен?

– Уверен в чем? – протрепетал голос Янто.

– Да, – ответил Джек.

Оуэн взял сканнер и поднес к Янто, которого заставили нервно сглотнуть и потянуть ремешки со словами: «Что ты собираешься делать? Пошел прочь!»

Не обращая на него внимания, Оуэн сумел поднести сканнер к голове Янто вопреки попыткам последнего увернуться. Спустя мгновенье Оуэн выговорил: «Черт» и убрал аппарат. Он вздохнул в полной тишине и сказал остальным:

– Имплантат там. Активизирован.

Гвен напугано вдохнула, Тош бросилась к компьютерам, Джек сложил руки и спокойно уточнил?

– Кто вы и что вам нужно?

На этот раз пауза затянулась надолго. Янто медленно досчитал до пятидесяти, прежде чем захватчики определились и заставили его ответить:

– Дай мне код для отключения внутренней системы безопасности и пароль к архивам безопасности.

– Наконец-то, – сказал Джек, – мы немного продвинулись. – Кто вы?

– Дай нам коды.

– Чего вы хотите от нас? Может, договоримся?

Снова повисла пауза. Наконец, тело Янто расслабилось, и поработители сказали его губами:

– Нам нужны ваши технологии. Они вам не принадлежат, и мы можем найти им куда как более лучшее использование.

– Это звучит разумно, – сказал Джек, и губы Янто были растянуты в улыбке. Капитан продолжил: – Но для чего вы будете их использовать?

– Для улучшения мозгового имплантата, – сухо произнесли посредством Янто. Про себя он шептал «Нет, Вы не можете. Даже ради меня вы не можете позволить им…».

– А для чего он вам? – спросил Джек, продолжая говорить, сбивая их с толку. – Все, что как я видел, он умеет – это убивать людей или забирать их волю, делая узниками в собственном сознании. Не уверен, хочу помогать вам в этом.

В голосе Янто прозвучали нотки праведного негодования, когда он ответил.

– В его помощью мы положим конец войне на нашей планете, длящейся веками. Мы принесем мир, положим конец кровопролитию и
бессмысленным смертям.

– Как благородно с вашей стороны, – отреагировал Джек. – Но меня все еще интересует, кто вы такие.

Несколько минут Янто молчал.

– Мы ученые. Наша планета разделена на две фракции. Кальтзианская Федерация и Миросский Альянс. Нейтральности больше нет – любая нейстральная территория была захвачена в бою. Нам надоела война. Она уничтожила культуру и предотвратила развитие всего, что не дает преимущества в войне. Каждый ученый думает над решением, которое завершит войну. Имплантат – решение.

– Что вы делаете на Земле? – рассудительно спросил Джек. – Разве вы не должны быть дома и работать над устройством.

– Мы… – Янто замолк, спустя пару мгновений – остальные осторожно следили за ним – его объяснение продолжилось. – Мы не сошлись во мнениях с правительством. Нас оставили доканчивать свое исследование, и мы уже так близки к этому. Помогите нам.

Джек с секунду или две смотрел в пол, потом тихо спросил:

– Скажите мне, в чем именно вы не сошлись с правительством?

– В нашем исследовании, – сказали захватчики Янто, вновь привнося в его голос негодование. – Они пытались осудить наши методы, и мы ушли.

– Позвольте предположу, – пусто сказал Джек. – Они не позволили опыты на живых существах. Поэтому вы притащились сюда и провели их тайно. И вы думаете, мы вам поможем?

Поработители Янто сузили его глаза и, ясно понимая, что им наотрез отказано, отвергли переговоры и жестко сказали:

– Вы поможете нам или он умрет.

– Нет, минуточку, – начал Джек, но его резко прервали:

– Дай нам коды отключения. Сейчас же.

– Послушайте, – вновь попытался Джек. Янто неожиданно начал сопротивляться захватчикам, выдыхая: «Нет, молю, нет», пока они пользовались его голосом, тихо говоря: «Вы вынудили нас».

Джек замер, и Янто заставили медленно вдохнуть и выдохнуть. Потом он замер. Какую-то долю секунд Джек просто смотрел на него, а потом резко позвал:

– Оуэн.

Хмурящийся доктор подался вперед. После беглого осмотра Янто он взглянул на Джека.

– Мы ничего не можем сделать, – сказал он. – Они полностью отключили дыхательную систему. Имплантат всецело управляет его телом через мозг. Даже если мы попытаемся подать воздух в легкие, они остановят это. Он задохнется через пару минут.

Джек вновь посмотрел на Янто, и нерешительность ясно читалась в его глазах. Оуэн и Гвен наблюдали за ними двумя, не произнося ни слова, а потом Джек снова попытался договориться с кукловодами Янто.

– Слушайте, отпустите его, и мы все обговорим. Я за то, чтобы приносить мир на другие планеты. Уверен, мы договоримся.

Губы Янто улыбались, но он не дышал. Наоборот, глаза закрылись, и Оуэн поспешил проверить пульс.

– Джек, его сердцебиение замедляется, – сказал он. Янто кричал про себя: «Помогите! Помогите мне! Не позволяйте умереть, пожалуйста, пожалуйста!»

Джек выглядел все более отчаявшимся, видя, как Янто медленно погружается в вечный сон прямо у него на глазах, вынужденный выбирать между безопасностью всей команды и жизнью своего любовника. Прошла еще минута и Джек, оттолкнул Оуэна, хватая Янто за плечи и крича:

– Хорошо, Ницше, пароль Ницше. Отпустите его!

Янто сделал вдох.

– Мудрое решение, – произнес его голос. – Теперь мы…

– Есть! – крикнула Тош из-за компьютера, и Янто вдруг обнаружил, что стонет:

– Джек?

Джек схватил его за руки и одарил успокаивающей улыбкой.

– С возвращением, – сказал он, повернулся и крикнул: – Пора, Тош!

Когда он вновь обернулся, Янто плакал.

– Эй-эй, – выговорил Джек удивленно, поднял руку и провел по щеке Янто, смахнул большим пальцем несколько слезинок. – Ты в безопасности. Все в порядке.

– Ты дал им пароль, – прошептал Янто. – Я им больше не нужен. Как только они войдут в систему, отключат подавляющий сигнал, перезапустят имплантат и убьют меня.

– Нет, – начал было Джек, но его окликнула Тош. – Мне нужно идти. Доверься мне, – он вскочил по лестнице.

Гвен присела, занимая его место около Янто.

– Ты не умрешь, дорогой. Просто подожди и увидишь. Все будет хорошо.

Янто вымучил улыбку и пробормотал:

– Вечный оптимист. Я рад, что ты пришла в нашу команду, хоть никто тебе этого и не говорил. Присмотришь за ними? И скажи Тош, что она красавица и может гордиться тем, насколько умна. И Оуэн…

– Если начнешь сентиментальничать со мной, я сам тебя убью, – отозвался Оуэн. Янто коротко рассмеялся.

– Просто следи, чтобы они были живы, – сказал он, Оуэн слегка растянул губы и кивнул: – Я прослежу за этим.

Янто повернул голову, чтобы посмотреть за спину Гвен на лестницу, но Джека видно не было. Очень тихо он произнес:

– Скажите Джеку… скажите ему… – он поколебался, потом встряхнул головой и, замолчав, откинулся. – У меня есть семья, – мягко сказал он. – Скажите им, что я пожертвовал жизнь на что-то полезное. И не надо никаких ящиков, я не… – он снова умолк, почти справился со слезами и сказал: – Я оставляю… – и сорвался на хриплый крик, тело выгнулось из-под ремней, по нему прошла судорога боли.

Он не замечал ни Гвен, в страхе отпрыгнувшую назад, ни вернувшегося Джека, придерживающего его и кричащего на Оуэна. Все, что он чувствовал, было агонией, глаза зажмурены, из них ручейками текут слезы, боль сконцентрировалась в центре головы, а в руку чем-то тычется Оуэн. Его крик перетек в тихое постанывание, постепенно боль отходила, побежденная тем, что вколол ему доктор. Он начал осознавать, что сдерживающих ремешков больше нет, сам он сидит в объятиях Джека, лицом уткнут в шею капитана, а последний раскачивает его и шепчет:

– Все хорошо, все хорошо, все хорошо. Я здесь, ты в безопасности…

Еще через некоторое время ему даже удается заговорить. К этому моменту боль уже полностью подавлена, он слегка шевелится, еще слабо, кашляет охрипшим горлом. Он слышит, как Джек говорит Оуэну и Гвен: «Идите поздравьте Тош», а потом губы Джека накрывают его свои. Поцелую удается подарить невероятно успокаивающее ощущение. Янто отодвигается и вновь зарывается лицом в шею Джека, спросив:

– Что произошло?

– Тош закончила со сканнерами и смогла определить местонахождение их корабля, с которого они управляли имплантатом. Подавляющий сигнал проник в их поле, – рассказал Джек. – Мы попали в цель. Распылили их.

– Как? – захрипел Янто, прижимаясь к нему.

– Помнишь инопланетное оружие, которым сбили корабль Сикоракс на прошлое Рождество? – спросил Джек и подождал, чтобы Янто кивнул у него на шее, прежде чем продолжить. – Ты никогда не задавался вопросом есть ли у нас подобные штучки?

Янто не дали шанса ответить, потому что Джек втянул его в еще один поцелуй, прерывая его, только чтобы прошептать: «Рад, что с тобой все в порядке», и вновь взялся за его губы с завидным энтузиазмом.

А Янто отвечал ему поцелуем с не меньшим пылом, просто радуясь, что жив.

@темы: переводы, фанфики, джек харкнесс, янто джонс, торчвуд